Настя отпрянула от шкафа, словно увидела там змею, а не старую, потрепанную шубу. Тонкий запах нафталина и чего-то затхлого. Он въедался в их свежий, чистый воздух, как въедались в ее жизнь чужие правила и чужие претензии.
— Боже мой, что это?! — прошептала она, доставая с верхней антресоли три здоровенных, туго набитых мешка. Ощущение было такое, будто она нашла не пакеты, а мину замедленного действия.
Это были вещи Людмилы Петровны. Ее личные, интимные вещи. Потрепанный халат, который свекровь носила еще в Настином детстве, стопка шерстяных платков, и — о, ужас! — коллекция статуэток слоников. Тех самых слоников, которые, по мнению свекрови, приносили счастье, но при этом занимали половину комода.
Настя даже не дрожала — она заледенела. Она вспомнила их разговор две недели назад, когда Игорь вернулся с «рыбалки», хотя от него не пахло ни рекой, ни рыбой, только каким-то грузовым такси.
— Игорек, ты зачем ездил? — спрашивала она тогда, гладя его по усталому плечу.
— Да так, маме помогал. Старые вещи на дачу отвез, — отмахнулся он.
— На дачу? А что именно?
— Слушай, Насть, ты меня допрашиваешь, что ли? Какая разница! Хлам, мамин хлам!
А вот и хлам. Не на даче. А в ее собственном шкафу. В углу, который они с Игорем освобождали, чтобы поставить туда новые коробки с детскими игрушками.
Значит, он врал. Врал ей в глаза, изображая усталость. Врал две недели, методично, пакетик за пакетиком, перевозя материнское наследие в их общую квартиру, которую они, между прочим, за которую они, между прочим, вместе выплачивали ипотеку. «Я тебе не жена, я камера хранения для маминого барахла?!»
Она набрала воздуха, и в эту же секунду раздался звонок. На экране высветилось: «Людмила Петровна».
Настя взяла трубку, стараясь говорить спокойно, хотя внутри у нее уже кипела лава.
— Алло, Людмила Петровна, добрый вечер.
— Добрый вечер, Настенька, какой же он добрый! — Людмила Петровна не умела говорить просто, она всегда начинала с драмы. — Я тебе звоню сообщить новость. Не спрашивать, а сообщить. Моя квартира сдается с первого числа.
— Что?! — Настя чуть не уронила телефон.
— А что «что»? Мы же решили, Настя. Игорь сказал, что вы будете только рады помочь маме. Мне тяжело одной, а вы молодые, справитесь. Деньги за аренду пойдут вам на ипотеку, я же добрая! Но я буду жить в лучшей комнате, конечно.
— Людмила Петровна, я не знаю, о чем вы говорите! Мы ничего не решали!
— Не повышай голос на старших! Твой муж все знает. С завтрашнего дня я начинаю перевозить остальное. Можешь даже не спорить. У тебя там в шкафу, кстати, мои валенки и пуховый платок. Положи их на видное место. Чтобы я не искала.
И она отключилась. Просто, как король, отдавший приказ слуге.
Настя стояла посреди гостиной, обнимая пакет со слониками. Ее мир рухнул. Ей врали, ее предали, ее поставили перед фактом, словно она мебель.
Когда Игорь вернулся, она уже сидела на диване. Перед ней, как доказательства преступления, лежали валенки, халат и три пакета.
— Что это? — спросил он глупо.
— Это, Игорек, твое будущее, — тихо ответила Настя. — И наше прошлое.
Игорь, конечно, начал мямлить.
— Насть, ну ты чего?! Это же мама! Она же помочь хотела! Ну, да, я не сказал, но я думал... думал, ты привыкнешь...
— Привыкну?! — Настя подскочила, глаза ее горели. — Привыкну к тому, что меня превращают в пустое место? Что ты, мой муж, сговариваешься с ней за моей спиной? Ты мое доверие втоптал в эти валенки!
Он попытался обнять ее, но она оттолкнула его, как старый, бесполезный стул.
— Тебе страшно ей отказать, да? — это был уже не вопрос, а констатация факта. — Ты до сих пор маленький мальчик, который боится маму расстроить. А что до меня? Что до нашего дома?
Игорь опустил голову.
— Я не знаю, Настя. Я правда не знаю, как ей сказать «нет»...
Вот оно. Ключевая фраза. Мужчина, который не защищает жену, потому что не может сказать «нет» своей маме. Настя вдруг почувствовала абсолютное, ледяное одиночество.
Но это одиночество длилось всего минуту. Она посмотрела на валенки, на слоников, и вдруг поняла: если Игорь не может сказать «нет», то она должна найти того, кто может. Того, кто уже когда-то сказал это нет Людмиле Петровне.
Ее рука потянулась к старому свадебному альбому, который Людмила Петровна, по иронии судьбы, подарила им. На последней странице — пожелтевшая фотография Игоря-подростка с высоким, серьезным мужчиной. Отец. Он ушел от Людмилы Петровны, когда Игорю было пятнадцать. Свекровь тогда объявила его «предателем семьи» и вычеркнула из жизни.
Настя быстро нашла его имя в социальных сетях. Виктор Сергеевич. Жил в другом городе, работал инженером. Ей было страшно. Это был ход конем, вмешательство в самую закрытую, самую болезненную часть их семейной истории.
Она с минуту смотрела на кнопку «Позвонить» в его профиле. Наконец, нажала. Рука дрожала.
— Алло? — раздался в трубке баритон, совсем не похожий на мямлящего Игоря.
— Здравствуйте, Виктор Сергеевич. Это Настя. Жена вашего сына, Игоря.
— А-а-а, Настя! Здравствуй. Что-то случилось? Игорь не звонит, ты знаешь…
— Случилось, — голос Насти окреп. Она говорила быстро, не давая себе передумать. — Людмила Петровна решила сдать свою квартиру и переехать жить к нам. А Игорь... он не может ей отказать. И начал тайно перевозить ее вещи.
— Ах вот как, — в голосе Виктора Сергеевича не было удивления, была горькая усталость. — Схема старая. Когда она хочет полного контроля, она идет на сближение. Ей нужно управлять всеми рычагами.
— Что мне делать?! Я не могу жить под ее диктовку!
— Настенька, ты молодец, что позвонила. Ты проявила смелость, которую не проявил мой сын. У Людмилы Петровны есть одна слабость. Она до безумия боится выглядеть плохой матерью и беспомощной старушкой перед посторонними. Особенно перед своими подругами по дачному кооперативу и своей сестрой Зинаидой. Она ценит свой имидж.
Виктор Сергеевич дал ей четкий план. Короткий, как выстрел.
— Звони ей прямо сейчас, Настя. Не жди. И говори только правду.
Настя закончила вызов. Перед ней стоял оцепеневший Игорь.
— Ты... ты звонила папе?! — он выглядел так, будто увидел привидение.
— Я искала того, кто может меня защитить, — отрезала она. — И он дал мне совет. Теперь слушай меня внимательно. Твоя мама завтра не переедет. И ты сейчас узнаешь, почему.
Настя подошла к телефону. Ее сердце стучало, как барабан, но она чувствовала, что впервые за три года встала на ноги.
***
Игорь смотрел на жену, как на чужую, опасную женщину. Его Настя, мягкая, избегающая конфликтов, вдруг стала стальной.
— Ты что задумала? — прошептал он.
— То, что должен был сделать ты, — спокойно ответила она. — Защитить наш дом. А теперь сядь и слушай. И не вздумай мне мешать.
Настя глубоко вдохнула и набрала номер Людмилы Петровны. Когда та ответила, Настя нажала на громкую связь. Игорь вздрогнул.
— Алло, Настенька, ты о валенках, надеюсь? Завтра я буду к обеду!
— Людмила Петровна, я вам звоню насчет вашего переезда. Мы тут с Игорем всю ночь не спали, — Настя сделала акцент на «всю ночь», чтобы звучало драматично. — Мы все обсудили, и мы, конечно, вас примем. Но есть нюансы.
Наступила пауза. Людмила Петровна на том конце провода, похоже, не ожидала такого послушания.
— Какие еще нюансы, Настя? Ты же не собираешься мне там свой комендантский час устанавливать?!
— Что вы, что вы! Наоборот! Мы просто очень за вас боимся. Виктор Сергеевич нам объяснил, что ваше здоровье... оно же не позволяет вам жить одной.
— Что?! При чем тут Виктор?! — Голос свекрови стал визгливым.
— При том, что он очень переживает. И мы с Игорем решили: чтобы вам было комфортно, мы, завтра же, позвоним вашей сестре Зинаиде и расскажем, как тяжело вам придется в новой квартире.
— Ты что несешь?! Какая Зинаида?!
Настя не дала ей вставить слово. Говорила четко, быстро, почти не дыша, используя все кодовые слова, которые дал ей Виктор Сергеевич.
— Мы расскажем Зинаиде, как вы уже две недели себя плохо чувствуете, как вы не можете сами вещи таскать, и как вам, вероятно, потребуется постоянный, круглосуточный уход. Ведь вы же очень ослабли! Игорь, кстати, уже собирается писать заявление на увольнение, чтобы быть рядом. Он же единственный сын! Как же он может работать, если мама так плоха?!
Игорь, бледный, как мел, сидел, замерев. Настя кивнула ему — «Играй, черт возьми!»
— Да, мама, — выдавил Игорь, заикаясь. — Я уже с начальником говорил. Ты же так нуждаешься в помощи!
Настя продолжила, пригвождая свекровь к позорному столбу мнимой беспомощности.
— А после Зинаиды мы позвоним всем вашим подругам по даче. Пусть они знают, что вы так плохи, что сын вынужден бросить работу. Это же подвиг, правда? Мы организуем вам постоянные визиты врачей! Вы будете жить в комнате для больных, чтобы все было стерильно. Мы о вас позаботимся!
На другом конце повисла мертвая тишина. Людмила Петровна, которая всю жизнь строила из себя независимую, сильную, здоровую женщину, вдруг представила этот позор. Ей придется признать себя слабой! А Зинаида будет ей сочувствовать и, того хуже, управлять ею!
— Закрой рот, Настя! — это был уже не визг, а рык раненого зверя. — Никаких Зинаид! Никаких дачниц! Что ты несешь?! Я абсолютно здорова!
— Но как же, Людмила Петровна? Вы же сказали, что вам тяжело...
— Мне не тяжело! Мне просто скучно! Я пошутила! Ты что, не понимаешь, я просто пошутила насчет переезда!
— А валенки?
— Валенки... валенки я заберу завтра! — Она перешла на крик. — Я... я подумала, что сдам квартиру племяннице. Да, племяннице! Мне не нужен ваш уход! И Игорю не нужно увольняться!
— Тогда переезда не будет? — Настя, наконец, позволила себе облегченно выдохнуть.
— Не будет! И забудь, что я вообще об этом говорила! — И Людмила Петровна бросила трубку. Громко. Драматично.
Настя медленно опустила телефон. Тишина. Игорь смотрел на нее, и в его глазах был страх, смешанный с... восхищением.
— Ты... ты ее уничтожила, — прошептал он. — Как ты это сделала?
— Я? Нет, Игорек. Это сделал твой папа. А еще это сделала твоя мама, когда превратила меня во врага. А ты... — Настя подошла к нему и взяла его лицо в ладони. — А ты теперь, пожалуйста, запомни. В нашем доме больше ничьи вещи не появятся без моего ведома. И запомни: ты выбрал меня.
Она смахнула со стола валенки, халат и пакет со слониками.
— А теперь ты, лично, отвезешь это все ей обратно. И скажешь, что наш дом — это наш дом.
Игорь впервые за много лет кивнул, безропотно, но с каким-то новым, взрослым пониманием в глазах. Людмила Петровна отказалась от переезда. А Настя сказала НЕТ и, самое главное, научила своего мужа, что такое СЕМЬЯ.