Доверие странная субстанция, можно поверить прохожему и оказаться правым, а случается, прислушаешься к самому себе и отчаянно ошибёшься. Поэтому никогда точно не предугадаешь, в какой момент и чему именно надо верить. Потому, наверное, много людей пропадает бесследно на нашей небольшой планете – из-за доверия или наоборот, его отсутствия. Но как только понимаешь, мол, прогадал, не стоило вестись на ласковые речи и ехать в лесную глухомань, следует тут же что-то предпринимать, такое, после которого обязательно останешься жив. Как, например, Лиз, молодая ещё женщина, посетившая фамильное гнездо суженого и практически сразу же почувствовавшая неладное. То-ли это шоколадный торт гостеприимной горничной свёл с ума девушку, то-ли разряженный воздух шелестящей чащи, однако она как будто становится безвольной и только и может что видеть ужасные миражи. И если бы ни её природная любознательность и какая-то генетическая память, так и стала она одной из многих, чья жизнь явилась началом продления существования другого.
С недавних пор имя Осгуда Перкинса стало появляться в кинохрониках с завидной частотой. После леденящего Собирателя душ, когда всем показалось, что на арену вышел новый сильный игрок в жанре ужасов, эти упоминания стали бесчисленными. Долго обсуждался феномен картины с Николасом Кейджем, её особенный, пробирающийся до костей, ужас. Публика пошумела на славу тогда. Правда, после Обезьяны по Кингу, которая скорее явилась ироничной издёвкой, а не продолжением успеха, всё более-менее встало на свои места и закон всемирной справедливости взял верх. Стало понятно – Перкинс прекрасно завладевает вниманием зрителя, очень хорошо манипулирует и использует прочие приёмы, дабы напугать нас, и особенно дотошен с картинкой. Но в части смыслового наполнения, ему ещё предстоит поработать над основой своих будущих произведений. Как и в данном случае, где, казалось бы, можно было бы сочинить некий синтез двухсотлетнего развития вечного зла, навести эфемерные мосты идей и локаций, режиссёр предпочёл осовременить народное сказание и заточить его в голове одной женщины. Получилось очень красиво, достаточно атмосферно, но без раскручивания многообещающего зачина с множеством женских кричащих лиц.
Те условные границы, призванные отразить этапность развития бессмертия, они подчёркнуто прозрачны. В доме это панорамное остекление, особенно входные двери с искажённой поверхностью, через которую словно призрак будет смотреться всякий посетитель. Это же способствует единению человека с дикой природой, до которой буквально рукой подать. Бурлящая прозрачная речушка, ещё одно отражение и мост между прошлым и настоящим, все эти зеркала создают необходимый антураж, нужное состояние у публики, постепенно готовящейся к чему-то допотопному и потрясающему. Однако это было бы слишком просто (или банально), и вместо резкого набирания оборотов, когда аудитория этого меньше всего ждёт, Перкинс чуть прибавляет газу, но не шумит об этом. Он, сначала убаюкав нас вместе с героиней Татьяны Маслани, не пытается резко отрезвить, а дозированно добавляет смысловых лекарств в эту его капельницу для зрителя. И вместо катарсиса и вакханалии на экране мы получаем мистическую фольклорную психоделию, с финалом, достойным современной повестки о переборовшей все невзгоды сильной женщине и её мести подлому самцу.
Крипер скорее тревожный аттракцион на треть ожиданий от постановщика Собирателя душ. Здесь прекрасные кадры в сочетании с видениями Лиз делают своё волнующее дело и не оставляют равнодушным. Однако заявленный жанр «ужасы» не раскрыт вообще и те немногие моменты действительного страха мы испытывает только глядя в многоликую физиономию праматери всех фурий фамильного дома Малькома. К тому же Перкинс достаточно часто прибегает к компьютерной графике, отчего действо выглядит больше пародией и напоминает условный советский мультфильм о Халифе-Аисте, а не самобытной драмой ужаса. Безусловно, кино станет интересно и по такой интерпретации феномена каннибальского бессмертия, тем более глядеть на экран одно удовольствие, но фильм мы запомним не по эмоциям страха и беспокойства, а по его метафорично-кислотным галлюцинациям Лиз. И если нам когда-нибудь захочется воспользоваться ещё одной женской душой, сильно схожей с первоисточником нашего могущества, стоит быть осмотрительнее, ведь она может оказаться прямым потомком той ведьмы, которую мы когда-то приручили. И тогда уже наше сознание будет одурманено, а голова погружена в банку с мёдом.