Я помню, как мы впервые приехали сюда. Пустой участок, заросший бурьяном. Марина тогда рассмеялась и сказала: «Ты серьезно? Здесь же волки воют!». А я обнял её и ответил: «Здесь будет наш рай». И я построил его. Для неё. Для нас.
Она вошла в спальню с подносом. Улыбка не сходила с её лица.
— Доброе утро, соня! — пропела она, ставя поднос на прикроватный столик. — Завтрак в постель для моего любимого трудоголика.
Я сел, притянул её к себе и поцеловал. От неё пахло ванилью и счастьем. Или мне так казалось.
— Спасибо, родная. Чем я заслужил такую заботу?
— Просто так, — она провела рукой по моим волосам. — Я тебя люблю.
Мы позавтракали, обсуждая какие-то мелочи: что нужно купить для сада, какой фильм посмотреть вечером. Обычная семейная идиллия. Я уехал на работу, чувствуя себя самым счастливым человеком на свете. Весь день прошёл в деловых встречах и звонках, я строил свою небольшую империю, и всё шло в гору. Вечером, когда я уже собирался домой, раздался звонок. Марина.
— Лёша, привет! — её голос звучал взволнованно и радостно. — Ты не представляешь, что тут у нас!
— Что случилось? — я напрягся, как всегда, когда слышал в её голосе слишком много эмоций.
— Мы тут у Ленки на девичнике! У неё же свадьба скоро, помнишь? И так всё здорово, так весело! Мы немного задержались, и я не хочу никого просить меня везти. Можешь забрать меня где-то через часика три? Буду тебе бесконечно благодарна!
— Конечно, милая, без проблем. Куда ехать? К Лене на дачу?
В трубке на мгновение повисла пауза. Совсем короткая, едва заметная.
— Нет, мы… мы перебрались в другое место. Тут просторнее и музыка есть. Я тебе пришлю адрес сообщением. Целую!
И она повесила трубку, не дожидаясь моего ответа. Странно, — подумал я. — Обычно болтает без умолку, а тут так быстро свернула разговор. Но я тут же отбросил эти мысли. Девичник, подруги, веселье — всё понятно. Я доделал последние дела, заехал в магазин, купил её любимые пирожные, чтобы порадовать, когда она вернётся домой уставшая, но довольная.
Через пару часов пришло сообщение с адресом. Я вбил его в навигатор и обомлел. Это был адрес нашего загородного дома. Моего дома. Я удивлённо уставился на экран телефона. Может, она ошиблась? Скопировала не ту геолокацию? Или… или они решили устроить ей сюрприз и привезли вечеринку к нам? Но почему она мне ничего не сказала? Я набрал её номер. Длинные гудки. Никто не отвечал. Набрал ещё раз. Снова тишина. Сердце неприятно ёкнуло. Какое-то нехорошее предчувствие зашевелилось внутри, липкое и холодное, как осенний туман. Я решил, что она просто не слышит телефон из-за музыки, и поехал по указанному адресу. Мало ли что. Всякое бывает.
По дороге я прокручивал в голове разные варианты. Может, у них что-то случилось на даче у Лены, и им срочно понадобилось место, а наш дом был ближе всего? Но почему тогда не позвонить и не предупредить меня по-человечески? Я всегда был рад её подругам. «Мой дом — твой дом», — сколько раз я ей это говорил?
Чем ближе я подъезжал, тем сильнее становилась моя тревога. Уже за километр я увидел странное зарево над лесом. А когда свернул на нашу дорогу, понял, что это. Весь наш участок был залит светом. Прожекторы били в небо, гирлянды обвивали деревья. На подъездной аллее, где обычно стояла только моя машина и машина Марины, теснились десятки чужих, дорогих автомобилей.
Я остановился, не доезжая до ворот, и вышел из машины. Воздух гудел от музыки и сотен голосов. Это был не девичник. Это было какое-то грандиозное торжество. Свадьба? Юбилей? Я не понимал. Я снова достал телефон. Номер Марины по-прежнему был недоступен. Чувство, что я схожу с ума, становилось всё отчётливее. Я обошел дом сбоку, пробираясь через сад, который сажал собственными руками. Каждая яблоня, каждый куст сирени были мне знакомы. Но сейчас всё выглядело чужим, осквернённым этим шумным вторжением.
Я подошел к панорамным окнам гостиной. Моё сердце замерло.
Гостиная была превращена в банкетный зал. Нарядные столы ломились от угощений. Повсюду сновали официанты в белых перчатках. А в центре зала, среди нарядной толпы, я увидел её. Мою Марину. Она была в роскошном, белоснежном свадебном платье. Её волосы были уложены в сложную прическу, на лице сияла счастливая улыбка. Рядом с ней стоял мужчина в дорогом костюме. Павел. Её троюродный брат, как она мне его представляла. Скользкий тип, которого я всегда недолюбливал. Он держал её за руку. Они смеялись, принимая поздравления.
Нет. Этого не может быть. Это какой-то дурной сон. Розыгрыш. Жестокая, идиотская шутка. Я стоял за стеклом собственного дома и смотрел на свадьбу своей жены с другим мужчиной. Мир рухнул. Он не просто треснул, он рассыпался на миллионы острых осколков, каждый из которых впивался мне в душу. Дышать стало трудно, будто из лёгких выкачали весь воздух. Я прислонился лбом к холодному стеклу. Внутри всё похолодело.
Я смотрел на неё и не узнавал. Эта сияющая, счастливая женщина в свадебном платье… кем она была? Где была та Марина, которая утром варила мне кофе и говорила, что любит? Всё было ложью. Каждое слово, каждый поцелуй, каждый взгляд. Вся наша жизнь. Пять лет. Пять лет были искусно разыгранным спектаклем.
В толпе я увидел её мать, Светлану Петровну. Она всегда смотрела на меня свысока, будто я был чем-то второсортным, недостойным её «принцессы». Сейчас её лицо светилось от торжества. Она обнимала Павла, что-то шептала ему на ухо, и они оба смеялись, поглядывая на Марину. Так вот оно что. Это был их план. С самого начала.
Воспоминания начали всплывать одно за другим, складываясь в уродливую мозаику предательства. Её частые «командировки» в последнее время. Её просьбы подписать какие-то бумаги для «налоговой», которые я, дурак, подписывал не глядя, потому что доверял ей безгранично. Её внезапная холодность, которую я списывал на усталость. Всё это были звенья одной цепи. Они готовились. Они долго и методично выстраивали этот момент.
Я не чувствовал ни боли, ни ярости. Только ледяную, звенящую пустоту. Я смотрел на дело своих рук — этот дом, в который вложил душу — и понимал, что они решили забрать у меня всё. Они не просто праздновали свою свадьбу. Они праздновали свою победу надо мной, в моём же доме. Это была высшая степень унижения.
Я медленно отошёл от окна и побрёл к задней двери, ведущей на кухню. Мои ноги двигались сами по себе, как у марионетки. Я больше не был хозяином своего тела, своих чувств. Я был зрителем в театре абсурда. Я вошёл внутрь. Кухонный персонал, нанятый для мероприятия, испуганно шарахнулся в сторону, увидев меня. Наверное, вид у меня был не из лучших. Я молча прошёл мимо них, направляясь в главный зал. Музыка гремела, заглушая мои шаги.
Никто меня не замечал. Все были увлечены праздником. Я встал в тени у стены, наблюдая. Вот Марина и Павел кружатся в медленном танце. Она смотрит на него с обожанием. С тем же самым обожанием, с которым смотрела на меня сегодня утром. Я понял, что она — гениальная актриса. А я был её самой преданной публикой.
Я мог бы устроить скандал. Броситься на Павла, начать кричать на Марину. Но что-то внутри меня остановило. Какая-то холодная, злая расчётливость, которой я сам от себя не ожидал. Нет. Не так. Я не дам им этого удовольствия. Я не буду выглядеть жалким и обманутым мужем. Этот праздник закончится. Но по моим правилам.
В этот момент музыка стихла, и на небольшую сцену, наспех сколоченную в углу гостиной, вышел тамада — лощёный молодой человек с прилизанными волосами и натянутой улыбкой. Он взял микрофон.
— А сейчас, друзья, самый трогательный и самый важный момент нашего вечера! — провозгласил он зычным, поставленным голосом. — По традиции, жених должен на руках внести в дом свою невесту! Но у нас сегодня всё будет ещё интереснее! Павел решил оказать честь той, без которой этого счастья не случилось бы! Той, что подарила нам нашу прекрасную невесту!
Толпа зашумела, предвкушая зрелище.
— Встречайте полноправную хозяйку этого роскошного особняка! — гаркнул ведущий.
Мои брови поползли на лоб. Хозяйку?
Павел, сияя от гордости, подошёл не к Марине, а к её матери. Он с лёгкостью подхватил цветущую Светлану Петровну на руки под бурные аплодисменты и восторженные крики толпы. Она обвила его шею руками, и её лицо выражало такое вселенское торжество, что мне на секунду стало дурно. Они хотели забрать не просто дом. Они хотели забрать мою жизнь, моё имя, моё достоинство, и отдать всё это ей.
Он понёс её к центральному входу, который символически должен был стать входом в их «новую жизнь». Марина шла рядом, хлопая в ладоши и смеясь. В этот момент во мне что-то щёлкнуло. Ледяное спокойствие сменилось стальной решимостью.
Пока все взгляды были прикованы к этой процессии, я быстрым шагом пересёк зал. На столике рядом со сценой лежал второй микрофон. Я взял его. Холодный металл приятно остудил вспотевшую ладонь. Ведущий, заметив меня, удивлённо открыл рот, но я не дал ему и слова сказать.
Я вышел в центр зала.
Несколько человек обернулись, потом ещё и ещё. Музыка окончательно стихла. В наступившей тишине мой голос, усиленный динамиками, прозвучал оглушительно. Я не кричал. Я говорил спокойно, отчётливо, вкладывая в каждое слово весь холод, что скопился у меня в душе.
Прямо в тот миг, когда Павел с матерью на руках замер на пороге, готовый перешагнуть его, я поднял микрофон к губам. Марина обернулась. Наши взгляды встретились. Её улыбка застыла, а потом медленно сползла с лица, сменившись выражением чистого ужаса. Она поняла.
Я обвёл взглядом растерянные лица гостей, остановился на своей, теперь уже бывшей, жене и её матери, застывшей в объятиях нового зятя, и произнёс всего три слова.
— Вызываю службу безопасности.
Наступила мёртвая, оглушающая тишина. Казалось, даже воздух застыл. Было слышно, как где-то в дальнем конце зала со звоном упала на пол вилка. Все взгляды были устремлены на меня. Улыбки исчезли с лиц, сменившись недоумением, растерянностью, а у некоторых — страхом. Павел медленно опустил Светлану Петровну на пол. Её лицо из торжествующего превратилось в искажённую злобой маску.
— Ты что себе позволяешь?! — взвизгнула она, первой нарушив тишину. — Кто ты такой?! Охрана! Выведите этого сумасшедшего!
Я усмехнулся. Криво, безрадостно.
— Охрана, — я сделал паузу, обводя взглядом зал, — то есть, моя личная служба безопасности, уже в пути. У всех вас, незваных гостей, есть ровно пять минут, чтобы покинуть территорию моего дома.
Последние два слова я произнёс с нажимом, и они эхом прокатились по залу. Началась паника. Гости, которые ещё минуту назад весело пили и ели, начали вскакивать со своих мест, растерянно переглядываясь. Кто-то поспешил к выходу.
Марина подбежала ко мне. На её лице больше не было ни капли счастья. Только страх и злость.
— Лёша, что ты творишь? Прекрати этот цирк! Это недоразумение! — зашептала она, пытаясь схватить меня за руку.
Я отстранился от неё, как от чего-то ядовитого.
— Недоразумение? — я посмотрел ей прямо в глаза, и она отшатнулась. — Недоразумение — это то, что я пять лет жил с тобой и не видел, кто ты на самом деле. А это, — я обвёл рукой зал, — это незаконное проникновение на частную собственность.
В этот момент ко мне подошла пожилая женщина из числа обслуживающего персонала. Она испуганно оглянулась на Марину и её мать, а потом быстро сунула мне в руку скомканный листок бумаги.
— Молодой человек, простите… Нас заставили молчать. Но вот это… они вчера обсуждали, я слышала. Думали, вы подпишете, когда приедете…
Я развернул листок. Это был черновик доверенности. Полной, генеральной доверенности на управление всем моим бизнесом и имуществом на имя Павла. У меня потемнело в глазах. Они хотели не просто дом. Они хотели забрать всё. Оставить меня ни с чем.
Двери распахнулись, и в зал вошли четверо крепких мужчин в форме. Мои ребята из охранного предприятия. Они работали быстро и профессионально.
— Просьба всем покинуть помещение, — спокойно, но твёрдо сказал старший.
Гости, уже не дожидаясь второго приглашения, хлынули к выходу, опрокидывая стулья и толкаясь. Праздник превратился в постыдное бегство. Павел попытался было что-то возразить, но, встретившись с холодным взглядом начальника охраны, сдулся и поспешил к выходу, подхватив под руку разъярённую Светлану Петровну.
Когда дом опустел, я остался один посреди этого погрома. Повсюду валялись салфетки, недоеденные закуски, брошенные бокалы. Воздух пах чужими духами, обманом и несостоявшимся триумфом. Я медленно обошёл зал, заглядывая в каждую комнату. Всё было чужим, осквернённым. Моя крепость, моё убежище было разрушено изнутри.
Я сел на ступеньки лестницы, ведущей на второй этаж. Той самой лестницы, где когда-то мы с Мариной сидели в обнимку и мечтали о будущем. Теперь здесь пахло предательством. Я не чувствовал ничего. Ни злости, ни обиды. Только оглушающую, всепоглощающую пустоту. Будто из меня вынули душу, а вместо неё оставили дыру, в которой гулял ледяной сквозняк.
Я просидел так до самого утра. Смотрел, как первые лучи солнца пробиваются сквозь окна, освещая весь этот беспорядок. Восходящее солнце не принесло облегчения. Оно просто констатировало факт: старая жизнь закончилась. Навсегда.
Я встал. Подошёл к окну и посмотрел на свой сад. Он всё так же был прекрасен. Я понял, что не смогу здесь больше жить. Этот дом, который я так любил, стал памятником величайшей лжи в моей жизни. Я продам его. Продам всё, что напоминало о ней, и начну с чистого листа. Мне не было жаль ни дома, ни денег. Мне было жаль только одного человека — того наивного парня, которым я был вчера. Того, кто верил в сказки и думал, что построил рай. Оказалось, я построил лишь красивые декорации для чужого спектакля. Но занавес упал. И хотя на душе было горько и пусто, где-то в самой глубине этого пепелища шевелилось новое, незнакомое чувство. Чувство свободы. Я был свободен.