Найти в Дзене

Одиссея полковника Строганова. Гл.1.24, 25. Экспедиция Лаперуза. Продолжение колониальной войны.

Начало романа. Глава 24. Экспедиция Лаперуза Чем дальше удалялся безымянный остров Амазонок, расположенный где-то на задворках Тихого океана, тем сильнее Сергей осознавал своё одиночество в этом чуждом для него мире. «Очень жалко, что сорвался эксперимент по зачатию от человека из будущего туземками из далёкого прошлого и рождению совместных детишек. Эх, мои мудрые потомки могли бы стать президентами и министрами каких-нибудь банановых республик, – сожалел Строганов. – А возможно, что и не сорвался! Одну беременную я точно видел, хотя наверняка неясно, от кого будет дитя у Туамы-Среды. Может быть дикари опередили... Но ведь и других подданных я лаской не обделял…» Горюя о погибших жёнах, несчастный скиталец пил брагу, матерился, а захмелев, пел грустные русские песни. Осторожно переступал через тела умерших подруг, отводил от них глаза, стараясь не смотреть на искажённые болью и залитые кровью лица темнокожих красавиц. Смерть никого не украшает, а молодых красоток обезображивает ос

Начало романа.

Глава 24. Экспедиция Лаперуза

Чем дальше удалялся безымянный остров Амазонок, расположенный где-то на задворках Тихого океана, тем сильнее Сергей осознавал своё одиночество в этом чуждом для него мире.

«Очень жалко, что сорвался эксперимент по зачатию от человека из будущего туземками из далёкого прошлого и рождению совместных детишек. Эх, мои мудрые потомки могли бы стать президентами и министрами каких-нибудь банановых республик, – сожалел Строганов. – А возможно, что и не сорвался! Одну беременную я точно видел, хотя наверняка неясно, от кого будет дитя у Туамы-Среды. Может быть дикари опередили... Но ведь и других подданных я лаской не обделял…»

Горюя о погибших жёнах, несчастный скиталец пил брагу, матерился, а захмелев, пел грустные русские песни. Осторожно переступал через тела умерших подруг, отводил от них глаза, стараясь не смотреть на искажённые болью и залитые кровью лица темнокожих красавиц. Смерть никого не украшает, а молодых красоток обезображивает особенно резко.

А ведь ещё вчера у него были две спутницы жизни, с которыми планировал переселиться на уединённый островок, плюнуть на общество и цивилизацию, любить этих дочерей дикой природы, оберегать, воспитывать и обучать. Однако не вышло, не уберег… Можно сказать, невольно погубил... Раскаяние и бессилие бесконечно терзали его неприкаянную душу.

Спустя сутки, обдуваемый крепким морским ветром, Строганов протрезвел, и решил, что надо жить дальше. Занялся делом: поставил парус по ветру, высыпал из мешков снедь и начал сортировать. Бананы в одну кучу, кокосы – в другую, вяленое мясо – в третью, а пахучую рыбу отдельно от всего.

Из открытых источников.
Из открытых источников.

«Как быть с телами? – такова была первая трезвая мысль, посетившая во время плавания.

Естественно, в первую очередь надо похоронить девчонок! Не бросить же их в воду на растерзание акулам. Девушки ведь не моряки, которым положено покоиться на дне океана. Такие красавицы достойны лучшей участи, чем быть съеденными рыбами. Сейчас следует упаковать их в шкуры, зашить в эти своего рода саваны и найти какое-то подобие суши: коралловый атолл, вулкан, песчаную отмель, хоть что-то – и предать их земле.»

В разыгравшейся на острове трагедии, конечно, была и его вина. Но… Да, действительно, Сергей не дал себя оскальпировать, содрать шкуру и съесть местным мужикам-людоедам, вместо этого он сам перестрелял их. Но извините, друзья, все хотят жить. Тогда повезло ему, а не людоедам, но в другой раз, возможно, удача улыбнётся именно охотникам за черепами.

Вдали показалась какая-то серая точка.

Земля?

Действительно, серое пятнышко по мере приближения превратилось в скалу явно вулканического происхождения. Островок был похож на окаменевшую гигантскую волну, поросшую колючим кустарником, и единственными достопримечательностями на ней были пальма, торчавшая из какой-то расщелины, и золотистая полоска песчаного пляжа площадью не больше гектара.

Причалил, закрепил тримаран за кривое дерево, затем не спеша вырыл две метровых ямки – глубже не вышло, мотыга упёрлась в камень, под слоем песка шла сплошная базальтовая плита. Но и этого вполне достаточно, чтобы могилы не размыло отливами и прибоем, а тела не склевали чайки и бакланы. Уложил девчат удобнее, подсыпал холмики, утрамбовал почву.

Покойтесь с миром, мои красавицы...

Бывший король Серж сломал две ветви кустарника и воткнул их вместо надгробия, достал пистолет и выстрелил в воздух – отсалютовал у могил двумя последними патронами браунинга своим бесстрашным бойцам и верным жёнам.

Смахнул со щеки набежавшую слезу. Горестно вздохнул.

Повертел в руках ставшее теперь бесполезным оружие. Зачем оно теперь? Орехи колоть? Нет, ни к чему создавать загадки для археологов. Размахнулся и зашвырнул пистолет подальше в море, а ремень с кобурой отстегнул с пояса и бросил в лодку, это снаряжение может ещё пригодиться.

Эх, день ото дня он становится все более безоружным... Пора готовить копья и дротики!

Он отхлебнув из фляжки самогона «Антифриз», постоял, помолчал и выпил почти до дна в три тоста: за Маньку, за Таньку и за упокой их невинных душ.

Какая чудовищная несправедливость! Так глупо погибли хорошие девушки в самом расцвете лет. По всему выходило, что он должен был много раз голову сложить в этом чужом, неприветливом, жестоком мире, а вот, глядишь ты, вновь уцелел. О Боже, как же ты несправедлив...

Вскоре он окончательно захмелел, и опять начался разговор с самим собой, по душам. И пошло-поехало...

Хорошо, что не было рядом настоящих собутыльников, не то дело не обошлось бы без драки и поножовщины, сказывалось нервное напряжение последних дней.

– Какой ещё Боже? Разве ты веришь в него, в Бога? – спросил пессимист.

– В Бога не верую. Верую исключительно в высший разум, в теорию больших величин, в бесконечность, – отвечал оптимист. – В законы сохранения веществ и энергии, в бесконечную Вселенную, в наличие множества разнообразных инопланетных цивилизаций с различными формами интеллекта. В человеческий разум тоже верую!

– А что такое человеческий разум? Людоед разве разумен? Патологические убийцы и насильники разумны? – с сарказмом поинтересовался пессимист. – А подлецы, негодяи, эксплуатирующие детский труд? Сутенёры, торгующие женскими телами? Безмозглые тупицы варварски, бессмысленно уничтожающие культурные ценности? Вандалы, разрушившие великий Рим? Талибы, взорвавшие тысячелетние статуи Будды? Ой, да разумны ли мы, люди, вообще? Здравомыслящих, думающих, созидающих людей невелик, от силы десять процентов. Мыслители, творцы, гении – продукт штучный, один мудрец приходится на сотни тысяч человеческих особей. А деградирующих алкашей, подонков, убийц, бандитов, маньяков – этого добра сколько угодно.

– Ты не веришь в будущее человечества? – возмутился оптимист.

– Нет, не верю. Оно обречено на вырождение, – закончил свою речь пессимист.

Сергей потряс бутылкой – на дне ещё что-то плескалось. Запрокинул голову и вытряхнул последние капли в глотку.

– Ну вот! И я сам понемногу деградирую, тупею, спиваюсь – становлюсь обычным пьянчугой. Через пару лет, и подохну на затерянном в океане безвестном островке. Аминь! – и Строганов, как третейский судья, подвёл итог спора. – Эй, спорщики, хватит болтать, отчаливаем. Попутного ветра моему парусу.

– А в каком направлении? – задал каверзный вопрос пессимист. – Или мы плывём на все четыре стороны?

– Куда ветер подует, туда и дрейфуем, – поддержал Сергея оптимист.

– Была не была, куда кривая вывезет! – махнул рукой Строганов подбадривая себя. – Плыви, мой чёлн, по воле волн. Главное – не стоять на месте. Авось куда-нибудь снова и вынесет меня ветер странствий. Я везучий! Плыву – значит, существую...

Скальный остров сопротивлялся и некоторое время не отпускал от себя тримаран: течения, водовороты. Пришлось налечь на весла, чтобы отчалить от него. Строганову вовсе не хотелось провести остаток своих дней на унылой каменной глыбе под сенью одинокой чахлой пальмы и удобрить скудную почву под ней своим телом. Прибой и ветер некоторое время боролись друг с другом, но победил ветер. Через считанные часы ни пальмы, ни скалы, ни могильных холмиков даже в подзорную трубу не стало видно. Прощайте, девочки…

Вскоре Сергей потерял счёт времени и запутался, вспоминая, какой нынче месяц – сентябрь или уже октябрь? Да и год он знал лишь приблизительно, и то со слов англичан.

Любопытно, а где происходят самые интересные события в этом, давно прошедшем году? Конечно, во Франции! Лучше бы сейчас оказаться среди революционеров, в Париже! По любому, было бы гораздо веселее, чем одному в лодке скитаться посреди безбрежного океана.

Историю Французской революции Строганов знал лучше, чем жизнь папуасов. И потом, какие там прекрасные вина и коньяки! А какие симпатичные женщины... Наши, русские, безусловно, лучше, но легкомысленные парижанки – обворожительны. Изысканные манеры, элегантные наряды и особенный, парижский шарм.

Тьфу ты, размечтался…

Прошла неделя или около того, и вот на горизонте вновь показалась точка. Ура, земля!!!

Что ж, он готов попытать счастья и на этом клочке суши.

Остров был не один – природа по водной глади щедро рассыпала целую гряду больших и малых островков. Любопытно, каково название этого архипелага и где он расположен? Строганов надеялся, что эта земля окажется гостеприимнее, чем его предыдущее место жительства. Кажется, на карте эти острова обозначены как Новые Гибриды.

Теперь надо бы познакомиться с хозяевами территории.

Кто тут местный королёк? С кем торговаться за сохранность собственной шкуры? Кто хочет получить пуговицы и стреляные гильзы в обмен на жемчужины? И есть ли вообще на белом свете миролюбивые аборигены?

Вдоль берега большого острова, на волнах, раскачивалась примерно дюжина разбитых джонок и пирог. А невдалеке, в центре лагуны, рядом с торчащей над водой остроконечной скалой, замер задранной вверх кормой и безань-мачтой, остов европейского корабля. При ближайшем рассмотрении скала оказалась грудой остроконечных выступов.

Да, не повезло морякам – неудачно причалили!

Никакого другого пирса на горизонте не вырисовывалось. На торчащей из воды мачте трепыхался рваный флаг.

«Французский! – узнал вымпелы Сергей и невольно улыбнулся. – Надо же, только недавно думал о Франции – и вот, пожалуйста, её кусочек в безбрежном Тихом океане. В прошлый раз наткнулся на английских бунтарей, теперь на каких-то французов, осталось только повстречать испанских флибустьеров и русских первопроходцев. Прямо ясновидец он какой-то. Недавно вспомнил о штурме Бастилии, и вот они, где-то рядом, будущие воины императора Наполеона. Перестрелять их, что ли? Помочь Михаилу Илларионовичу Кутузову? Нет, эти, пожалуй, будут воевать с эскадрой Ушакова. Подсобить адмиралу? Но время империи вроде бы ещё не наступило, Наполеон даже и не помышляет ни о Смоленске, ни о Москве, а до битвы при Ватерлоо вообще целая вечность! Нет, сейчас они не соперники, а союзники. Вон сколько кругом разбитых лодок дикарей. Видно, и эти места кишмя кишат племенами каннибалов.»

Сергей судорожно соображал, напрягая память, кто из французских путешественников мог в это время оказаться в таких далёких от Европы краях, но так и не вспомнил – слабо знал историю мореплавания. «Кто же капитан потерпевшего крушение корабля и что здесь забыли французы? Может, это передовой отряд лазутчиков-лягушатников в зоне влияния британской короны?»

На куске кормы виднелась плохо различимая надпись, разборчиво видна была только первая буква названия – латинская «В», а дальше непонятно. Видимо название стёрли ветры и волны.

Что это за корабль? Военный или торговый? А может, это корсары? Не дураки же они, чтобы вывешивать на всеобщее обозрение «Весёлый Роджер» с черепом и скрещёнными костями. Что означает эта буква «В»? Название города, местности? Бордо, например, Бретань или какой другой французский край. А может, это имя? Да ладно, лишь бы были живы люди с этого судна.

Сергей торопливо направил лодку к берегу, чтобы острые рифы, на который наткнулись французы, не утопил его тримаран. Путешественник налегал на весла, однако течение по-прежнему несло на каменную гряду, торчащую из воды.

Строганов лихорадочно всматривался: где же проход? Должен ведь быть зазор, хоть небольшой, между скалами, похожими на торчащие клыки. Эх, если бы сейчас был прилив, то через эту преграду лодочку легко перенесло бы мощной волной, а так – расколотит в щепы.

– Вот он! – громко воскликнул он, заметив узкий фарватер. – Мудрёное дело, придётся идти словно меж Сциллой и Харибдой.

Мореплавателю, жадно хватавшему ртом воздух и напряжённо работавшему руками, удалось направить посудину точнёхонько между двумя скалами, однако прибой под воздействием налетевшего ветра швырнул судёнышко влево, и сразу же треснула прикрученная лианами «оглобля», именно так Серега называл подводные опоры, обеспечивающие устойчивость тримарана, – правая оглобля и левая оглобля. Передняя стойка треснувшей оглобли от удара сломалась, доска упёрлась в едва виднеющийся из воды остроконечный камень и лодку резко развернуло поперек прохода.

Сергей быстро перебежал на корму и оторвал заднее крепление оглобли, освободив тримаран от неё, так же поспешно вернулся на скамью-банку, оттолкнулся шестом от камушка и следующей набежавшей волною был переброшен в тихую лагуну.

Не успей проскочить, замешкайся на долю секунды – и быть бы беде: волны начали бы швырять, вертеть, кромсать его жалкое судёнышко. Однако теперь лодка, без одной опоры, завалилась на правый бок и выглядела совсем беспомощной, словно намеревалась присоединиться к другим бедолагам на этом острове кораблекрушений, пристроиться рядом с французским фрегатом, и стать собратом по несчастью тайских джонок и пирог папуасов.

Впереди на берегу лежал зарытый в песок корпус с грот-мачтой, а ещё дальше обломок носовой части корабля с фок-мачтой, оборванным кливером и задранным в небо форштевнем и бушпритом.

«Надо же, как разметало такой большой фрегат! А я на лодчонке и без экипажа, но проскочил», – ухмыльнулся Сергей.

Отдышавшись и успокоившись после преодоления всех препятствий, мысленно пошутил:

«Хвост оторвало при приземлении, но экипаж сумел посадить самолёт на взлётную полосу! Любопытно, где пассажиры лайнера? Уцелел хоть кто-нибудь?»

Уцелели! Из-за остова французского корабля появился человек – на вид скелет.

Человек-призрак пристально посмотрел в подзорную трубу и замахал руками. Рядом с первым встал ещё один, затем появился третий. Они кричали, но что – не разобрать. Одеты моряки были в жалкие лохмотья, каким-то образом умудрявшиеся ещё держаться на измождённых болезнями и плохим питанием телах – рубища на потерпевших кораблекрушение были в прорехах, дырка на дырке.

«Несчастные дистрофики! Не сожрали бы, чего доброго! Обрадуются с голодухи приплывшей пище в моем лице, – горько усмехнулся про себя Строганов. – Получится, как в сказке о Колобке: я от Блая ушёл, я от Флетчера уплыл, от каннибалов ушёл, от людоедок убежал, а от французов – не сумел. Вон как у них жадно глазёнки заблестели».

Сергей на всякий случай снял автомат с предохранителя.

– Bonjour, monsieur! – пролепетал самый высокий оборванец. – Parlez-vous français? (Вы говорите по-французски?)

– Oui! (Да!) – подтвердил Сергей, что он понимает язык Бомарше, Дидро, Руссо, Вольтера, Дюма.

«Стоп! Дюма-отец, а тем более сын, кажется, ещё не родились. Что ж, поговорим как вольтерьянец с вольтерьянцами либо как монархист с монархистами, роялист с роялистами. Если понадобится, обману, мне не привыкать скрывать своё истинное лицо. Вот и настало время вспоминать французскую речь, которой меня обучали в разведшколе».

Едва Строганов ступил на песок, французские моряки бросились обниматься с ним и плакали от радости, как дети. У одного рука висела на перевязи, перемотанная грязным белым платком. Голова другого была обмотана подкладкой от камзола, сквозь которую проступала запёкшаяся кровь, третий чуть отстал, прихрамывая. В тени обломков у борта лежал еще один морской бродяга, с пробитой грудью. Он тихо бредил, а вокруг него роились зелёные крупные мухи.

Диалог начался:

– Кто вы, чужеземец? – спросил француз. – И где ваш корабль? Месье, вы испанец, португалец?

– Нет, я русский офицер и путешественник, полковник Сергей Строганов. – Граф. Можно без титулов, без церемоний, просто Серж. Моя экспедиция погибла, а я возвращаюсь домой, плыву навстречу русской эскадре.

– Как вы найдёте её в океане?

– На все божья воля... – ответил Сергей и сочувственно поинтересовался: – Ваш друг умирает?

– Да. Вероятно, сегодня скончается. Правое лёгкое у него пробито стрелой. Мы её обломили, вынули, рану залили коньяком и перевязали. Но как быть дальше? Хирурга нет, он утонул. Наш бедный Огюст третий день цепляется за жизнь, его организм борется из последних сил.

– Его ранили папуасы? – уточнил Строганов.

– Они не представляются. Папуасы, гвинейцы, ещё какие-то дикари – кто их знает. Одним словом, туземные бандиты. Напали на нас уже пятый раз за год.

– А как вы тут очутились?

– Мы налетели на скалы ночью, – ответил раненный в голову француз. – Я корабельный плотник, моё имя Анри. Вот этот весёлый парень – канонир Поль. Несмотря на ранение в руку, умудряется орудовать одной здоровой клешней, как двумя. Только вот у нашего орудия осталось пороху едва на два выстрела. А этот милый юноша – юнга Гийом, – плотник ткнул пальцем в молодого парнишку лет семнадцати, у которого была повреждена нога. Сергей пожал всем по очереди руки. Уточнил:

– У  вас есть исправная пушка?

– Да, орудие выбросило штормом на мелководье, и мы его вытащили, вместе с ядрами и зарядами картечи, – пояснил канонир. – За порохом плавали к корме на плоту, три бочонка доставили, три нечаянно утопили.

– Отлично! – обрадовался Сергей.

– Простите за любопытство, ваше сиятельство, но что вы делаете так далеко от России? – продолжил расспросы Анри, видимо, самый любопытный из всех.

– Мой корабль погиб в районе Сиама, – вновь начал самозабвенно врать Сергей, переплетая правду и вымысел. – Где я только не побывал за это время. На необитаемом острове нашёл эту лодку, долго плыл, затем был подобран в море английской шхуной «Баунти». Экипаж корабля взбунтовался против капитана Блая, высадил его в шлюпку и отправил в открытый океан.

При упоминании англичан на лицах моряков отразилась тревога.

«Вероятно они заподозрят, что я английский шпион», – решил Сергей и поспешил развеять сомнения островного гарнизона:

– Не бойтесь, я не сторонник Британской империи – сам по себе, поддерживаю нейтралитет, а с мятежного корабля «Баунти» бежал. Ночью нагрузил лодку провизией и покинул судно, потому что англичане отправились на Таити. Мне с ними не по пути. Несколько месяцев я жил на острове в окружении сорока диких амазонок. Целый гарем имел!

– О-ля-ля! – воскликнул Анри. – И вы от них добровольно ушли?

– Пришлось... Дурные бабы взбунтовались...

Сергей вкратце пересказал историю попытки создания просвещённой монархии в Океании, и моряки посмеялись.

– Какое счастье, что вы не англичанин. Мы с ними постоянно воюем, и на суше, и на море.

– Да кто ж вы такие? – вновь воскликнул Сергей, сгорая от любопытства. – Вы мне так и не сказали, как вас самих занесло на край света? И где мы находимся?

– Прошу прощения, извините, дорогой друг, заболтался, – принялся оправдываться Анри.

– Ну вот заладил: пардон да пардон! – рассердился Сергей, а про себя подумал: «Без «пардона» слова сказать не могут. У них даже плотники галантны, вот оно как».

– Прошу прощения, – вновь извинился француз. – Мы выжившие члены экипажей кораблей

«Астролябия» и «Буссоль». Слышали о таких?

– Астролябия – это что-то типа медузы? – хохотнул Серега.

– Нет, астролябия и буссоль – это приборы, применяемые для навигации, – суховато поправил его француз.

Канонир Поль, напротив, рассмеялся и тотчас надрывно закашлялся.

– Э-э-э, братец, да тебе лёгкие лечить нужно. Никак чахотку подхватил, – посочувствовал ему Сергей. – А ведь в этом климате не должно быть таких болезней. В местном воздухе витают в основном вирусы гепатита, малярии и дизентерии.

– Легкие я застудил на переходе от Камчатки к Сахалину. Как сейчас помню русские слова: «борщец», «водку выпить», «сало». Ха-ха-ха! Балялуйка! Вальеньки! Красавьетца!

– Молодец, сразу видно, настоящий турист! Эк же куда тебя занесло. Обычно ваш брат посещает Москву, Петербург, Киев да города Золотого кольца. А тут Камчатка и Сахалин, это ж надо, твою мать!

– О! Твою мать, хре@н на нюх! Пошоль на … Наливай болшу чарку водка! Ура! На Камчатке нас хорошо приняли. – Эти воспоминания были явно из разряда приятных у несчастного моряка. – Мы там любили местных красавиц, а они нас. Вы, русские, хороший народ.

Французы улыбались и скалили щербатые рты. С зубами у них, как и у англичан, была просто беда, даже у мальчонки во рту зияли прорехи. Ребята явно перенесли жестокую цингу.

– Хватит зубоскалить. Докладывайте, Поль, кто ваш капитан?

– Нашим капитаном был командир эскадры командор Жан-Франсуа де Лаперуз, – отрапортовал канонир.

– Живой Лаперуз! Тот самый. Пролив Лаперуза! – перешел на русский Серега. – Да где же он?

– Что вы сказали, месье? Неужели вы знаете фамилию Лаперуза? Вы о нем слышали?

– Конечно! В России его знают все, особенно хорошо жители Дальнего Востока, Сахалина и Камчатки. У нас на карте пролив Лаперуза между нашим островом Сахалин и японским Хоккайдо.

– Японцы нам не понравились.

– А где сам капитан Лаперуз? Он жив?

– Нет. Увы, он давно погиб – утонул.

– Печально. Значит, тела Лаперуза и всех погибших членов команды покоятся на дне морском?

– Зачем на дне? Утонувших моряков волны выбросили на берег, они похоронены вон там, под тремя гигантскими пальмами, в том числе и Лаперуз. – Моряк указал пальцем в направлении южной стороны пляжа, на три высоченных дерева, кроны которых совсем не создавали тени у подножия стволов, так они были высоки. Деревья стояли в сотне метров от лагеря французов.

– Постой, дорогой мой, неужели вас сюда аж с Камчатки занесло?

– Да, мы пересекли почти весь Тихий океан, побывали во владениях русской императрицы, затем попали в Китай, оттуда добрались до Новой Голландии*, – продолжил рассказ Анри. – Местные дикари – сущие головорезы. Сразу погибло двенадцать моряков во главе с лейтенантом Флерио де Ланглем. Это случилось на архипелаге Мореплавателей. Проклятый остров Мауиа – его название я запомню на всю жизнь. Там наших товарищей убили без всякой жалости, и с этого момента начались наши злоключения. В январе прошлого года мы немного передохнули в заливе Ботани и тронулись в дальний путь, пополнив запасы воды и провизии. Но отдых наш был кратковременным. В марте командир эскадры Лаперуз вновь поднял паруса и повел корабли в последний поход. Тёмной ночью вперёдсмотрящий не заметил бурунов первой линии рифа, мы перескочили через него, но корвет раскололся пополам. Мы – моряки с несчастной «Астролябии». Бак и бушприт, в тени которых мы сейчас находимся, позднее сильным штормом выбросило на берег.

*Новая Голландия – историческое название Австралии. Было введено в употребление в 1644 г. голландским путешественником Абелом Тасманом и широко использовалось в последующие 150 лет.

– А я думал, это части от одного корабля, от «Буссоли». Там корма, тут бушприт.

– Нет, то «Буссоль» крепко застряла на камнях, а матросов, пытавшихся спастись вплавь, унесло штормом. Корабль за месяц разметало в щепы, через неделю от него осталась лишь часть кормы, часть продовольствия и воды, ром, коньяк, немного оружия, на наше счастье, вынесло на берег прибоем. Теперь нас одолевают дикари, норовят сожрать – год с ними воюем, отбиваемся от нападений. Они постоянно приплывают, набрасываются на нас из засады, похищают зазевавшихся, терзают и съедают. После крушения спаслось тринадцать – чертова дюжина. Оружие нас, конечно, выручает – пять мушкетов и два пистолета, но с каждым разом сдерживать налёты дикарей всё труднее. Первый раз они приплыли через две недели после крушения. Мы вышли к туземцам с миром, хотели преподнести им подарки: раздать бусы, монеты, тряпки, а они без разговоров убили парламентёров Филиппа и Жако – истерзали на наших глазах. Пока мы стояли, остолбенев от ужаса, беднягам отрубили головы, насадили на копья, вспороли животы. После ружейного залпа банда людоедов обратилась в бегство – мы преследовали негодяев до побережья. Спаслось лишь несколько аборигенов, на одной лодке, но вскоре они вернулись с подкреплением. Так и воюем уже целый год.

Глава 25. Продолжение колониальной войны

Строганов приуныл, но вида постарался не подавать. И плотник замолчал, видно, умаялся, присел под обветшалые останки «Астролябии», а Сергей наконец смог оглядеться. Заметил стоящее на небольшой возвышенности, укреплённое строение.

– Друзья мои, а почему вы тут сидите? – искренне удивился Строганов. – Ждёте кого-то? Ведите гостя в дом, в крепость.

– Мы ждём, когда умрёт Огюст, – ответил юнга Гийом и кивнул на раненного в грудь моряка. – Он уже впадает в забытье. Попросил отнести себя поближе к бывшему кораблю – хочет умереть у моря, потому и сидим здесь с раннего утра, исполняем последнюю волю умирающего. К вечеру, наверное, отойдёт, похороним на погосте у крепостной стены.

– Вы что же, бросили крепость без защиты?

– Нет, внутри форта остались шевалье Луи де Брожак и лейтенант Симон Фрапен. Если что, они подадут сигнал тревоги, и мы тотчас прибежим на помощь. Но думаю, что раньше завтрашнего дня эта дикая шайка сюда не сунется, – откликнулся Поль и продолжил рассказ о житьё-бытьё на острове: – Вчера был жаркий бой, мы много туземцев перебили, теперь они затаились и ждут подкрепления с дальних островов. В чаще леса их примерно человек пятьдесят, они перестали бояться ружейных выстрелов и даже к грохоту пушки привыкли. А вначале так пугались, что после первого залпа падали замертво или разбегались во все стороны. Но обстановка изменилась, и теперь дикари прут напролом – частенько дело доходит до рукопашной. После убийства парламентёров чёрные разбойники возвратились примерно через месяц. Я тогда насчитал двенадцать пирог и примерно по восемь человек в каждой – как саранча, рассеялись по джунглям и окружили наш лагерь.

К тому времени стены мы возвели до половины. Туземцы пошли в атаку, мы дали ружейный залп из укрытия и из пушки пару раз успели пальнуть. Этого хватило, чтобы обратить их в бегство, но скоро снова последовала атака. Лейтенант повёл нас в бой, саблями и шпагами мы утихомирили каннибалов. Крепко их тогда побили, но и своих двоих товарищей потеряли. Одному в голову дротик попал, другого на копья подняли.

Месяц мы спокойно возводили крепость, успели закончить строительство, и тут – очередное нашествие саранчи – двух сотен дикарей. Пушка палит – туземцы разбегаются. Но потом снова сбиваются в кучу и опять идут на штурм. Из ружей бьём, но они, не обращая внимания на потери, лезут на стены – теперь мы больше не атакуем, а только обороняемся.

Из открытых источников.
Из открытых источников.

Как-то раз дикари устроили засаду возле родника, забросали дротиками старину Жака и добили дубинами. В тот раз мы отбились, остатки банды уплыли, но вернулись спустя два месяца. И что вы думаете, их прибыло три сотни! Наш форт к этому времени был уже с бойницами в стенах и со сторожевыми вышками. Тогда гарнизон потерял ещё одного моряка – вновь мы победили, однако у нас заканчивается порох. Нынче заявились на остров две шайки – позавчера они предприняли попытку штурма – последствия его вы сами видите, месье. Все защитники форта ранены, но с вашей помощью, возможно, отобьём следующую атаку.

– А  каков у вас запас пуль и пороха? – спросил Строганов.

– Пуль хватает – юнга их из убитых туземцев выковыривает – после второго штурма пришлось таким варварским способом пополнять запас. С порохом дела обстоят гораздо хуже – примерно пятьдесят выстрелов, и ружья превратятся в дубины.

– Значит, туземцев гораздо больше, чем вы способны уничтожить?

– Да, но ведь мы неплохо фехтуем! Стены нас прикрывают – сверху рубить головы сподручно. Да и в рукопашном бою они нам сильно проигрывают – деревянные дубинки против сабель не сильно эффективны.

– И что вы думаете делать дальше? Ждать у моря погоды? Надо спасаться!

– Надо бы, – согласился Анри.

– Давайте починим мою лодку и вместе тронемся в путь. Сегодня же, – предложил Строганов.

– А как же Огюст? – возразил Поль. – Пусть он спокойно умрёт, это последнее, что мы можем для него сделать. С провиантом для путешествия у нас туго. Кур с собой не увезёшь, свиней тоже. Сохранять мясо нечем – соль кончилась месяц назад. У вас соли нет, граф?

– Нет.

– Эх…

– Чем же вы питаетесь, господа? От вас, однако, пахнет чем-то покрепче, чем вода. Что пьёте?

– Едим местную дичь: бьём поросят и птиц, собираем фрукты и овощи, а пьём коньяк и мадеру. На берег выбросило двенадцать бочек из корабельного запаса коньяка да пятнадцать бочонков портвейна, хереса и мадеры.

– Что я слышу? Мадера? Вау! Коньяк? О-о-о!

– Да что толку, – пробурчал Поль. – Мы эти бочки так и не сумели закатить в форт. Они лежат на берегу, там, где прячутся дикари. Каждая вылазка к ним сопровождается кровопролитием. Потери – с обеих сторон. За одну бутылку спиртного приходится уложить несколько папуасов. Так что, стоимость бутылки – человеческие жизни. Чаще это жизнь туземца, а порой и своего брата-француза. Негодяи теперь вовсе не уходят с острова и постоянно наготове. Они догадались, что нам необходима для поддержания сил выпивка. Сами коньяк не пьют – отведали, и он им не понравился, – но устраивают засады. К спиртному пробиться непросто – необходимо проводить разведку: туземцы то яму замаскируют ветками, на дне которой заострённые колья, то змею ядовитую подложат между бочонками.

– Так чего расселись, как на курорте? Огюст все одно вот-вот богу душу отдаст. Его возле бочек подстрелили?

– Верно, он самовольно туда отправился, в одиночку, но не дошёл метров десять, там и ранили – с трудом отбили его, – подтвердил Анри.

– Но мы тоже научились устраивать ловушки на пути отступления. У дикарей нет обуви, они бегают босиком: бросаем на землю сотни острых шипов, битое стекло, а отступив на безопасное расстояние, добиваем, чтобы долго не мучились, – хохотнул Гийом.

– И вот что любопытно – как только застрелим несколько дикарей, а их соплеменники убегут прочь, из леса тут же является другая, враждебная им банда, которая и уносит раненных и убитых, потом жарят и жрут их с плясками и визгом, – воскликнул Анри, и лицо его выражало удивление и ужас одновременно. – А люди из того племени, которое потеряло воинов, вопят и плачут, убиваются по своим.

– Не понял. С вами воюют разные племена? – изумился Сергей. – Идёт великая колониальная война?

– Да! Все островитяне враждуют с соседями, – подтвердил слова товарища Поль. – Если бы они объединились, то нам бы точно несдобровать было. Земля, на которой стоит наша крепость, – нейтральная территория. То есть ничейная. Сюда туземцы регулярно приплывают воевать, но ни одно племя не может осесть на острове. А мы для них – просто дичь, вернее, дополнительная пища.

– Мы приплыли и воюем со всеми племенами, вроде как внесли некий баланс, уравняли шансы племён. Помогаем дикарям биться до полного взаимного истребления. Ха-ха-ха! – громко рассмеялся канонир.

– Однако нас осталось очень мало, и скоро аборигены доконают нашу колонию, – в голосе юнги слышалось плохо скрываемое отчаяние, в конце концов он не сдержался, из глаз его потекли слезы.

– Хватит болтать и нюни распускать, теперь я с вами. В атаку! За коньяком! – воскликнул Сергей.

– С чем в атаку, месье? – развёл руками Поль. – Прикажете выкатить пушку и дать последний залп? Прощальный, так сказать…

– У меня есть оружие. Нового образца, оно называется автомат Калашникова и стреляет подряд много раз. За мной, вперёд, солдаты революционной Франции! За мной, карбонарии-якобинцы!

– Что за бред вы несёте? – встревожился Анри.

– Всё объясню вам после боя, после победы, – ответил Сергей и решительно направился к складу. – Вино и коньяк в бой зовут, а затем в морской поход с новыми силами!

«И черт с ними, с французами, – решил он. – Если что, доберусь до склада в одиночку, и буду, словно пижон сомелье какой-нибудь, дегустировать вина и угощать себя любимого».

Пройдя примерно сотню шагов, Строганов оглянулся. Французы тащились позади – упрямцы несли на руках умирающего товарища.

«Правильно поступили, по-нашему! Вдруг налетят стервятники, заклюют живьём или дикари на котлеты пустят», – одобрительно оценил Серж поступок этих людей.

– Эй, ребята! Прикройте меня с тыла, – крикнул он французам. – За мной, канальи! – И кроме громкого клича Д’Артаньяна в исполнении Михаила Боярского, полковник вспомнив мотив «Марсельезы», насвистывая его, ускорил шаг. Жалко, что этим французам ни слова, ни мелодия гимна Франции ни о чем не говорят. Очередной парадокс, однако…

На свист из кустов высунулась коричневая, раскрашенная татуировками зверская физиономия, с перьями на голове и в ушах. Строганов без лишних слов, как настоящий ветеран колониальных войн, пустил пулю прямо в лоб бойцу «потешной» армии. Дикарь рухнул, а из глубины джунглей тут же раздался почти животный, оглушительный многоголосый рёв. На узкую полоску песчаного пляжа выскочили десятка полтора туземцев в боевой раскраске.

Сергею удалось подстрелить ещё троих, прежде чем остальные дикари сообразили, что этот бледнолицый своё ружье после каждого выстрела перезаряжать не собирается, как это делали французы. Они опешили, испугались – подхватив своих павших и ретировались.

– То-то же! – воскликнул полковник по-русски.

До заветных бочек оставалось несколько метров, когда русского нагнали французы. Бедняги совсем запыхались, но теперь передвигались налегке, без тяжёлой ноши.

– Где ваш дружок? – встревожился полковник.

– Умер, – коротко ответил Анри и, помолчав, добавил: – Надо действовать быстро, может, успеем хоть одну бочку укатить к форту.

– Чего? Одну? – возмутился Серега. – Да я за одной и шагу бы не ступил. Каждый будет катить персональную бочку. Не трусьте, справимся. Зато потом не придётся умирать от жажды и искать, чем бы опохмелиться. Вперед, берсальеры!

– Берсальеры в Италии, – хмыкнул Анри.

– За мной, конкистадоры! – вновь кинул клич Строганов.

– А эти – испанцы, – вновь проявил свою эрудицию плотник.

– Но не казаками же вас называть. Вы с казачьим войском атамана Платова ещё не знакомы. Может, вас именовать корсарами или флибустьерами? Точно, флибустьеры, за мной!

Серега принялся выталкивать на ровное место самую большую бочку, застрявшую в песчаной впадине – в ней было литров тридцать, не меньше. Поданный пример воодушевил французов, и они дружно навалились на бочонки – запыхтели, толкая к крепости тяжёлый груз. Только Гийом схитрил, взял под мышки по десятилитровому бочонку.

– Эх ребята, толковых грузчиков из вас явно не выйдет. А ну, поторапливайтесь, шевелите ягодицами!

Отряд с трудом дотащился до места, где лежал умерший моряк. Строганов склонился над телом, пощупал пульс, послушал сердце. Увы, – определённо мёртв.

– Как с ним быть? – спросил Сергей французов. – Если оставим здесь, туземцы, скорее всего, ему голову отрежут как сувенир, а тело сожрут.

– Конечно. Мы теперь павших хороним у северной внешней стены. Первых погибших, не зная местных обычаев, похоронили под пальмами. Так эти дьяволы ночью приползли, вырыли тела и унесли с собой чтобы съесть,– сказал Анри, и в глазах его вспыхнуло презрение к нелюдям.

– У вас на острове есть капеллан?

– Он утонул... Отец Себастьян славный был человек. Возможно, будь он жив, сумел бы обратить туземцев в христианскую веру.

– Вряд ли. Скорее стал бы очередным святым мучеником, – выразил свои сомнения Сергей.

– Земля пухом отцу Себастьяну, – вымолвил Поль. – Нам его не хватает... Сейчас грамотею Гийому приходится быть причетником и отпевать умерших. Юнга прочёл немало книг, знает много молитв наизусть, и если бы не он, так бы и умирали моряки без последнего причастия.

– Нет попа – какой кошмар! – с сарказмом произнёс Серега, но, на его счастье, из-за ужасного акцента французы не поняли его слов. – Братцы, хватит болтать. Живее толкаем бочки и через каждые двадцать шагов, подтаскиваем к ним тело Огюста.

Обливаясь потом и выбиваясь из последних сил, французы докатили ёмкости со спиртным до лагеря. Навстречу из форта вышли два человека и направились к отряду. При встрече французы радовались, как дети, обнимались, целовались.

«Они все геи? – закралась в голову Сергея беспокойная мысль. – Ну да, годами болтаются под парусами без женской ласки, и, видимо, что-то в их сознании действительно меняется. Сочувствую их нелёгкой доле, но не понимаю и не одобряю смену ориентации. Ладно, это их личное дело, главное, чтобы не приставали ко мне как к свежему кавалеру. Иначе – зашибу».

– Кто этот человек? Откуда? – спросил, удивляясь появлению Сергея, долговязый моряк, облаченный в лохмотья, которые когда-то были офицерским мундиром.

– Русский офицер, мой лейтенант, – ответил Поль и щёлкнул каблуками рваных сапог.

– Серж Строганов, полковник Русской армии, – представился россиянин.

– Шевалье Луи де Брожак! – отдал честь и встал по стойке «смирно» молодой дворянин. Сразу чувствуется военная косточка.

– Вольно! Не напрягаться, – махнул рукой Сергей. Лейтенант тоже вытянулся во фрунт, поэтому пришлось повторить команду.

– Господин полковник, я начальник гарнизона, лейтенант Симон Фрапен!

– О, Семен? Русских предков у вас случайно нет?

– Мне об этом ничего неизвестно. Я из третьего сословия*, мой дед владелец виноградников в Бургундии площадью в четыре сотни акров. Бочки с коньяком, что вы отбили у дикарей, из моего подвала, урожая 1770 года.

*Во Франции дореволюционного уклада первым сословием считалось духовенство, вторым – дворяне, третьим – буржуазия.

«Ого! Мне бы этот коньяк, да в наше время, я был бы олигархом», – подумал Сергей и учтиво спросил лейтенанта:

– А вино тоже ваше? Тоже коллекционное? Ведь мадера, кажется, не французское вино.

– Да, мадера не моё вино, испанские купцы продали нам его год назад, незадолго до кораблекрушения. Хочу предупредить, чтоб не было недомолвок и эксцессов, – вы находитесь на французской территории, это новые колониальные владения Франции.

– Добавьте к своим словам обращение «господин полковник», будьте любезны. Прошу не забываться, лейтенант.

– Виноват, господин полковник, – поправился Фрапен.

– То-то. А кто подтвердит, что это французская земля? Есть документ, заверенный нотариусом? – строго спросил Серж. – Кто внес остров в регистр территорий?

– Новая земля на карте мира названа островом Короля Людовика.

– Сочувствую вашему королю – ему скоро отрубят голову.

Лейтенант и шевалье схватились за шпаги и состроили на лицах свирепые выражения.

– Что вы такое говорите? На Францию напали англичане?

– Нет, с ним расправится именно третье сословие, республиканцы, бунтовщики-якобинцы.

– Измена! Заговор!

– Какой сегодня день? – спросил Сергей.

– Двадцатое ноября, – подал голос из-за спин офицеров юнга Гийом.

– А какое имеет значение сегодняшнее число? – удивился Симон.

– Сожалею, господа но должен сообщить вам, что четырнадцатого июля этого, 1789 года свершилась Великая Французская революция. Король Людовик Шестнадцатый низложен и арестован, ждёт решения суда, но несмотря на угрозу казни, беспокоится: где скитается эскадра Лаперуза? Власть во Франции перешла к парламенту – Конвенту.

– Не может быть! Но если это правда, то бедный наш король! – воскликнул лейтенант. – Неужели правда, что в это трудное для него время он беспокоится о нас?

– Да, помнит, но вам легче от этого не станет. Экспедиция, посланная королем на ваши поиски, проплыла мимо острова. Ирония судьбы состоит в том, что вас нашёл я, русский офицер. Если будете благоразумны и почтительны, я вывезу вас на Большую землю.

– У вас есть поблизости корабль? – обрадовался лейтенант. – Где он бросил якорь?

– Нет, у меня всего лишь лодка, но очень хорошая – я на ней путешествую девятый месяц.

– Только лодка… – простонал шевалье.

– А что, есть другие варианты?

– Что ж, лодка так лодка, – смирился француз.

– Похороним вашего товарища, перенесём запасы еды и спиртного, и в путь. Мне не привыкать – целый год только и делаю, что скитаюсь! – А про себя Строганов подумал: «В путь так в путь, как сказал джентльмен, проваливаясь в пропасть».

– А вы знаете, куда плыть, полковник? – спросил лейтенант. – В каком направлении? Где ваша Большая земля?

– Держим курс на север, в Россию. Вы согласны, лейтенант? Впрочем, можете оставаться, командуйте гарнизоном, защищайте вашу колониальную территорию. – И Сергей добавил по-русски: – Колхоз  дело добровольное.

– О, конечно, мы с удовольствием поплывём с вами. Русские медведи менее опасны, чем кровожадные аборигены. О Россия! Икра! Водка! Женщины! Цыгане, казаки, снег, мороз! Отдохнём, а затем отправимся в милую Францию.

– Ведь вы говорили, что по рождению не аристократ, милейший лейтенант? – уточнил Сергей.

– Да, как я уже сказал, мои родственники негоцианты, виноградари и виноделы, и я, увы, не имею никакого титула. Аристократ и дворянин среди нас только шевалье.

– Тогда я не советую месье де Брожаку стремиться домой. Лучше вам, шевалье, поступить на русскую службу. А вам, Симон, повезло. Отсутствие титула – теперь не «увы», а счастье. Сможете спокойно вернуться домой и восстановиться на флоте. Путь у нас долгий, все расскажу во время плавания. Можно взглянуть на могилу Лаперуза? Мне искренне жаль столь выдающегося путешественника, землепроходца и флотоводца, Лаперуз был одним из лучших сыновей французского народа! Примите мои глубочайшие соболезнования по поводу его кончины и гибели других членов экипажей ваших судов.

– Спасибо, месье полковник. Лаперуз был великим человеком, это безусловно. Но сейчас к его могиле идти опасно. Лучше здесь, в форте, помянем, – предложил лейтенант.

Сергей кивнул, а сам подумал: «Если бы Лаперуз не утонул, то, возможно, разбил бы адмирала Нельсона. Тогда Франция пришла бы в Россию не только с шестисот тысячной армией по суше, но и с армадой кораблей по морю. Как знать…

Да, не позволила судьба-злодейка Лаперузу стать великим военным флотоводцем, но в памяти людей он останется выдающимся мореплавателем, первооткрывателем, и его имя станет известно всему миру.

Николай Прокудин. Редактировал BV.

Продолжение следует.

Весь роман здесь

Одиссея полковника Строганова | Литературная кают-компания Bond Voyage | Дзен

====================================================== Друзья! Если публикация понравилась, поставьте лайк, напишите комментарий, отправьте другу ссылку. Спасибо за внимание. Подписывайтесь на канал. С нами весело и интересно! ======================================================