Прошло чуть больше трех месяцев с тех пор, как не стало моей бабушки, и её дача, островок моего детства, стояла осиротевшей и тихой. Мне достался этот домик со скрипучими половицами, садом, пахнущим мятой и яблоками, и всеми воспоминаниями, что копились в нем десятилетиями. Мой муж, Сергей, отнесся к этому с пониманием. Он знал, как много это место для меня значит. Мы решили, что на следующих выходных поедем туда вместе, начнем потихоньку разбирать вещи, протопим печь, вдохнем жизнь в остывшие стены.
Я так ждала этой поездки. Мне казалось, что только там, вдыхая знакомый с детства запах старого дерева и сухих трав, я смогу по-настоящему попрощаться и принять всё, что случилось. Вспоминала, как мы с бабушкой пекли пироги в старой русской печи, как она учила меня отличать съедобные грибы от поганок, как вечерами мы сидели на веранде, укрывшись одним пледом, и слушали стрекот сверчков.
В пятницу вечером, когда я уже упаковала сумку с теплой одеждой и термосом, Сергей позвонил с работы.
— Лен, прости, милая, завал полный. Начальство устроило внезапную проверку, придется задержаться до поздней ночи, а завтра с утра снова сюда. Я никак не смогу поехать, — его голос звучал устало и виновато.
Мое сердце ухнуло вниз. Я так настроилась на эту поездку вдвоем, на его поддержку. Но я понимала — работа есть работа.
— Ничего страшного, — ответила я, стараясь, чтобы голос не дрожал. — Я тогда поеду одна. Не отменять же. Разберу хотя бы старые фотографии на веранде.
— Ты уверена? Может, подождем следующих выходных? — в его голосе слышалась забота.
— Уверена. Мне нужно это. Не волнуйся, я справлюсь.
На самом деле, мне было немного страшно ехать одной. Дача стояла на отшибе, соседей зимой почти не бывало. Но что-то внутри, какое-то упрямство и острая необходимость побыть наедине со своими мыслями, пересилили страх. Это мой дом. Моя память. Я должна была это сделать.
На следующее утро я выехала. Дорога была пустой и какой-то особенно серой. Я включила негромко музыку, но мелодии не могли заглушить мои мысли. Я думала о Сергее. Он всегда был моей опорой. Когда бабушка заболела, он возил меня к ней, помогал с лекарствами, просто держал за руку, когда мне было совсем тяжело. Его родители, Тамара Павловна и её муж, были другими. Свекровь всегда держалась со мной подчеркнуто вежливо, но холодно. Я чувствовала, что никогда не стану для нее «своей». Она была женщиной властной, привыкшей, что все вертится вокруг неё и её детей — Сергея и его младшей сестры Кати.
Катя была тенью своей матери. Тихая, безропотная, всегда соглашающаяся. Я не питала к ней ни теплых, ни враждебных чувств. Она просто была. Свекровь же, при всей своей внешней любезности, иногда отпускала такие замечания, от которых у меня мороз шел по коже. "Леночка, ну зачем тебе эта старая рухлядь? — говорила она, когда я привозила из бабушкиного дома какую-нибудь безделушку, вроде старинной шкатулки. — Только пыль собирать. Учись жить современно, избавляться от хлама". Для неё мои воспоминания были хламом.
Полтора часа дороги пролетели незаметно. Вот и знакомый поворот, проселочная дорога, усыпанная первым хрустким ледком. Сердце забилось чаще в предвкушении. Я свернула к нашему участку и замерла. Калитка, которую я точно помнила запертой на тяжелый засов, была приоткрыта.
Странно. Я не могла её не закрыть. Я всегда по сто раз все проверяю. Может, ветер? Но засов слишком тяжелый.
Я медленно подъехала ближе и увидела то, от чего внутри все похолодело. У самого крыльца, перегородив дорожку, стоял большой белый фургон без опознавательных знаков. А рядом с ним… Я узнала их сразу. Моя свекровь Тамара Павловна и золовка Катя. Они не просто стояли. Они деловито выносили из дома бабушкин комод красного дерева. Тот самый, в котором хранились старые фотоальбомы и её вышитые платки.
Я заглушила машину, но еще несколько секунд не могла выйти. Я просто сидела и смотрела, как два близких моему мужу человека, две женщины, которые должны были быть моей семьей, беззастенчиво выносят вещи из дома покойной. Это выглядело как ограбление средь бела дня. Я вышла из машины, ноги были ватными. Хлопнула дверца. Они обернулись.
На лице Тамары Павловны сначала промелькнуло удивление, но оно тут же сменилось снисходительной улыбкой.
— О, Леночка! А мы тебя не ждали! Думали, ты на следующих выходных приедешь.
Катя вздрогнула, отвела глаза и сделала шаг за спину матери. Она выглядела так, будто её поймали на месте преступления. Чем, собственно, это и было.
— Что здесь происходит? — мой голос прозвучал глухо и чуждо. Я обвела взглядом крыльцо. Рядом с фургоном уже стояло бабушкино кресло-качалка, её старинная швейная машинка "Зингер" и несколько коробок, набитых чем-то, что я не могла разглядеть.
— Как что? Помогаем тебе, милая! — свекровь всплеснула руками с такой наигранностью, что захотелось кричать. — Решили порядок навести, вывезти весь этот хлам. Чтобы тебе меньше работы было. У Катеньки как раз квартира пустая после ремонта, ей пригодится. А то ведь ты всё равно бы это выбросила.
Выбросила? Я бы жизнь отдала, чтобы сохранить каждую пылинку в этом доме. Этот комод был куплен еще моим прадедом. Эту швейную машинку бабушка получила в подарок на свадьбу. Каждая вещь здесь дышала историей моей семьи. А для них это был просто "хлам".
— Я не просила вас о помощи, — сказала я, стараясь сохранять спокойствие, хотя внутри уже все кипело. — И я не собиралась ничего выбрасывать. Пожалуйста, занесите все обратно в дом.
Тамара Павловна посмотрела на меня так, будто я была неразумным ребенком.
— Леночка, не капризничай. Решение уже принято. Нам Серёжа всё разрешил.
Это был удар под дых. Я замерла.
— Что?
— Сын мне сам вчера позвонил, — уверенно заявила она, выпрямляя спину. — Сказал, что ты все равно на даче появляться не будешь, так, приедешь пару раз из вежливости. Сказал, берите всё, что понравится. Ему не жалко, и тебе, значит, тоже не нужно. Мы же семья, должны помогать друг другу.
Я смотрела на неё и не верила своим ушам. Сергей? Мой Сергей, который знал, как я дрожу над каждой бабушкиной чашкой? Который обещал мне помочь сохранить этот дом? Он не мог. Просто не мог так сказать. Но уверенность в голосе свекрови была абсолютной. Она смотрела на меня свысока, с победным блеском в глазах. Может... может, он и правда так думает? Может, я для него просто наивная дурочка со своими "сентиментами", а за спиной он смеется надо мной вместе со своей матерью? Эта мысль была страшнее вида ограбленного дома.
— Я вам не верю, — прошептала я.
— Ах, не веришь? — усмехнулась Тамара Павловна. — Ну, это твои проблемы. Катя, давай, берись за тот край, нечего время терять. У нас еще гостиная впереди.
Они снова взялись за комод. Я встала у них на пути.
— Я сказала, поставьте на место. Вы не тронете больше ни одной вещи в этом доме.
— Девочка моя, не указывай мне, что делать, — голос свекрови стал ледяным. — Это и дом моего сына тоже, по закону. А раз он разрешил — значит, мы имеем полное право. Отойди с дороги.
— Нет, — твердо сказала я. — Я не отойду.
В этот момент я чувствовала себя невероятно одинокой и беспомощной. Две против меня одной. И что я могла сделать? Драться с ними? Они были сильнее, наглее. И они прикрывались именем моего мужа, моего самого близкого человека. Это обезоруживало. Я чувствовала, как слезы подступают к глазам, но я не могла позволить себе заплакать. Не перед ней. Не дать ей насладиться моим унижением.
Я смотрела на Катю. Она прятала глаза. Её руки, державшие край комода, дрожали.
— Катя, посмотри на меня. Ты тоже считаешь, что это нормально? Грабить дом умершего человека?
Катя что-то пробормотала, еще ниже опуская голову.
— Мама сказала, что Серёжа… что вам это не нужно… — пролепетала она.
— Хватит болтать! — рявкнула на нее Тамара Павловна. — Делай, что сказано! А ты, Лена, если не отойдешь, мы просто тебя отодвинем. Не вынуждай нас.
Я смотрела на её злое, перекошенное лицо, на испуганное лицо Кати, на мебель, сиротливо стоящую на морозе, и во мне что-то щелкнуло. Страх ушел. Осталась только холодная, звенящая ярость. И одна-единственная мысль.
Я медленно достала из кармана телефон. Руки слегка дрожали, но я справилась. Свекровь наблюдала за мной с презрительной усмешкой. Наверное, думает, я собралась вызывать полицию. Пусть. Пусть приезжают, а я расскажу, что свекровь грабит меня с разрешения собственного сына. Пусть все знают. Но у меня была идея получше.
— Хорошо, — мой голос звучал спокойно и ровно, что удивило даже меня саму. — Раз Сергей разрешил, то давайте не будем спорить. Давайте просто уточним у него. Прямо сейчас.
Я нашла в списке контактов "Серёжа Любимый" и нажала на вызов. А потом, глядя прямо в глаза Тамаре Павловне, я нажала на значок громкой связи.
Гудки разнеслись по стылому воздуху необычайно громко. Короткие, требовательные. Усмешка на лице свекрови застыла. Она вдруг поняла, что сейчас произойдет. Катя и вовсе побледнела как полотно и отпустила комод, который с глухим стуком ударился углом о мерзлую землю.
— Что ты делаешь? Положи телефон! — зашипела Тамара Павловна.
Но было поздно. В динамике щелкнуло, и раздался спокойный голос моего мужа:
— Да, любимая? Что-то случилось? Ты уже доехала?
Тишина, повисшая в воздухе, была оглушительной. Я сделала глубокий вдох.
— Да, Серёжа, я доехала, — сказала я громко и четко, чтобы он точно всё расслышал. — Тут небольшой сюрприз. Твоя мама и Катя здесь. Они грузят бабушкину мебель в фургон.
Я видела, как лицо Тамары Павловны исказилось. Она беззвучно шевелила губами, пытаясь что-то мне показать, жестами требуя отключить связь.
— Говорят, — продолжила я, не сводя с нее глаз, — что ты им разрешил. Сказал брать всё, что понравится. Это правда, Серёж?
В трубке наступила пауза. Секунда. Две. Три. Эти три секунды показались мне вечностью. А что, если она не соврала? Что, если он сейчас скажет: "Да, милая, я забыл тебя предупредить"? Эта мысль обожгла меня изнутри.
А потом динамик взорвался голосом Сергея, но это был не тот спокойный, усталый голос, что я слышала мгновение назад. Это был рёв раненого зверя.
— ЧТО?! — крик был такой силы, что Катя вздрогнула и отступила на шаг. — Какую мебель?! Мама, ты там?! Ты в своем уме?! Я тебе сказал, если Лена попросит, помоги ей с уборкой! ПОМОГИ С УБОРКОЙ, а не грабь дом! Немедленно поставьте всё на место! Лена, если они через пять минут не уберутся оттуда, вызывай полицию, ты меня слышишь? Я сейчас же выезжаю!
Телефон в моей руке казался самым мощным оружием в мире. Лицо Тамары Павловны из победного превратилось в пепельно-серое. Она смотрела на меня с ужасом и ненавистью. Она была поймана, уличена в самой грязной лжи. Её авторитет, её образ заботливой матери, всё рухнуло в один миг под крик её собственного сына.
Я отключила вызов. Тишина. Только ветер шелестел в голых ветках яблонь.
Первой не выдержала Катя. Она закрыла лицо руками и зарыдала. Громко, навзрыд, как ребенок.
— Мама, я же говорила… Я же говорила, что это плохо кончится…
— Замолчи! — прошипела Тамара Павловна, но в её голосе уже не было силы. Она сделала шаг ко мне, пытаясь изобразить на лице что-то вроде виноватой улыбки.
— Леночка… Милая… Это недоразумение… Серёжа всё не так понял… Мы просто хотели как лучше… хотели сюрприз тебе сделать…
— Хватит, — сказала я тихо. — Хватит лжи.
И тут Катя, сквозь слезы, выдала то, что стало последним гвоздем в крышку гроба этой ситуации.
— Это всё ты, мама! Ты! — закричала она, указывая на мать пальцем. — Это ты мне сказала, что они с Леной все равно скоро разводиться будут, и что надо забрать хоть что-то ценное, пока она всё себе не присвоила! Ты сказала, что Серёжа потом тебе только спасибо скажет!
Я замерла. Так вот оно что. Дело было не просто в жадности. Она ждала нашего развода. Желала его. Она уже делила имущество, которого еще не было. Она считала меня временной помехой, которую нужно "обчистить", прежде чем она исчезнет. Это было такое чудовищное предательство, что у меня даже не нашлось слов. Вся моя злость разом испарилась, оставив после себя лишь ледяную, звенящую пустоту. Я посмотрела на свекровь другими глазами. Не как на неприятную родственницу, а как на настоящего врага.
— Вон, — сказала я. Мой голос не дрогнул. — Поставьте все вещи на место. Каждую чашку, каждую коробку. И уезжайте. Чтобы я вас больше никогда не видела ни здесь, ни рядом с моим домом.
Тамара Павловна хотела что-то возразить, но, встретив мой взгляд, осеклась. В нем не было ни слез, ни просьб. Только сталь. Молча, сгорбившись, она подошла к фургону. Они вдвоем, неуклюже и стыдливо, начали выгружать мою память обратно. Комод, кресло, швейную машинку. Это было жалкое зрелище. Две воровки, возвращающие награбленное.
Они уехали, подняв клубы пыли. Я осталась одна посреди двора, заставленного мебелью. Солнце уже клонилось к закату, окрашивая небо в холодные, розовые тона. Я села прямо на ступеньки крыльца и закрыла лицо руками. Я не плакала. Просто сидела и дышала морозным воздухом, пытаясь унять дрожь во всем теле. Позвонил Сергей, его голос был встревоженным. "Лена, я уже еду. Ты как? Они уехали?"
Я подняла голову и посмотрела на старый дом. Он стоял, как маленький, стойкий солдат, выдержавший атаку. Всё было на месте. Каждая вещь, хранящая тепло рук моей бабушки, была спасена. Сегодня я чуть не потеряла веру в самого близкого человека, но вместо этого обрела уверенность, какой у меня никогда не было. Сергей не предал. Он выбрал меня. В этой уродливой, грязной истории я вдруг ясно увидела, кто моя настоящая семья.
Этот дом перестал быть для меня просто местом скорби и воспоминаний. Он стал крепостью. Нашей с Сергеем крепостью, которую мы будем защищать вместе. Я посмотрела на дорогу, по которой должен был приехать мой муж.
— Я в порядке, — ответила я в трубку. — Я жду тебя.