День обещал быть спокойным, но Анна чувствовала привычное напряжение в груди — то самое, что всегда появлялось перед встречей со свекровью. Она готовилась, будто сдаёт экзамен, хотя бы и знала: какой бы ни был результат, Тамара Аркадьевна найдет, к чему придраться.
На кухне благоухал лимонный пирог — рецепт, которым когда-то сама свекровь гордо делилась, уверяя, что он «прост, как жизнь», но у Анны каждый раз получался по-своему нежный. Она тщательно расставляла тарелки, поправляла свежие тюльпаны в вазе, которые уже слегка поникли.
— Может, не стоит так переживать? — Сергей, как всегда, сидел на диване с пультом, даже не повернув головы. — Мама всё равно будет недовольна. Расслабься.
— Спасибо за поддержку, — сухо сказала Анна.
Сергей пожал плечами, словно ему совершенно всё равно, и снова уткнулся в экран. Это тоже было частью их ритуала перед визитом Тамары Аркадьевны: Анна металась по дому, а Сергей притворялся, что не слышит.
Главным подарком для свекрови Анна выбрала ультрасовременный аромадиффузор — компактный, с несколькими режимами, безопасный, сделанный из прочного стекла, с мягкой ночной подсветкой. Она мечтала, что тёплый запах лаванды поможет женщине расслабляться вечерами, когда болит голова и ноет спина. Анна выбирала долго — читала отзывы, сравнивала модели, даже консультировалась с фармацевтом по ароматическим смесям.
Аромадиффузор казался ей идеальным жестом заботы. Но Анна заранее знала: подарки — это поле боя.
Ровно в три раздался стук в дверь. Свекровь всегда приходила минута в минуту — так она демонстрировала дисциплину и уважение, хотя на деле это было напоминанием, что «опаздывать некрасиво».
Анна открыла дверь.
— С праздником, — произнесла Тамара Аркадьевна и вошла, оглядываясь, будто оценивая чистоту стен и качество уборки. В руках у неё был пакет — большой, старомодный, будто купленный ещё в те времена, когда пакеты стирали и складывали в комод.
— Спасибо, проходите… — Анна взяла пальто.
— Цветы у вас… — свекровь склонилась над тюльпанами, — уже поникли. Я тебе говорила: их надо жестко подрезать и в кипяток. Но кто ж меня слышит.
Пассивная агрессия появилась с первых секунд, как всегда.
За столом первые минуты шли гладко. Анна старалась быть внимательной, вежливой. Тамара Аркадьевна рассказывала, как соседка Галина Михайловна «своих детей держит в ежовых рукавицах, и у них порядок», не забывая покоситься на Сергея, который ковырял вилкой салат, будто из чувства протеста.
— А вот, держи, Анечка, — наконец сказала свекровь, вытаскивая свой пакет. — Я для вас старалась. Это — на долгие годы. Чтобы помнили.
Анна развернула сверток. Внутри была стопка салфеток и кухонных полотенец, вышитых вручную: красно-синие орнаменты, строгие геометрические линии, петухи и узоры, напоминающие старинные рушники. Они пахли нафталином и чем-то ещё… молью, что ли.
— Очень… интересно, — сказала Анна.
— Не «интересно», а ценность! — поправила Тамара Аркадьевна. — Я их целую осень вышивала. Руки болели, глаза, но я всё равно. Чтобы в доме было красиво, по-семейному. Не эта ваша… — она кивнула на стеклянную этажерку с подсветкой, — современная холодность.
Сергей хмыкнул, но промолчал.
Анна погладила жесткий узор кончиками пальцев. Ей было неловко: полотенца выглядели так, будто их надо выставлять за стеклом в музее народных промыслов, а не вешать на стильную хромированную кухню.
— Спасибо, правда, — попыталась она улыбнуться.
— Теперь моя очередь? — спросила свекровь, с видимым удовольствием отодвигая подаренные полотенца.
Анна подала ей коробку, перевязанную лентой.
Тамара Аркадьевна открыла. Внутри лежал аромадиффузор — спокойный матовый серый цвет, минималистичная форма. Женщина нахмурилась.
— И что это?
— Аромадиффузор. Он помогает расслабиться, снижает тревожность, освежает воздух. Очень полезная штука… — голос Анны внезапно дрогнул. — Я долго выбирала.
Свекровь взяла диффузор двумя пальцами, будто боялась испачкаться.
— Какая-то стекляшка… — протянула она. — А куда это вставлять? Это что, от розетки работает?
— Нет, он автономный. Просто наливаете воду, добавляете масло…
— Масло? — брови свекрови полезли вверх. — Чужой запахи в доме? Да у меня голова от них разболится! Я свои духи еле переношу, а ты мне тут чужой химией воздух портишь.
— Это не химия…
— А что же? Натуральное? — свекровь усмехнулась. — Сейчас всё натуральное только на словах. А сделано где? На одном заводе с освежителями туалетов!
Анне стало горячо и стыдно, как будто она действительно подарила что-то оскорбительное.
Сергей отвёл глаза, делая вид, что ничего не слышит.
— Тамара Аркадьевна… — тихо начала Анна, — я хотела сделать вам приятно.
— Приятно? — перебила свекровь. — Приятно — это когда человек вкладывает душу. Как я — в эти полотенца. А это… — она снова покачала диффузор, — безделушка. Через год сломается. Деньги выкинула — и всё.
Слова ударили больнее, чем Анна ожидала.
Она замолчала, потому что почувствовала: если сейчас скажет хоть слово — сорвётся.
А воздух уже был густой, как перед грозой.
Анна попыталась сделать вдох глубже, но воздух будто не проходил. Она взглянула на полотенца — на их строгие узоры, ровные стежки, выполненные руками, которые, вероятно, дрожали от напряжения и возраста. Аромадиффузор на фоне этих «вечных» вещей действительно выглядел слишком современным, слишком хрупким. Но ведь она выбирала его с такой же любовью.
— Я… старалась, — наконец сказала Анна. — Вы же часто жалуетесь на бессонницу. Я думала… может, лаванда…
— Лаванда?! — свекровь даже привстала. — Откуда ты знаешь, что мне лаванда нужна? Я что, просила? Я всю жизнь ромашку использовала, она мне помогает. Но ты, конечно, знаешь лучше. Ты у нас всё знаешь.
Сергей вздохнул и чуть заметно закатил глаза. Он будто физически ощущал, как две женщины начинают медленно, но уверенно превращать стол с пирогом в поле сражения.
Анна почувствовала, как у неё вспыхнуло лицо.
— Я не хочу знать «лучше». Я хочу заботиться. Понимаете? Мне важно, чтобы вам было комфортно.
— Комфортно мне, когда меня слушают, — жёстко сказала свекровь. — А не когда дарят стеклянные штуки, которые я и включить-то не смогу! Инструкции, масло, вода… Накрутить чего-то… Да кому это надо? Я по старинке привыкла. Просто. Надёжно. На века!
— Но полотенца… — Анна глотнула. — Они же… ну… не совсем для ежедневного…
— А ты думала, я их для кухни вышивала?! — свекровь снова повысила голос. — Это же приданое, можно сказать! Я их планировала передать твоей дочери. Чтобы у неё были семейные вещи! А ты… — она ткнула пальцем, — ты даже одним не пользуешься! Всё у тебя «не подходит», «не вписывается». Вам, молодым, всё не так, всё не то. А уважение? А традиции?
У Анны внутри что-то хрустнуло.
Ей было обидно — до боли, до слёз, которые она глотала, чтобы не дать свекрови победу. Она смотрела на эти полотенца и думала о том, что в них действительно вложен труд. Но ведь и она вкладывала себя: выбирала, читала, думала о здоровье, о душе. И сейчас обе их заботы — две разные, чуждые друг другу — столкнулись лбом.
— Тамара Аркадьевна, — тихо сказала Анна, — давайте признаем честно: мы просто по-разному выражаем любовь. Вы — традициями. Я — удобством. Вы — тем, что делаете сами. Я — тем, что ищу лучшее и полезное. Это не хорошо и не плохо. Просто разное.
Секунда тишины. Громкая, невыносимая.
Сергей замер, будто кто-то поставил его на паузу.
Тамара Аркадьевна медленно приподняла подбородок.
— Значит, моё — старьё, а твоё — правильное? — спросила она ледяным голосом.
— Нет… я не это имела в виду.
— Так и скажи тогда: мои подарки — хлам. Я старомодная. А ты — современная. И всё вокруг — под твою моду!
Анна сжала кулаки.
— Я всего лишь сказала, что эти вещи не подходят к нашему дому. Они красивые, они ценные, но они… колючие. И пахнут нафталином. И я не знаю, как их использовать, не разрушив их!
— А не надо использовать! — выкрикнула свекровь. — Их надо беречь! Потому что в них — память! Род! Семья! А ты… — она махнула рукой, — тебе важнее стеклянные лампочки, которые через год выбросишь!
— Я не выброшу! Давайте я вам покажу, как он работает…
— Мне не нужен урок от тебя! — резко прервала та. — Мне не нужен твой диффузор, твои современные штучки. И, если уж на то пошло, мне не нужны подарки, которые ты покупаешь просто потому, что «так принято»!
— Я не потому что принято…
— Конечно, потому! — свекровь стукнула ладонью по столу. — Поставить галочку — вот что тебе нужно!
Сергей наконец поднялся.
— Мама, хватит. Анна старалась.
— Не вмешивайся! — сказала свекровь, даже не повернувшись к нему. — Ты всегда на её стороне. Потому что тебе удобно. Потому что она тебе мир держит в порядке, пока ты телевизор смотришь. А мои подарки вам — лишние!
Анна почувствовала, что всё — точка невозврата пройдена.
Свекровь резко встала, взяла сумку и свой большой пакет.
— Я ухожу. Раз вам мои вещи не подходят — пусть стоят здесь, как напоминание. А твой… диффузор — забери себе. Может, пригодится. Для атмосферы.
Она подошла к двери, но перед тем как её открыть, обернулась:
— Вы молодые всё время говорите о заботе. А сами не слышите людей вокруг. Вам кажется, что если вещь новая — значит, хорошая. А если старая — значит, мусор. Но любовь не измеряется режимами подсветки. Любовь — это то, что делают руками. Время. Терпение. То, чего у вас нет.
Дверь захлопнулась так, что по стенам будто прошлась трещина.
Анна долго сидела на кухне, глядя на стол, где боком лежал аромадиффузор — тихий, беспомощный, как щенок, который не понял, почему его выгнали.
Сергей бродил по комнате, то и дело открывая рот, чтобы что-то сказать, но не находя слов.
В конце концов он тихо произнёс:
— Ты… могла бы промолчать. Чуть-чуть. Она ведь… старая.
Анна подняла голову медленно, будто её шея стала каменной.
— А я не старалась? — спросила она.
И тишина в доме стала такой плотной, будто её можно было резать ножом.
Прошла неделя. Потом вторая. Тамара Аркадьевна не появлялась. Сергей говорил с ней по телефону раз в субботу — сухо, отрывисто.
Анна смотрела на полотенца, аккуратно сложенные на комоде. На диффузор, так и не открытый. На напряжение, которое поселилось в доме так же надежно, как аромат нафталина в подарок свекрови.
И всё думала:
как два человека, желающие добра, могут так сильно ранить друг друга, просто потому что заботятся «по-разному»?
Мне важно услышать вашу точку зрения. Оставьте комментарий и ответьте на два предложенных вопроса — так мы сможем взглянуть на историю глубже.
- Можно ли считать, что забота теряет ценность, если она не совпадает с ожиданиями другого человека?
- Почему людям порой так трудно услышать не слова, а намерения — и что мешает им увидеть заботу там, где она есть, но выглядит иначе?
