Катя случайно проходила мимо дома Лидии Борисовны. Влад на поминках отца напился, пришлось его с соседом на машине домой отправлять.
Сама она осталась, помочь столы разобрать, да посуду перемыть. Припозднилась. Пешком домой к Кузьмичёвым отправилась.
Короткий путь как раз лежал мимо дома соперницы. Именно так Катя и воспринимала Эву. Хоть Владька и говорит ей о том, что семья у них, сыном нагулянным не упрекнёт никогда, а всё равно свербит в душе.
Не может Катя успокоиться и смириться. Понимает она умом, что всю жизнь Влад будет по своей первой любви сохнуть.
Калитка к дому Лидии Борисовны была нараспашку, в приоткрытую форточку истошно надрывался кот.
Зайти ли? Может, дома её нет? Если нет, то неудобно. Скажет ещё, что по чужим дворам Катя шастает не спросясь.
Беспокойство пересилило. Толкнув незапертую дверь в дом, Катя вошла внутрь.
— Баб Лид, дома ты? — громко прокричала она. В сенцах было темно, хоть глаз коли. Наощупь Катя добралась до ещё одной двери. Возле неё и орал кот, который, не успела она дверь открыть, стремглав бросился на улицу.
— Баб Лид, я тут мимо проходила ...
Катя видела, что старушка в зале сидит, в кресле. Экран чёрно-белого телевизора рябит. Но только подойдя ближе и за плечо её тронув, Катя отпрянула. Будто неживая бабушка сидит, и глаза крепко сомкнуты. Лицо, как восковое.
Подавив испуганный крик, Катя к соседям кинулась. У них телефон проведён, скорую хоть вызвать. Жива или не дышит уже, Катя не поняла со страха.
Долго стучала к Олеське, пока та, зевая широко и потягиваясь ,не открыла.
— Ну? Что надо?
Катя сбивчиво объяснила про Лидию Борисовну. Олеська сама вызвала скорую, и только спустя час машина притормозила возле дома бабы Лиды.
Она была жива, но в критическом состоянии, и если бы Катя не решилась к ней зайти, то вполне могла бы умереть.
— А так сейчас её в область повезут. Откачают, не дрейфь. Баба Лида старой закалки, ещё нас всех переживёт — похлопала Олеська по плечу Кати.
— Может, Эвелине позвонить? Бабушка всё-таки, неужели не приедет к ней? Ведь пока она там лежать будет в больнице этой, ей и бельё сменное, и покушать надо привезти.
— Катюх, а твоя какая печаль, да забота? Ты вон своими проблемами занимайся. Куда Эвелинке звонить-то? Никто же не в курсе. Если только подружайка её, Томка. Сходи до неё, да спроси телефон, и сама звони, сообщай.
Катю всю передёрнуло при одном лишь упоминании о Тамаре. Конечно же, она не пойдёт к ней никогда. К этой ненормальной.
— И на том спасибо, Лесь.
Кота Лидии Борисовны Катя с собой решила забрать. Кто знает, сколько старушка в больнице пролежит? Выпишется, заберёт. А пока у них пусть поживёт, всё повеселее.
Влад успел проспаться, протрезветь и до самого темна со скотиной управлялся.
— Умер Петя, да? — вдруг медленно, с расстановкой, будто только разговаривать научилась, спросила Вера Пантелеевна.
Катя от неожиданности даже подпрыгнула. Неужто речь к свекрови вернулась?
— Вера Пантелеевна, миленькая ... Да как же это ... Ой, как здорово, что вы заговорили! Сейчас Владика позову!
Но свекровь лишь головой покачала. Глазами она приказала Кате присесть на край кровати. Руки-ноги всё так же, как плети, лежали поверх одеяла. Ей то жарко, то холодно было.
— Я тоже долго ... Не поживу. Хочу успеть сказать ... С Тамаркой не связывайтесь. Злая у неё порода, в прабабку мою пошла. Та отшельницей всегда жила, да зло людям несла. Гены, они, оказывается, вон через какое поколение проявились ... Влада береги, он тебя со Стёпкой не обидит. Что не мой кровный внук — прощаю тебя. Ты за мной ухаживала несмотря ... Несмотря на моё плохое к тебе отношение. Родная дочь и то ни разу не пришла, а ты рядом всегда. Теперь понимаю я, что хорошая жена сыну моему досталась.
Тяжело говорила Вера Пантелеевна, всё время прерывалась, дышала с громким свистом.
— Вы отдыхайте, мама — Катя чуть ли не плакала — поживите ещё для нас. Влад только отца похоронил, если и вы ещё покинете его, то совсем он сдаст.
Вера Пантелеевна взволнованно захлопала глазами.
— Нельзя ему руки опускать. Тамарка хитрая, всё тогда отберёт. Мы вам с отцом на квартиру в городе копили. Если Томка деньги сыщет, всё себе возьмёт. Не научили мы её с отцом, не умеет она делиться ни с кем, а брата ненавидит.
Слёзы медленно скатились из уголков глаз Веры Пантелеевны.
-Давайте не будем об этом. Мы вас, Вера Пантелеевна, вытащим. Главное, что сейчас вы заговорили. Это чудо просто какое-то. Завтра же за фельдшером сбегаю, пусть посмотрит вас. Может, скоро и руки заработают?
Катя улыбалась, глядя на свою свекровь. Никогда она не думала о том, что будет так радоваться за Веру Пантелеевну. Как за родную мать. Хотя она и так ей, считай, как мама. Ведь сердце Кати к Владу такой сильной любовью переполнено, что она даже Томку готова простить и полюбить. Только бы никто больше их не покидал. Хватит уже с них испытаний, выдохнуть бы ...
***
Эву грубо втолкнули в камеру. Железная дверь за её спиной с тяжёлым лязгом захлопнулась, будто навсегда обрубив возможность вернуться в привычный для неё мир. Прижав руки к груди, Эва привыкала к полумраку камеры. Была глубокая ночь. Кто-то громко храпел, кто-то сопел. Спёртый воздух ударил в лицо — смесь затхлости и давно немытого тела.
В полумраке угадывались фигуры. На верхних нарах, на нижних. Эва так и стояла возле двери, боясь пошевелиться. Разве могла она когда-нибудь подумать, что попадёт в такое злачное место? В голове билась одна-единственная мысль: что будет с ней дальше? Неужели срок? А Рафик? Почему так получилось?
— Ещё одна… — раздался хрипловатый голос из тёмного угла — Мест и так нет, а их всё пихают.
Эва судорожно сглотнула слюну. Она не знала, куда встать, куда сесть. Всё казалось враждебным: узкие нары, стол с облупившейся краской, раковина в углу, от которой тянуло сыростью, и маленькое зарешёченное окошко под потолком.
— За что? — раздался всё тот же хриплый голос. Женщина приподнялась на локте. Тусклый свет луны осветил немолодое морщинистое лицо и седые пряди, собранные в пучок.
— Я… не виновата — прошептала девушка. Голос дрогнул. Слова прозвучали жалко и неубедительно.
Раздались невидимые смешки.
— Тут все не виноваты — бросила другая, моложе. Она тоже проснулась и спустила босые ноги на пол. Татуировка на её левом запястье бросалась в глаза — По крайней мере сначала не виноваты, а потом как статью УК присобачат, да дело заведут, то вся невиновность в унитаз сливается. Чего стоишь? В ногах правды нет.
Кто‑то вздохнул недовольно, пробормотав лишь: "Дайте поспать". Тишина в камере СИЗО накалялась, как горячий воздух. Эва пробежалась глазами по сторонам и опустилась на краешек свободных нар, чувствуя под собой твёрдую холодную поверхность.
— Пока ничего не бойся — прошелестело над головой — привыкнешь. Сначала всем страшно.
Эва подняла лицо. Сверху на неё смотрела её ровесница. Её чёрные угольные глаза сверкали в темноте, а смуглое лицо осветила белозубая улыбка.
— Да разве можно привыкнуть? — Эва сжала кулаки. Её всю трясло — я даже не представляю, сколько…
— Лучше не представляй — перебила девушка — пускай всё своим чередом идёт. Иначе съедят.
— Кто?
— Мысли. Спи ложись. А то утром на допросе, как варёная будешь. Отдохни хорошенько, расслабься. Авось, что и образуется.
Эва легла на спину. Как тут можно расслабиться? Она устремила тоскливый взгляд на окно, где светила бледная луна.
Девушка закрыла глаза. Всё рухнуло, как карточный домик. Она не верила, что Рафик мог её как-то подставить. Нет. Возможно, его и самого сейчас схватили и обрабатывают. Где-то и что-то они с ним упустили в своём плане.
— Ты плачешь, что ли? — раздался полушёпот черноглазой сверху.
Эва сдавленно ответила: "Да".
— Плачь. Здесь пока можно. Потом реже будешь, да и не дадут. Меня Рада зовут. Я цыганка. А тебя?
— Эва ... Эвелина Самарина.
— Отлично, будем знакомы, несмотря на то, что место совсем неподходящее для знакомства. Но что поделать, не мы такие, жизнь такая.
За железной дверью стучали шаги, звенели ключи. Где‑то далеко, за множеством дверей и замков, шла другая жизнь. Свободная жизнь. В камере же она будто остановилась, и так мерзко было внутри, что к горлу подкатила тошнота.
Эва шумно втянула в себя воздух. Теперь он был для неё чужим, а свобода - несбыточной мечтой. Отчаяние страшно пульсировало в висках. Неизвестность пугала. С чего начнётся завтрашний день? Что ей нужно будет сказать? Как объяснить? Ведь о таком повороте событий они с Рафиком даже не предполагали.
Эва до последнего верила, что и он попал в ловушку.