— Самарина, на сегодня ты свободна — Тарасов небрежно выбил сигарету из пачки и, прикурив, откинулся на спинку стула.
Он чувствовал себя на коне, изощрённо действуя на психику этой девки и применяя унизительные методы при допросе.
Поменьше выкобениваться будет, а то возомнила о себе. Обыкновенная баба, и чего в ней такого особенного? Красивая, конечно ... Но их таких полно по Москве и за её пределами.
Тарасов прикормленным был и точно знал, что дуру эту использовали, как пешку в большой игре. Ему же установку дали — посадить.
Убежать у неё получилось бы, естественно. И даже с комфортом пожить в какой-нибудь тёплой солнечной стране, а потом через пару лет даже смогла бы вернуться, безболезненно и без каких-либо проблем.
Но это при хорошем раскладе. При плохом — она мешала, стала костью в горле. И её решили устранить в места не столь отдалённые. Могли бы и иначе "устранить", да пожалели.
Ну, да ладно. Это всё ленивые рассуждения о пустом.
Тарасов с наслаждением затянулся и выпустил кольца дыма в потолок, мысленно подсчитывая свои финансы.
Жену побаловать сможет, мальца своего. Честность Тарасов в себе давно уже искоренил. С развалом СССР каждый стал выживать, как мог и умел.
Преступность не искоренить, а кушать хочется всегда.
В этот раз дело плёвое. Улики есть. Так что скоро в суд передаст, а там уже пусть прокурор старается и судья. Срок Самариной светит немалый.
В дверь негромко постучали.
— Войдите! — Тарасов продолжал курить, направив прищуренный взгляд в сторону двери. Сейчас он находился в прекрасном расположении духа, но уже через секунду от хорошего настроения не осталось и следа.
На пороге его кабинета возник Михаил Панченко, известный, как Миша Пан.
Это был рослый цыган под два метра. Ярко-красная рубашка, расстёгнутый ворот которой являл взору массивную золотую цепь. Поверх небрежно наброшена кожаная куртка.
Чёрные смоляные кудри падают на лоб. В крепких руках барсетка, на поясе тёмных брюк широкий ремень с внушительной бляшкой.
Пан уверенной и вальяжной походкой, стуча каблуками своих остроносых ботинок, приблизился к столу Тарасова и, приподняв на лоб тёмные очки от солнца, насмешливо произнёс:
— Ну здорово, гражданин начальник. Давненько мы не виделись.
Слегка трясущейся рукой вдавив окурок в пепельницу, Тарасов мысленно послал этого цыгана ко всем чертям, сам же, выдавив из себя подобие улыбки, поздоровался в ответ.
— Миша, какими судьбами? Вы вроде снялись из Москвы и подались на юга.
Пан поставил свою барсетку на стол следака, сдвинув кипу папок на край.
Оседлав стул и положив локти на деревянную спинку, Миша уставился своими чёрными глазами на Тарасова.
— А то ты не догадываешься, зачем я здесь. Твои нехорошие служивые девочку нашу прямо с поезда повязали. Нехорошо. Разобраться бы надобно.
— Рада Золотарёва? — мгновенно смекнул Тарасов. Цыганка в СИЗО чалилась у них на данный момент только одна — Миш, ну там всё по-честному. Ты в курсе сколько при ней дури было?
Пан свёл на переносице широкие чёрные брови. Тонкие ноздри его орлиного носа раздулись.
— Гражданин начальник, девочке всего шестнадцать. Какая дурь? Домой девочка ехала, к папке с мамкой. Образованная она у нас, дочка баро. В Москве в техникуме учится, на каникулах к родителям съездить решила. Мы ждём её, ждём. А её всё нет и нет. И тут мне сообщают, что "закрыли" цыганочку нашу. Как решать вопрос будем?
— Кто сообщил? — отрывисто спросил Тарасов. Он стал искать на столе протокол задержания Золотарёвой.
— Не суть. У меня везде свои осведомители. Ну? Время — деньги. И так до Москвы всю ночь гнал. Гайцам ручку пришлось позолотить. Как от сердца оторвал.
Жадность Миши была всем известна. Он просто так никогда деньгами не разбрасывался, и если приходилось свой "лопатник" опустошить, то потом три шкуры сдирал в отместку.
— Ну, вот. Вот же протокол задержания. На, сам смотри — Тарасов нервно сунул Мише в руки бумагу и, зажав в зубах сигарету, снова прикурил.
Пан протокол смял и, достав зажигалку, поджёг.
— Ты что делаешь? — вскочил Тарасов.
— Был протокол - и нет протокола — Миша Пан положил остатки бумаги догорать в блюдце, в котором почтеннейший служитель правопорядка обычно тушил окурки от сигарет.
Тарасов побелел, потом побагровел. В его кабинете?! Такое наглое самоуправство???
— Думаю, Миша, в это раз ты все границы перешёл. Не получится у нас с тобой договориться.
Цыган был абсолютно спокоен. Достав из барсетки диктофон, он включил запись, на которой Тарасов полгода назад обсуждал с баро цену за свои услуги и прикрытие по наркоте.
Пьяный и расслабленный его голос по чём свет крыл РУБОПовцев и существующую политическую ситуацию, плавно перепрыгнув на чеченский конфликт.
Пан щёлкнул кнопкой. В кабинете стало тихо.
— Ну что? Теперь будем договариваться? — тихо, но внятно спросил он.
Тарасов утробно откашлялся и опустился обратно, на свой стул. Схватившись за телефонную трубку, он приказал привести к нему в кабинет задержанную неделю назад цыганку.
***
— Самарина, ты тут тихо сиди. Я своим скажу, и тебя освободят — Рада подсела к Эве.
— Вряд ли. Мне уже никто не поможет. Улики серьёзные против меня. Следователь мне всё популярно объяснил.
Эва прижалась спиной к холодной стене. Ей было плохо и постоянно мутило. Она не понимала сама, как ещё держится. Кормили отвратительно. Ни умыться, ни помыться. Отхожее место вызывало отвращение.
Неужели к этому можно привыкнуть? Внутри уже пустота была. Ни слёз, ни мыслей. Тарасов во всех красках расписал её ближайшее будущее.
Рафик числился погибшим. Нет его. Как она могла себя защитить? Ей и мотив уже приписали: месть Говорову за гибель своего любовника-бандита.
— За деньги всё можно — шепнула Рада, ободряюще сжав руку Эвы — ты только не кисни раньше времени. На меня положись.
Окошко в железной двери приоткрылось.
— Золотарёва, готовься на выход.
Глаза Рады заблестели. Наверное, кто-то с её стороны приехал за ней всё-таки.
Заведя руки за спину, Рада встала возле двери. Эва ей по душе пришлась. Хоть и старше неё, а что-то родное она в ней почувствовала.
Железная дверь лязгнула, приоткрывшись.
— Выходи, Золотарёва.
***
Катя пришла к матери. Со Стёпкой повидаться, да новости обсудить. Про свекровь рассказать, что речь к ней вернулась. Может, и на поправку пойдёт.
— За родную мать так радовалась бы — обиженно пробурчала Ирина Олеговна.
— Мам, ну что ты переворачиваешь вечно всё! Ведь мне же легче будет, если Вера Пантелеевна хоть немного станет дееспособной. Я могу Стёпку тогда от тебя забрать.
— Нет уж, мы со Стёпкой привыкли вдвоём. Без него мне совсем тоска будет. Заболею, и сдашь меня в дом-интернат. Слыхала про Лидию Борисовну?
Катя перестала тискать сына и попросила его с котёнком пока поиграть. Решила она его к матери принести, пусть тут поживёт.
— А что с ней? Всё хорошо?
— Не хуже свекрови твоей слегла. Откачать-то её откачали, а ухаживать за ней некому. В больнице же не будут держать всё время. Поэтому, скорее всего, в дом для престарелых и инвалидов определят её.
— Это кто же тебе рассказал? У нас тут прям новости со скоростью света распространяются, как я погляжу. Эве зато позвонить никто не догадался. Баба Лида ведь не сирота.
Ирина Олеговна усмехнулась.
— Ты, Катька, новости совсем что ли по телевизору не смотришь? Загремела Эвелинка в тюрьму. У нас вся деревня об этом только и гудит. Видно, поэтому и Лидию Борисовну удар хватил. Шутка ли. В убийстве депутата обвиняют. Вот тебе и красавица писанная. Прикатила на машине сюда, похвастаться. Вот и расскажи Владику своему. А то сохнет небось всё по ней.
Катя промолчала. Она ещё немного посидела у матери, поиграла со Стёпкой, погулять с ним сходила и вернулась к Кузьмичёвым. Это был не её дом. И Влад зря рассчитывает на него. Вера Пантелеевна права, деньги нужно из тайника забирать и в городе жильё присматривать, хозяйство потихоньку сбывать. Иначе Томка быстро со всем этим распорядится, и Влад останется тогда ни с чем.
Быстро из головы Кати вылетела новость об Эвелине Самариной. Своих проблем полно. Для успокоения души, Катя проверила тайник, про который свекровь ей рассказала. Пересчитала. Всё на месте. От сердца сразу отлегло. Решила она, что как только Влад домой явится, то на серьёзный разговор Катя его выведет. Томка зря словами не бросается. Мстительная она. А то будут тянуть, подстроит им с Владом какую-нибудь пакость.