Пыль, въевшаяся в легкие за долгие годы, казалось, поднималась клубами при каждом движении, густым туманом вися в спёртом воздухе. Марина стояла посреди гаража, поджав губы, и с ненавистью оглядывала это царство своего покойного мужа. Царство, в которое она не сунула бы нос, если бы не проклятая необходимость продавать это помещение.
Двадцать пять лет Владимир проводил здесь больше времени, чем в гостиной. «Машину посмотреть», «полку прибить», «просто отдохнуть от домашней суеты». Теперь эти отговорки звенели пустотой и отзывались в душе едкой горечью.
Гараж был точной копией самого Владимира: снаружи – грубый, обшарпанный, покрытый потеками ржавчины и облезшей краской, а внутри – сложный, непонятный ей лабиринт из старых деталей, инструментов с отломанными ручками и консервных банок, доверху наполненных ржавыми болтами и гайками, будто он собирал их на память о каждом отремонтированном километре. Она взяла веник с обломанной ручкой и с остервенением набросилась на густую паутину, свисавшую с балок толстыми, седыми гирляндами. Пыль закружилась в луче тусклого света, пробивавшегося сквозь замасленное, почти непрозрачное окошко под потолком.
— Ну вот, Володя, — проговорила она вслух, и голос её прозвучал глухо и одиноко в этом заброшенном пространстве, пахнущем бензином, старым железом и тоской. — Довёл ты меня до того, что я мету твой хлам.
От этих слов стало ещё горче, слёзы подступили к глазам, но она смахнула их тыльной стороной ладони, оставив на щеке грязную полосу. Она швырнула веник, и тот, ударившись о колесо старой, потрескавшейся запаски, свалился на пол с глухим стуком. Нужно было разобрать завал в самом дальнем углу, за штабелем старых, отживших своё шин от «Жигулей». Она вцепилась в шершавую, холодную резину и с силой, которой сама у себя не подозревала, с трудом, оттащила первую покрышку в сторону. Потом вторую. Третья покатилась сама, оставив на цементном полу чёрный след.
За шинами, в пыльной нише, стоял небольшой, но массивный металлический ящик, похожий на маленький сейф или прочный инструментальный кейс для чего-то очень ценного. Он был грязный, в бурых подтёках ржавчины, но Марина сразу поняла – он не для инструментов. У Владимира все отвёртки и гаечные ключи валялись в открытых, липких от грязи ящиках верстака. Этот же ящик, с гладкими стенками и аккуратной ручкой, был заперт на маленький, но крепкий висячий замок, будто хранил государственную тайну.
Сердце ёкнуло с неприятной, тревожной нотой, предчувствие беды сжало горло. Что он мог так прятать? Документы? Деньги? Но все важные бумаги – паспорта, свидетельства, договоры – всегда хранились дома, в верхнем ящике комода, а с деньгами у них, казалось, никогда не было секретов. Вернее, так ей всегда казалось.
Она потянула ящик на себя. Он был на удивление тяжёлым, словно набит свинцом. Холодный металл обжигал ладони даже сквозь ткань перчаток. Она сняла их, чувствуя необходимость осязать эту тайну голой кожей. Осмотрев ящик, она с замиранием сердца нашла ключик от замка, который был приклеин скотчем к дну ящика. Владимир, всегда практичный и не склонный к излишней конспирации, не стал бы прятать ключ далеко. Рука дрожала, когда она с силой вставляла в замок. Раздался глухой, утробный щелчок, прозвучавший на весь гараж.
Крышка откинулась на бесшумных, хорошо смазанных петлях. И Марина застыла, не в силах пошевелиться, осмыслить то, что предстало перед её глазами.
Внутри, аккуратно лежали вещи. Женские вещи. Но не её. Ни одну из них она бы на себя не надела, они были чужими, из другого мира, другой жизни.
Её взгляд, затуманенный от ужаса, скользнул по содержимому, пытаясь найти логику, оправдание, а не находил ничего, кроме нарастающей, леденящей душу паники. Вот дешёвый пластмассовый ободок с поломанным цветком, в таких щеголяли подростки в девяностых. Рядом – изящная серебряная заколка в форме бабочки, явно дорогая. Кожаный браслет, потертый на краях, с инициалами «Л.А.», вытисненной грубоватым шрифтом. Колечко с синеньким камешком, похожее на обручальное, но такое хлипкое. Серьги с красными камешками. Шёлковый платочек, когда-то наверное ярко-красный, теперь выцветший до блёкло-розового, как увядшая роза. Помада в золотистом, потёртом по краям корпусе. Солнцезащитные очки в ретро-стиле «кошачий глаз». Кожаная визитница, пустая, но хранящая отпечаток чьего-то кошелька. Гребень из коричневой пластмассы с парой запутавшихся тёмных, длинных волос. И ниточка дешёвых, безвкусных бирюзовых бус, которые так и просились на шею какой-нибудь деревенской моднице.
Марина отшатнулась, будто от открытого огня, и её плечо ударилось о холодный бордюр верстака. В голове застучал навязчивый, молоток. Она сглотнула подступивший к горлу ком, пытаясь отогнать леденящую душу мысль, пробиравшую до мурашек. А если он их… отнял? Забрал силой? Владимир, её Володя, с которым она делила постель, растила сына, с которым спала бок о бок последнюю ночь перед его роковым рейсом… Он был дальнобойщиком. Ездил по всей стране, по глухим трассам, ночным городам и сонным деревням. У него была возможность. Были силы. Страшные, обрывочные новости из криминальных хроник, которые она иногда видела по телевизору, всплыли в памяти с пугающей чёткостью. Женщины, пропавшие без вести. Нападения на одиноких попутчиц. И… трофеи. Маньяки ведь коллекционируют трофеи, чтобы снова и снова переживать свои ужасные моменты триумфа.
Рука, будто сама по себе, против её воли, потянулась к вещам. Она взяла тот самый выцветший платочек. Ткань была мягкой, старой, почти ветхой. Она поднесла его к носу, вдыхая слабый, едва уловимый запах духов, давно выветрившихся, и чего-то ещё – дорожной пыли, пота, времени и чужой, незнакомой жизни. От этого запаха стало физически плохо, затошнило. Она опустила руку, разжала пальцы, и платок упал обратно в ящик, безжизненным розовым пятном.
Под слоем вещей, в самом низу, лежала аккуратная пачка фотографий. Старые, бумажные, с волнистыми краями, некоторые – с глянцевым блеском, другие – матовые, портретные. Она перебрала их дрожащими, непослушными пальцами. На снимках – женщины. Молодые, не очень, улыбающиеся, задумчивые, печальные. Одна смотрела прямо в объектив с вызовом, высоко подняв подбородок, другая отвернулась, словно стесняясь, и в её позе читалась неуверенность. Они были разные – блондинки, брюнетки, полные, худые, но объединяло их одно – ни одну из этих лиц, ни один из этих взглядов Марина никогда не видела за все годы совместной жизни.
И вот, самый маленький снимок, затертый по углам, будто его часто брали в руки. На нем – миловидная блондинка с мягкими, добрыми глазами и светлыми, пушистыми волосами, уложенными в простую причёску. Она смотрела в камеру с лёгкой, застенчивой улыбкой. Марина перевернула фотографию. На обороте, неразборчивым, торопливым, явно женским почерком было написано: «Спасибо за всё… И.»
Это «спасибо» прозвучало в гробовой тишине гаража как оглушительный выстрел. Оно не вязалось с образом насильника, маньяка, собирающего жуткие сувениры. Оно рождало другие, не менее чудовищные и унизительные догадки. Ревность, острая, ядовитая и совсем уже не праведная, укусила за сердце, впилась в него клыками. Сколько их было? Кем они ему приходились? Любовницами? Мимолётными попутчицами? Почему он хранил эти безделушки, как святыни, в этом железном ковчеге?
Она с силой, со злостью захлопнула крышку ящика с таким грохотом, что эхо прокатилось по железным стенам, будто возвещая о начале конца. Но образы – чужих вещей, чужих женщин, чужой, непонятной благодарности – уже въелись в мозг, жгли изнутри, не давая передышки. Она, почти бегом, выбежала из гаража на свежий воздух и, прислонившись спиной к холодному, шершавому металлу двери, зажмурилась, пытаясь отдышаться, прогнать прочь подступающую истерику. Солнце светило по-прежнему ярко, слышался смех детей из соседнего двора, мир жил своей обычной жизнью, а её собственный мир только что рухнул, превратившись в груду обломков, среди которых валялись чужие заколки и браслеты и фотографии.
Весь оставшийся день Марина не могла заставить себя ни есть, ни пить. Она сидела на кухне, уставившись в одну точку на кафеле плиты, а перед глазами, как в калейдоскопе, мелькали то браслет с чужой, зловещей буквой «Л», то добрые, доверчивые глаза женщины с фотографии, то потёртый корпус чужой помады. Образ мужа – надежного, немного сурового, но своего, родного – трещал и рушился, как подгнившее дерево, унося с собой все их общие годы, все воспоминания, всю якобы построенную жизнь. Кем он был на самом деле? Преступником? Бабником, коллекционирующим свои победы? Или кем-то ещё, о чём она боялась даже подумать, о чём не писано в обычных жизненных сценариях?
Поздно вечером, когда в квартире воцарилась тишина, она подошла к старому комоду, взяла в руки их общую, пожелтевшую свадебную фотографию в простуженной рамке. Молодой Владимир смотрел на неё с карточки уверенно, даже слегка надменно, его рука лежала на её плече с привычным, собственническим жестом. Теперь этот взгляд казался ей не уверенным, а скрытным, полным тайн и пренебрежения, а жест – не защитой, а знаком владения, как он владел этими вещами в ящике.
— Кто ты? – прошептала она, проводя пальцем по застывшему, улыбающемуся лицу на фотографии. — Что ты делал все эти годы? О чём молчал, когда приходил домой?
Ответа не было. Была только тяжесть в груди, камень на душе и жгучее, нестерпимое, доводящее до исступления желание узнать правду. Она не могла больше так жить, с этой картиной, с этим ужасом в голове. Оно грозило свести её с ума, отравить каждую секунду будущей жизни, какой бы она ни была.
Она решительно вернулась в гостиную, взяла со стола, куда бросила его ранее, ту самую маленькую фотографию с нежной блондинкой «И». Это была единственная зацепка. Самая ясная. Лицо видно хорошо, черты открытые, не скрытые. С неё и нужно начинать этот крестный путь. Правда, какой бы ужасной, постыдной и разрушительной она ни оказалась, будет лучше, чем эта пытка неизвестностью, это хождение по краю пропасти, в глубине которой мерещились самые тёмные тайны человека, которого она, как ей казалось, знала лучше всех на свете.
Продолжение уже здесь
Спасибо, что дочитали эту часть истории до конца. Чувства Марины, её шок и боль – знакомы ли вам в какой-то мере? Сталкивались ли вы когда-нибудь с шокирующими тайнами самых близких людей? Поделитесь своими мыслями в комментариях. Ваш лайк или репост помогут другим найти эту историю.
А пока Марина только начинает свой путь к правде, возможно, вам будет интересна другая история о семейных секретах