Ольга сидела за ноутбуком, пытаясь сосредоточиться на отчете, но в голове — стальной грохот.
Их мечта, их почти купленная трехкомнатная квартира, буквально висела на волоске. Они с Максимом год копили, продали Ольгину крохотную однушку, добавили все свои сбережения — вот он, счастливый конец! Осталось внести последний крупный аванс, подписать договор, и все. Свобода!
Но... запахло свекровью.
Светлана Семеновна, явившись без звонка — она всегда так делала, будто в их доме не люди живут, а музей, который ей разрешено инспектировать, — заварила свою адскую траву и начала наступление.
— Оля, ну ты, конечно, молодец, что стараешься, — идеальная приторная улыбка, от которой у Ольги сводило зубы, — но твои вот эти флип-чарты и удаленка — это так, баловство. Заработок-то — что кот наплакал.
Ольга оторвалась от экрана, чувствуя, как внутри натягивается пружина.
— Светлана Семеновна, мой заработок позволяет мне закрывать половину ипотеки, а еще я оплачиваю сыну секции и нашу еду.
— Ой, перестань! — махнула она рукой, будто муху отогнала. — Это же копейки. Максим твой основной кормилец, ты не должна забывать.
Ольга хотела ответить, что Максим в основном кормилец своих кредитов, но промолчала.
— Так вот, о квартире. Я тут подумала... — Свекровь поставила чашку так, что она зазвенела от важности. — Мы, конечно, рады, что вы расширяетесь. Но знаешь, Оль... Ты человек пришлый. Понимаешь? Вот если, не дай бог, что случится... Мы с Максимом потом с этой квартирой намучаемся.
Сердце у Ольги ухнуло вниз, как лифт, который сорвался с десятого этажа.
— Что вы имеете в виду?
— Ну, как что! — Свекровь чуть подалась вперед, и в голосе ее появился тот самый, шипящий тон, который она берегла для самых гнусных манипуляций. — Ты обуза, а не жена моему сыну, если не можешь даже обеспечить себе долю без моих сомнений. Аванс, который вы сейчас будете вносить... Я даю Максиму, конечно. Но.
Ольга почувствовала, как ее щеки горят.
— Но что, Светлана Семеновна?
— Но квартиру оформляете только на Максима. Полностью. Ты же порядочная жена, Оль? Тебе не нужна никакая доля? Ты ж любишь его, а не его квадратные метры, верно? А если ты отказываешься, — она тут же достала из сумки пачку купюр, — то я забираю эти деньги и говорю Максиму, что ты отказалась от квартиры. Мол, хочешь жить в съемной однушке, чтобы не быть должной моей семье!
Ольга просто смотрела на эти деньги — их главный шанс на жизнь — в руках этой женщины. А в голове стучало: — Ты обуза, а не жена моему сыну… Она сжала кулаки, чувствуя, что еще секунда, и закричит.
Именно в этот момент входная дверь открылась и закрылась. Ольга не услышала, свекровь тоже.
— Я жду твоего ответа, Оля. У нас времени нет, — прошипела свекровь, даже не заметив, что Максим стоит за дверью в коридор, снимая ботинки. Он остановился, услышав, как мать говорит о деньгах.
Максим не просто вошел — он влетел, как спасатель, который внезапно вспомнил, что он еще и муж.
— Мам! Ты что тут? Опять со своими… травками?
Он прошел к холодильнику, не глядя ни на полыхающую Ольгу, ни на победно-довольную Светлану Семеновну, которая быстро собирала деньги обратно в сумочку.
— Я тут Ольге помогаю, сынок. Договор читаем, — прошипела свекровь, но глазами сверлила Максима: Ты все слышал? Не вздумай меня подставить!
Максим выдохнул. Оля смотрела на него, вся напряженная, как струна, готовая порваться. Она ждала, что он сейчас встанет на защиту! Скажет: «Мама, хватит! Это моя жена и наш дом!» Но Максим, конечно, выбрал путь наименьшего сопротивления.
Он подошел к жене, обнял ее за плечи — жест показушный, фальшивый, — и повернулся к матери.
— Мам, спасибо за деньги, конечно. Но мы уже решили, что оформляем 50 на 50, так будет правильно. Оля же все-таки свой вклад вносит. Мы же одна семья.
Светлана Семеновна аж подпрыгнула.
— Как 50 на 50?! А я тебе что говорила?!
— Мам, не начинай, — Максим был ласков, но тверд. — Я же твой сын. Неужели ты думаешь, я дам Оле пропасть? Она же моя жена. Просто так правильно, чтобы она чувствовала себя... уверенно. Иначе она обижается, а мне с ней потом жить! Ты же не хочешь, чтобы у нас скандалы были из-за тебя?
Ольга почувствовала легкое головокружение. Он ее защитил! Не идеально, не грубо, но защитил! Свекровь, пофыркав и пообещав Максиму «серьезный разговор», ушла, хлопнув дверью.
Оля обняла мужа, прижалась.
— Спасибо, Макс. Я думала...
— Что я тебя не защищу? Ну что ты, глупая! — Он поцеловал ее в макушку. — Просто с мамой надо хитро! Нельзя ей прямо говорить «Нет», она же старенькая. Надо, чтобы она думала, что это мое решение, а не твое давление. Поняла?
Ольга кивнула. «Хитрость» — это, конечно, пассивность, но это лучше, чем ничего. Она успокоилась.
Прошла неделя. Договор был готов.
— Оль, я сегодня поеду, сам все подпишу. Тебе не надо. Ты с Петей оставайся, заодно отчет доделаешь, — Максим был убедителен. — Там же просто формальность, ты мне доверишься? Я тебя люблю!
И она доверилась. Вот ее главная ошибка!
Максим вернулся поздно, сияющий.
— Все! Мы официально хозяева! — Он обнял ее. — Я тебя так люблю, Оля. У нас все будет хорошо.
Ольга была счастлива. Она не открывала конверт с документами, который муж просто бросил на стол. Зачем? Доверие же!
Спустя еще два дня ей позвонила Светлана Семеновна. И тон у нее был слаще патоки.
— Ну что, Оленька? Добилась своего? 90 на 10! Ты и Максим! Ну, хоть что-то тебе перепало. И то хорошо. А то ж ты пришлая, вдруг разведетесь... Ты должна была это понимать! И не обижайся на сына, он просто меня уважает.
Ольга онемела. Повторила:
— 90 на 10?
— Ну да! Я же сказала, что он хитрый! Ты думала, он меня не послушает? Он оформил 90% на себя, а тебе — эти твои несчастные 10%. Чисто для галочки, чтобы ты не скулила! Молодец, сынок, все правильно сделал. А ты... Ты обуза, а не жена моему сыну, — и положила трубку.
Ольга подбежала к столу, схватила папку с договором. 90/10. Десять процентов. Слез не было, была только ПУСТОТА, а потом — ДИКАЯ ЯРОСТЬ. Максим, ее «защитник», все это время врал ей прямо в глаза.
***
Ярость была такой холодной, такой леденящей, что Ольга даже не плакала. Она чувствовала себя не обманутой женой, а стратегом, который проиграл битву, но собирается выиграть войну.
Максим пришел домой, расслабленный, довольный собой.
— Привет, любимая! Устал, как собака!
Ольга не подняла глаз.
— От чего ты устал, Макс? От предательства?
Максим напрягся.
— Оль, что случилось? Ты опять с мамой говорила? Ну что она тебе наговорила?!
— Она сказала, что ты хитрый. И оформил 90/10. И что ты не хозяин своим словам, — Ольга медленно подняла голову. Ее глаза были сухими, но в них плескалось что-то, от чего Максиму стало неуютно.
— Оль, ну это же… это же для маминого спокойствия! — Он замялся. — Я же тебя люблю! Ну что тебе эти десять процентов? Мы же семья!
— Семья. Это когда ты притворяешься, что защищаешь меня от своей матери, а потом предаешь меня за ее спиной? Ты думаешь, мне больно из-за денег? Мне больно, Макс, потому что ты — трусливый мальчик, который не может сказать «нет» маме, — она встала. — А я больше не хочу быть твоей женой.
Она не стала кричать. Она просто достала документы из папки.
— У меня был один день, чтобы понять, что делать с моими жалкими десятью процентами. И знаешь, что я сделала?
Ольга поехала к нотариусу. Узнала, что эту долю можно подарить. Кому угодно. И это было гениально.
— Я подарила эти десять процентов, Макс. Нашему Пете. С условием, что он вступит в право собственности, когда ему исполнится восемнадцать.
Максим опешил. Он почувствовал, как что-то тяжелое упало внутри.
— Оль, ты... ты что натворила? Это же моя квартира!
— Нет, Макс. Теперь это твоя квартира с долей твоего сына. Ты, конечно, можешь подарить ему все свои 90%, если хочешь. Но с моими десятью процентами ты уже ничего не сделаешь. Твой сын уже — совладелец этой квартиры. И его мать, которая была для тебя «обузой», только что обеспечила ему тыл.
Она положила на стол еще один распечатанный лист. Это был публичный пост в соцсети с фото договора 90/10, с ее историей, где каждое слово было пропитано унижением, которое она пережила.
«Обуза, говорите? Я не обуза. Я просто любила. И была предана. Я ухожу. Но ухожу не просто. Ухожу, защитив самое дорогое».
— Я сейчас нажимаю «Опубликовать», Макс. Подаю на развод. И твоя мать, которая так любила говорить, что я пришлая, завтра проснется знаменитой. А ты, Макс, поймешь, что нельзя предавать того, кто тебе доверяет.
Он попытался схватить ноутбук, но было поздно. Кнопка была нажата. Ольга уже собрала вещи. Она взяла Петю за руку.
— Пока, Макс. Передавай привет своей маме. И помни, ты не хозяин своим словам.
Она ушла. А на следующий день интернет взорвался. Сотни тысяч женщин делились историей Ольги. Светлана Семеновна звонила Максиму, крича, что теперь она «позорище на весь город».
А Максим? Он сидел в новой, большой квартире, оформленной на 90% на него. Он был хозяином. Но он был один. И единственным, кто имел право голоса в этом доме, кроме него, был его пятилетний сын, которому мать, названная «обузой», обеспечила абсолютную юридическую неприкосновенность.