Глава 18. Остров амазонок, или бабье царство
– Эх, лодочка, куда ж ты выплывешь и меня вынесешь? В начале путешествия искал землю, чтобы выжить и спастись от голода, затем отправился на поиски цивилизации. А теперь-то куда меня? Что я буду делать в этой давно прошедшей жизни? Вокруг гладь океанская, соль морская, рыбы, чайки, бакланы, да и я сам теперь как птица перелётная.
Буревестник х@ренов!
Эх, и наломал же я дров. И какого лешего взбаламутил экипаж этой посудины и обрёк бравого молодца Уильяма Блая на тяжкие испытания? Да и бедняга Флетчер теперь обречён на долгие скитания и отшельничество – куковать ему на убогом острове Питкэрн долгие годы. И судьба остальных бедолаг не лучше. Да при чем тут я? Чему быть, того не миновать. Капитан Блай и без моей помощи довёл бы команду до бунта. Наверняка! Вероятно… Может быть… Ах ты, боже мой! Голова раскалывается от этих мыслей. Неужели это всё-таки я изменил ход истории, спровоцировав бунт, а потом сбежал, как подлый трус? Подтасовал карты, словно шулер какой? Уф!
Что теперь о мятеже напишут в книгах и как изменят сценарий фильма? Интересно, будет моя личность в этой истории фигурировать или нет? И что дальше делать? Эх, мне бы крылья, а то уже надоело плавать. И отчего люди не летают? Так и улетел бы отсюда прочь, в Россию-матушку. Однако мне не крылья нужны, а машина времени! Нажал на кнопку – вжик! и уже дома. Мечты, мечты…
Домой бы! Курс на север. Или на северо-запад? Ох, и натружусь этими вёслами. И раз! И раз! И раз…
Так разговаривал вслух сам с собой Строганов, сидя под парусом и гребя изо всех сил.
Ветер, как назло, вскоре стих, установился полный штиль.
Первую ночь после бегства с «Баунти» путешественник, а вернее, скиталец спал плохо, тревожно дремал и много размышлял о своей жизни, в основном, конечно, непутёвой, но местами и временами очень даже ничего, положительной, а порой и героической. Заодно подвёл некоторые итоги прожитого.
«К сорока годам заработал ордена за войну, медаль за спасение утопающих, грамоту ЮНЕСКО за защиту животных и морской фауны. Или не ЮНЕСКО?»
Какой-то международной организации под эгидой ООН, какой именно, Строганов забыл. Сомневался даже в том, а он ли вообще-то машет сейчас вёслами или не он, или только его телесная оболочка?
«И куда эта оболочка плывет?»
Нужно было грести и грести, а силы его иссякли, требовалось себя перебороть.
Полковник начал считать вслух вновь и вновь: и раз, и раз, и раз, и два…
Солнце взошло, как всегда бывает в тропиках, быстро и внезапно, и сразу стало жарко, как в мартеновском цехе. Пришлось спрятаться под навес, чтобы не получить тепловой удар и не обгореть на импровизированной сковороде, причём без маргарина. К полудню подул спасительный ветерок, и тримаран пошёл куда веселее под парусом.
«Лишь бы снасти не порвало и не унесло внезапным порывом ветра. Теперь можно и пятьдесят граммов!» – решил Строганов.
Налил в кружку чуток рома и отхлебнул. Это была даже и не кружка, а позаимствованный серебряный кубок самого Блая. Строганов, собираясь бежать со шхуны, позаимствовал на память о встрече с английскими моряками кое-какие сувениры: подзорную трубу, абордажный топорик, кружку с откидной крышкой и ещё что-то по мелочи. Приглянулся, увидел на бокале гравировку и не сумел удержаться от соблазна. Клептоман...
Тост произнёс вслух:
– За здоровье короля Англии!... Эээ как его там? Кажется на «Баунти» что-то говорили про Георга III?
А почему бы и нет? Лично Строганову британский монарх ничего плохого не сделал. Наоборот, отправил «Баунти» в дальний поход, и тем самым спас путешественника во времени.
Серж закусил сухарём и куском солонины, которая оказалась довольно жирной и уже с душком. Какая гадость, какая же гадость – это соленое английское мясо… Но делать нечего, другого нет.
За неделю одиночного плавания бочонок с водой объёмом в два галлона опустел почти до дна, а такой же, но наполненный ромом, опустел на половину.
Во время этих скитаний Строганов сильно похудел, на таких харчах, как сухари да солонина, долго не протянешь, любой доходягой станет. Лишь бы не началась цинга!
Эх, сейчас бы накрыть праздничный стол, с салатами, разносолами, с шашлыки из молодого барашка прямо на шампурах. Да под сухое красное вино! Да чтоб зелень высилась горой на огромном блюде: огурчики, помидорчики, перцы, лучок, кинза, петрушка, базилик, укроп. Лимон, оливки! А ещё свежий лаваш и обязательно аджика, поострее. И черт с ней, с язвой желудка. От вкусной еды язвы не бывает, она случается от заплесневелых сухарей.
«Дайте срок, доплывет полковник Строганов до какого-нибудь острова, поймает первого попавшегося поросенка, зажарит его на вертеле и… сожрёт, чавкая и причмокивая, как какой-нибудь дикарь. Уж он его, любезного, целиком скушает, от пятачка до хвостика», – обратился неведомо к кому наш морской скиталец.
Чем больше он думал о пиршестве у костра, тем сильнее ему хотелось есть, и не просто поглощать еду, а пресыщаться, сладострастно предаваться чревоугодию!
Голод заглушил все другие желания, даже любовью заниматься расхотелось. Раньше такого с ним не бывало, а теперь в организме не ощущалось ни малейшей тяги к женскому полу. Он даже на мгновение забеспокоился по этому поводу. Но, кабы странник знал, что его вскоре ждёт, какие испытания на этот раз готовит ему судьба, то не волновался бы, а наоборот, радовался одиночеству и покою...
***
Долго ли, коротко ли длилось его плаванье – неизвестно. Потерял счёт дням – в постоянном состоянии подшофе этого не понять – чувство времени совершенно притупляется. Однажды, когда лодка колыхалась на зыбкой волне, Строганов обнаружил, глядя в подзорную трубу, на горизонте кусочек земли. Он встал, держась за мачту, и убедился, что перед ним, прямо по курсу, действительно остров.
Направил тримаран к берегу, и остров по мере приближения увеличивался в размерах. Вскоре перед ним предстал кусок суши, поросший пальмами, лианами и прочей тропической растительностью. «Скорее! На весла! Налегай! – скомандовал сам себе обрадовавшийся Серега. – Греби, бездельник! И раз, и раз…»
Лодка стремительно приближалась к побережью, и вот уже стали отчётливо видны убогие хижины, а рядом – представители туземной общественности, выстроившиеся на берегу для торжественной встречи иностранной делегации.
Непрерывно гребя, Строганов напряжённо размышлял:
«Интересно, что-то изменилось или нет? Где я теперь, ещё в прошлом или уже в своём времени? – промелькнула в его голове шальная мысль. – Вновь в двадцать первом или по-прежнему в восемнадцатом веке? Или занесло ещё в какое иное время? И кто эти островитяне? Друзья или враги? Злобные людоеды или милейшие вегетарианцы? Я свой, друг и земляк Николая Миклухо-Маклая, ребята».
Состав группы встречающих оказался довольно занятным – примерно полсотни совершенно голых, даже без набедренных повязок, представительниц женского пола: древних старушенций, зрелых дам, перезрелых девиц, юных девчушек и совсем ещё девочек.
Странно, но среди встречающих не было не только ни одного взрослого мужчины, но даже подростка или старика, только несколько младенцев мужского пола.
Сергей терялся в догадках: «Мужики затаились в засаде или впрямь на острове обитают одни бабы? Да, ладно, неужели это все моё? Сбылась мечта старого ловеласа: настоящий малинник, бабье царство!»
Приливная волна на всех парах несла тримаран через подтопленный приливом барьерный риф. Позади песчаного берега стеной стояла вечнозелёная растительность и такой же, но только коричневой, стеной стояли у самой воды «товарищи женщины». Жалко, что не русские, не бледнолицые, не синеглазые и не блондиночки. Сергей никогда не был расистом, но родные рязанские, тамбовские и воронежские девушки – сердцу милее.
Серега застегнул ремень на поясе, поправил кобуру с браунингом, автомат закинул за спину, решительно шагнул в воду и тотчас уколол пятку о какую-то острую ракушку. Взвыл и в сердцах выматерился.
Пыхтя, выбрался на берег, отряхнулся от песка и воды, молча и угрюмо уставился на голых тёток. И Сергей, и встречающие выжидающе молчали. Затем Строганов опомнился – все же он у них гость – и заулыбался. Тётки продолжали глядеть на него хмуро, поэтому улыбка гостя становилась все шире и радостнее: надо ведь как-то смягчить обстановку, расположить к себе местный контингент.
Дамочки действительно оживились под воздействием его широкой лучезарной улыбки. Ещё бы, тридцать два белых, словно жемчуг, зуба, ровные, красивые, с правильным прикусом. Женское любопытство пересилило страх. Самые смелые островитянки начали ощупывать его и тыкать пальцами в спину, гладить по мускулистым плечам, проверяя бицепсы.
Спортивные штаны особенно заинтересовали молодух. А одна, очень наглая девица лет восемнадцати на вид ухватила его ниже пояса, видимо, решила удостовериться в наличии искомого объекта у бледнолицего пришельца. Она пискнула, хохотнула и что-то выкрикнула товаркам, а те в восторге завизжали и пустились в пляс.
«Бедные! Видно, соскучились по мужской ласке. Ох, ласка-то у меня одна, а вас тут ого-го сколько!» – подумал Серж, предчувствуя недоброе.
А действительно, сколько же их? Строганов начал считать и сбился на четвёртом десятке, потому что тётки продолжали приплясывать, сотрясаясь всем телом. Танец был явно эротического характера, одновременно забавный и интригующий, во время хоровода тётки поворачивались спиной к путнику и изгибались. Вульгарный, с точки зрения цивилизованного человека.
Постепенно эти чертовки своей эротической пляской пробудили в Строганове желание, раздразнили и оживили былые возможности. У него даже мелькнула шальная мысль: «А не овладеть ли кем-нибудь по согласию, без насилия? Но вдруг не поймут, полезут драться? Как объяснить им свои добрые намерения?»
Но он тотчас отбросил эту дурацкую идею. Забьют, растерзают, затопчут всей толпой. Желательно вначале попить, поесть, а потом уже и остальные радости жизни… если повезет… Наверняка сумею договориться потихоньку с какой-нибудь наиболее симпатичной особой за бусы или пуговицы».
Сергей через некоторое время осмелел, освоился и начал изъясняться на разных языках. Матерно и литературно – по-русски, по-английски, по-французски, по-немецки, по-испански, но все попытки завязать диалог провалились.
Бабы ничего не понимали, они щебетали, тэкали, мекали, бекали. А что это за язык? Что за наречие? Папуаски, как есть папуаски. Фиджийки, малайки, аборигенки Вануату или Санта-Крус. Каннибалки? Или у них только самцы чужих мужиков жрут? А женщины рыбу едят да фрукты? А где же, в конце концов, мужская часть населения? На охоте? Ну и как же с этими дамочками общаться? Никаких матов не хватит, пока они поймут, что к чему.
Сергей торопливо съел преподнесённое угощение – гроздь спелых бананов – и выпил кокосового молока. Сил прибавилось, прекратилось головокружение от голода и утихли рези в желудке. Чуть насытившись, решил перво-наперво женский коллектив построить и пересчитать. Почёсывая грудь и живот, он встал с корточек, вытер руки о штаны, оглядел гомонящее бабье стадо. Вспомнился ему киногерой товарищ Сухов. Надо перенимать его опыт.
– Строиться! Становись! Эй, вы! – громко крикнул Строганов, но женщины его опять не поняли и продолжили галдеть.
Пришлось одну за другой брать за руки и ставить в ряд, плечом к плечу. Выровняв шеренгу, скомандовал: «Равняйсь, смирно!» Но островитянки опять ничего не поняли, только улыбались и щерились, одни, помоложе – белозубыми улыбками, которые на фоне шоколадных физиономий особенно выделялись, другие, постарше – щербатыми или вовсе беззубыми ртами. Только таких самозваному российскому «графу» в наложницы и не хватало.
– Становись! Строиться! – в который раз выкрикнул Сергей.
Контингент подравнялся, выставив вперёд поникшие груди, только у некоторых эта часть тела была округлая и крепкая, с бесстыдно торчащими вперёд сосками. Наконец тётки замерли.
Сергей зачем-то начал пересчитывать их вслух. Оказалось их тут сорок. Сам он – сорок первый. Прямо как в повести Бориса Лавренёва о Гражданской войне «Сорок первый». Главное, не повторить судьбу того белогвардейца, сорок первого…
– Теперь будем знакомиться, – произнёс Сергей и достал из сумки блокнот и ручку.
Вновь оглядел шеренгу и, чеканя каждый слог, громко представился:
– Меня зовут Сергей! Можно попросту: Серж, Серега. Или, уважительно, Сергей Иванович. Девушка, а как тебя звать? – Серега выбрал самую фигуристую и миловидную аборигенку и ткнул пальцем в ее огромную, словно спелая дынька, сис@ьку, по цвету напоминавшую гигантскую сливу. Попал точнёхонько в сосок. Туземка, однако, в ответ не дёрнулась, а только хихикнула, и груди её колыхнулись.
– Я Сергей! А ты кто? Как тебя, милая, зовут, твою папуаса м@ть! – рассердился Строганов на непонятливую островитянку и снова указал пальцем на неё.
– Тэнэ! – вдруг с придыханием ответила девица. От нового прикосновения её шоколадная грудь опять всколыхнулась, и она повторила – неожиданно – с нежностью: – Тэнэ!
– Танька, значит. Так и запишем: «Си@сястая – Тэнэ – Танька». Вот и славно. Запомню тебя как Татьяну. И ты запомни своё новое имя – Танька.
Девушка вряд ли поняла его полностью, но кивнула.
– А тебя как величать? Имя! – Серега ткнул пальцем в грудь губастой дикарки, стоящей рядом с только что получившей новое имя Танькой, но не рассчитал, хотел лишь указать на неё, а получилось, что болезненно ткнул острым ногтем.
Губастенькая поморщилась и ойкнула. Это не понравилось рослой и грузной папуаске с высокой шевелюрой, торчащей во все стороны, словно пакля. Тётка громко заверещала, и её истошный крик подхватили бурными воплями все старшие соплеменницы.
Строй рассыпался, и дамочки преклонного возраста с угрожающим выражением на физиономиях окружили белого пришельца. Они неистово размахивали палками, тянулись с кулаками к лицу незваного гостя, пытаясь ударить его.
Строганов отскочил, выхватил из кобуры браунинг и выстрелил в воздух. Эффект оказался потрясающим. Та туземка, что возмутилась первой, обмочилась, а губастая, в которую он ткнул пальцем, упала навзничь, лишившись чувств, при этом широко раскинув ноги и руки. Остальные в панике сиганули врассыпную, к джунглям, остальные лежали на песке, прикрыв ладошками лица. Другие части тела они даже не подумали прикрыть.
– Страшно? То-то же, бойтесь меня. Прекратить галдеж! Слушайте мужчину и повинуйтесь! – грозно выкрикнул Строганов. – Женщины замерли и замолчали.
Новоявленный их командир повторил попытку построения, одну за другой начал ставить женщин плечом к плечу. Таньку, как свою самую старую знакомую, он поставил первой в образованной шеренге, очнувшуюся губастую девицу – рядом с ней, а остальных – как попало, без разбора.
Одна старушенция так и не поднялась с песочка.
«Ладно, пусть пока полежит и отдохнёт», – ухмыльнулся Серега и решил сделать вид, что не замечает испуганной насмерть старухи.
Молодые девицы тем временем с любопытством выглядывали из густых зарослей.
– Эй, идите сюда, живо! – прикрикнул на них Сергей и замахал руками.
Убежавшие постепенно начали выходить из джунглей.
– Ну вот, трусихи! То-то же! Не галдеть, всем молчать! – Сергей выразительно вытаращил глаза и зажал свой рот раскрытой ладонью. – Молчать! – И он повторил жест, опять закрывая рот ладонью, потом внимательно и сурово оглядел притихших аборигенок. Шоколадка к шоколадке, как на подбор, правда, некоторые слегка словно пригорели, прокоптились на солнце. Эти последние были заметно чернее подруг.
– Итак, как тебя звать? Имя! Меня зовут Сергей, а тебя как? Имя! Ну?
Серега вновь указал на губастую девицу, стоящую в шеренге второй.
– Мо! – гордо ответила папуасочка, тряхнув густыми, мелко заплетёнными косичками, и повторила: – Мо!
– Ну вот, другое дело. Итак: я – Сергей, а ты – Мо, – обрадовался Серж, записывая новое имя в блокнот. – Мо! Будешь Маша, или Машка. Маруся...
– Следующая! Имя…
Одна тучная и высокорослая тётка, на голову выше Строганова, глупо улыбнулась и, глядя сверху вниз, вымолвила:
– Кету!
– Кету? Значит – Катя. Так тебя и запомним.
Хотя Серж старался держаться невозмутимо, но непроизвольно краснел и уже не знал, куда девать глаза.
«Ну и бесстыдницы! Никакого представления о скромности, о рамках приличий, об этикете. Одеть бы их во что-нибудь, но они, видно, и понятия не имеют о тряпках, – возмутился про себя Строганов, а на будущее решил: – Нужно им юбки сплести и лифы».
В течение получаса Серега не без труда, но все же провёл перепись населения островного государства. Самую быструю перепись населения в мире. Давая новые имена островитянкам, он делал это в первую очередь для собственного удобства, подробно описывая характерные приметы – длинноногая, со шрамом на лице, без пальца, в ноздрях бамбук и тому подобное, – имена писал через дефис, сначала подлинное, а затем переиначенное на русский манер. Так появились Наташа, Люся, Фрося…
Тридцать девять баб, бабёнок, бабищ и бабёшек. Изможденная старушка, сороковая по счету, продолжала молча лежать на песке, не подавая признаков жизни.
– Эй, бабуля, проснись, пора вставать, – обратился к ней Серж. – Хватит притворяться, ты одна осталась не переписанной. Как зовут тебя? Эгегей, Шапокляк! Ау-у-у-у!
Он попробовал найти у старушки пульс, который, увы, почти не прощупывался.
«Да она, похоже, уже чуть жива. Как бы не преставилась со страха», – расстроился Сергей. Надо же, он невольно чуть не стал причиной смерти человека.
Наконец и дамочки забеспокоились о ней и попытались приподнять старушку. Из её приоткрытого рта чуть высовывался темно-бордовый язык, глаза закатились, лицо посерело. Женщины окружили недвижимое тело, начали теребить, дёргать бабку за нос, трепать ноги и руки. Бесполезно, ничего не помогало.
– Разойдись! Я сам окажу первую помощь, – громко произнёс Серега и попытался сделать искусственное дыхание. Это более-менее помогло, когда он закончил, папуаски низко склонились над оживающей бабкой и завыли, запричитали уже веселее.
– Разойдись! – вскричал Сергей, задыхаясь от прилива гормонов в крови. – Марш по хижинам! Пошли прочь! Объявляю завтрашний день – днём Образования Королевства! Праздник!
Подобрав с земли тело постепенно приходящей в себя старушки, племя удалилось в деревню. Рядом осталась лишь молоденькая великанша Танька. Она дергала путешественника за рукав расстегнутой рубахи, беззастенчиво теребила ремень на нем.
– Отстань! Ну что тебе надо? – вышел из себя он.
Но девица продолжала что-то нежно, но настойчиво щебетать, заглядывая ему в глаза и надвигаясь на него крупным, молодым, упругим коричневым телом.
«А почему бы и нет? – подумал Строганов, внимательно разглядывая потенциальную партнёршу. – Если я буду королём, мне нужна королева. Чем эта плоха?..»
Девица вновь погладила Сергея по плечу, желая, видимо, ещё раз удостовериться, что она понравилась белому путешественнику.
– Да пошла ты к черту! Ну что, неужели ты хочешь заниматься любовью прямо тут, на песке? На виду у всей общественности? При несовершеннолетних детях? – рассердился смущённый король.
Действительно, Серегу больше всего смущало присутствие детей, из всех кустов выглядывали их хитрющие, любопытные чёрные физиономии.
– Ну прямо остров Чунга-Чанга! Танька, а ну, отстань-ка! Не лезь ко мне. И не соблазняй, не буду я этим заниматься прямо здесь, при детях до шестнадцати. Веди в свою хижину.
Сергей изобразил руками крышу над головой, обрисовывая домик, а затем показал пальцем на лачуги островитян, сплетённые из сучьев, веток и листьев. Девушка поняла намёк и стала радостно приплясывать. Крепко схватила его за пальцы правой руки и потянула за собой в ближайшую хибару под сенью пальм, вигвам не вигвам, чум не чум, сарай не сарай, так, нечто похожее на то, другое и третье.
Сергей, склонив голову, осторожно вошёл внутрь и тотчас был увлечён на пол, устланный козьими шкурами.
«…Понравилось ей? – стал полусонно размышлять Сергей после того, как все случилось. – Видно, совсем девки одурели тут без своих вануатцев, папуасов или гибридцев, как их там. А действительно, где же их мужики? Это главный вопрос выживания на острове. Завтра провозглашу себя королём, а тут вдруг они и появятся, да в самый неподходящий момент? А действительно, что тогда предпринять? Стрелять? Бежать? Ведь если у этого племени мужики увлекаются каннибализмом, тогда и их бабы должны просто обожать человечину. Надо с ними ухо держать востро, не проспать нападение».
Сергей задремал под тягучую бесконечную песню Таньки неведомо о чем.
Глава 19. Да здравствует король!
Внезапно какой-то резкий посторонний звук разбудил Сергея. Сразу схватившись за оружие, он повёл стволом автомата перед собой и начал озираться по сторонам, а Танька, в этот момент не обращая внимания на партнёра, болтала в воздухе ногами, упорная в своём стремлении зачать ребёнка от белого божества.
Строганов сразу понял, что лишило его сладких грёз и вернуло к реальности, – сквозь щели в частоколе из бамбуковых палок были видны мелькающие нахальные подглядывающие бесцеремонные подростковые и совсем ещё детские рожицы.
– Брысь, малявки! – цыкнул он, и перепуганные бесенята бросились врассыпную.
Окончательно проснувшись и отогнав мрачные думы, Сергей стал оценивающе присматриваться к новой своей подруге и пришёл к окончательная выводу, что эта экзотическая девушка вполне привлекательная внешне и, уж точно, сексапильная.
Если в России пышнотелую девицу характеризуют как кровь с молоком, то эта была вроде как кофе со сливками и пенкой. Ядреная девка. Глазищи огромные, круглые, нос маленький, но не сильно сплюснутый. Губки в меру пухлые, большие, но не такие, как у Мо, губищи, похожие на тапочки. Волосы курчавые, густые, широкая з@дница, острая грудь. И талия имеется, и живот плоский, да и выражение лица вполне приятное. Словом, на роль королевы Танька подходит.
Многие приговаривают, мол, с лица воды не пить, но для Строганова, тонкого ценителя женской красоты, и лицо имеет значение. В женщине должно быть все прекрасно. В общем, перед ним была королева красоты местного масштаба. Значит, быть по сему – он назначает Танюшку королевой. А еще от нее хорошо пахло – какими-то сладкими благовониями или специями, не то ванилью, не то какао… Очень ароматная девушка, ни дать ни взять шоколадка. Так бы и съел! Откусить, что ли, ещё кусочек?
Серега слегка тяпнул ее зубами за острый темный сосок. Папуаска, а точнее, фиджийка или вануатка – (ведь этот архипелаг в наше время именуется или Фиджи, или Вануату, смотря на какой из островов его занесло) восторженно взвизгнула, и лицо её озарилось лучезарной улыбкой. Эх, знал бы Строганов, что ему предстоит, не стал бы так расточительно относиться к своей потенции и неразумно тратить силы.
Танька вновь громко запела какие-то романтические, душевные песни, видимо, о страстной любви, раскачиваясь, скажем так, на древе жизни рода человеческого. Знать, ей приспичило, а зов природы не обмануть. Как Сергей ни сдерживался, но войдя в транс, не утерпел и под это тихое, томное пение и под воздействием нежного скольжения тёплой, то напряжённой, то ослабевающей девичьей плоти... И Строганов вновь отстрелялся.
Ну и слава богу, а то сердце могло зайтись от избытка сдерживаемых чувств, и что-нибудь лопнуло бы внутри после стольких дней тяжёлых испытаний и лишений, холода и голода, физических, а главное, нравственных страданий.
Последствия психологической травмы, полученной в результате путешествия во времени, вообще пока никому неизвестны и наукой не изучены. Ведь это был настоящий шок для психики нормального человека. Но теперь Серега мог расслабиться, потому что рядом лежал шоколадный батончик – «Шок». Как утверждалось в одной приевшейся телевизионной рекламе, «Шок – это по-нашему!».
Рано утром, освободившись от любовных чар чернокожей прелестницы, Серега поспешил на «набережную». Там, в его дорожных сумках, умирая от любопытства, уже вовсю рылись местные дети.
– Кыш, негодники! Давайте отсюда, каннибалята! Вануату, вашу м@ть! – вскричал грозно наш полковник.
Дети с визгом бросились врассыпную, унося сжатые в кулачках чудесные трофеи.
«Итак, что они у нашего величества похитили? – спросил сам себя Строганов, осматривая имущество. – Ууу, шельмы! Надо же, эти букашки спёрли стреляные гильзы, за которые можно было скупить с потрохами все окрестные острова, похитили любимую рубашку и ни одного презерватива не оставили. Видно, приглянулись им глянцевые пачки с обнажёнными красотками. Занятно, догадаются они распечатать и надуть эти шарики или просто будут жевать резинку? Как же мне тут жить дальше, без спецсредств?»
– Ну и народ! На минуту добро оставить нельзя без присмотра, – громко посетовал вслух новоявленный король. – Оказывается, в этом веке люди жулики все как один. Что дикари, что англичане – одним миром мазаны.
Долго бродил по острову, подбирая своё утерянное мальчишками барахлишко, и продолжал размышлять.
«Да, не скоро сюда попадут плоды цивилизации: кока-кола, гамбургеры, жвачка, телевидение, Интернет. И попадут ли они вообще на этот тихий уединённый островок хотя бы в двадцать первом веке? Да и нужен ли тут кому-нибудь гамбургер? – Вряд ли. А вот ему собственные вещички ещё как нужны, но придётся смириться с их кражей. И потом, как известно, за все в жизни надо платить, вот он и расплатился за недавнюю утеху в шалаше.»
Стреляные гильзы и драное тряпье – с горем пополам нашёл, пройдя по песчаному берегу и обшарив чуть ли не все кусты вокруг. Но вот презервативы – тю-тю безвозвратно. Теперь вся надежда на хорошую экологию, моральную и нравственную чистоту островитян, гигиену отношений.
«Будем жить, мой дружок, без «противогазов»! А что насчёт стерильности, так я тем куском мыла, что удалось позаимствовать на шхуне, сегодня же обязательно отмою весь этот женский хор, – решил Строганов. – Устрою массовую помывку населения в лагуне».
Взяв туалетные принадлежности, он направился в деревню и нашёл толпу аборигенок, бурно обсуждающих прошедшую ночь. Женщины окружили Таньку, а та что-то громко и самозабвенно рассказывала, вероятно, сильно приукрашивая.
«Ну и трепло! Бесстыжая балаболка. Зачем базарить о сокровенном? – возмутился Строганов и предостерёг сам себя: – Так, дружище, теперь держись, – Если тебя начнут одолевать все эти изголодавшиеся амазонки одновременно – от них ты не отобьёшься, и, боюсь, это будет последний подвиг твоей жизни».
И точно, завидев путешественника, знойные островитянки всей толпой кинулись ему навстречу.
– Стоять! Назад! Кыш! – заорал Сергей, всерьёз опасаясь за целостность своего организма. Он даже достал из кобуры браунинг и поднял его, направив стволом в небо.
Завидев эту непонятную, опасную и грозную штуковину и вспомнив, как вчера из неё громыхнуло, бабёнки замерли на месте. Несколько минут напряжённо молчали, но затем одна за другой, вначале робко, а потом все громче и нахальнее, принялись выкрикивать гневные тирады. Свои вопли они сопровождали энергичной жестикуляцией, тыкали пальцами в сторону вчерашней партнёрши Сержа и делали неприличные жесты.
– Дикарки! Ну и дела. Хватит изображать из себя похотливых самок, – громко произнёс Строганов. – Вы бы прикрыли срам, бабоньки. В самом деле, нехорошо, некрасиво себя ведёте. Листочков фиговых или банановых, нарвите что ли, или шкурами обвяжитесь...
Эх, если бы они хоть что-то понимали… Ведь для них путешественник, что европеец, что инопланетянин, – бог, спустившийся с неба.
«На каком языке они все же говорят? – размышлял Сергей. – Как же с ними общаться?»
Женщины трясли грудями, пышными и худосочными, старыми и молодыми, красивыми и безобразными, и все как одна тыкали указательными пальцами в ладонь, свёрнутую в трубочку.
«Тьфу ты, дьявольщина! Ход их мысли был ясен, чего ж тут не понять. Но я же не бык-производитель, – с ужасом думал Строганов. – Мне эта стая взбесившихся самок ни к чему, и перед тропическим колхозом повышенных обязательств по поголовному осеменению я не брал. Необходимо этот процесс упорядочить»,
– Молчать!!! Строиться! Становись! – скомандовал он громко и грозно, а затем веткой провёл перед собой на песке длинную черту.
Папуаски, глядя на прочерченную линию, вроде бы что-то поняли. Во всяком случае, выстроились в ряд.
«Догадливые», – ухмыльнулся полковник и продолжил:
– Рр-ра-авняйсь! Сми-и-ирно-о! – Подданные не поняли команды, и Серж ещё раз гаркнул во всю мощь лёгких: – Рр-равняйсь!
Прошёл вдоль шеренги и осторожно повернул голову каждой туземки вправо, так, чтобы любая из стоящих в строю видела грудь четвёртой соплеменницы. Команду пришлось повторить несколько раз, пока она худо-бедно не была усвоена.
В голове Строганова мелькнула шальная мысль: «Вот тебе и полурота. Разделить их на два взвода, обучить военному делу, а если дисциплину подтянуть, то этой армии будет сам черт не страшен. С моим оружием отобьём нашествие любых соседей дикарей и отразим всякие попытки покорения острова европейскими колонизаторами. Патронов к автомату ещё достаточно. А почему бы и нет? – войско как войско. Малограмотных туркмен и узбеков я ведь успешно обучал – хороших механиков-водителей и наводчиков-операторов из них готовил! А тут задача еще проще, без всякой техники. Сгодится даже сокращённая программа боевой учёбы: строевая подготовка, инженерное дело, необходимое для устройства района обороны, тактическая подготовка, основы рукопашного боя. И, конечно, политико-воспитательная работа. Научу своих подданных говорить по-русски, внедрю в их массы элементарные правила человеческого общежития и заставлю обожать белое божество, то есть меня. Выучат они у меня слова и мелодию гимна. Кстати, тут вполне сгодится «Боже, царя храни». Царь для них – я, меня и хранить».
На душе стало гораздо веселей, и он терпеливо повторил команду:
– Равняйсь! Смирно! Слушайте и запоминайте! Я провозглашаю себя королём вашего островного государства Сержем Первым. Государство отныне именуется королевство Баунти, в честь шхуны, что доставила меня к вашему архипелагу. Позднее мы возьмём под свою руку и остальные острова.
Тронную речь Строганова никто не понял, но все прочувствовали.
Тётки вновь принялись скалить зубы, и широко улыбались, оттопыривали крупные губы. Не рассмеяться бы, а то какая будет дисциплина, коли сам командир несерьёзен?
– Королевой острова объявляю вот эту девушку, Татьяну. – Сергей взял за руку и вывел из строя красотку. – Я её полюбил и женюсь!
Но его избранница вдруг начала громко что-то тараторить, подталкивая к своему повелителю другую молодку, с более тёмным цветом кожи и правильными чертами лица. «А! Да это Мо! Маша, по вчерашней записи», – вспомнил Сергей. Арбузные груди юной прелестницы колыхалась при малейших движениях.
«Хороша Маша, да пока не наша», – подумал новоиспеченный король. Он обошёл девицу кругом, похлопал её по мощной з@днице и с недоумением посмотрел на свою только что назначенную королеву. Та энергично кивала, продолжая подталкивать к нему подружку. Сергей погладил по гладкой спине девушку, показал пальцем на неё, потом на себя и вновь спросил у Таньки, правильно ли он понял намёк? Королева улыбнулась и энергично закивала.
Что задумали эти подружки? Сергей был озадачен таким подходом к любви, но потом догадался и продекламировал:
– О, времена! О, нравы!
Солнце припекало, и стоять на жаре было уже невыносимо. После минутной внутренней борьбы бывалый полковник сдался:
– Уговорили, будь по вашему, Мо будет моей второй женой. Под русским именем Машка. Ладно, раз ты предлагаешь мне спать и с Мо, будь по-твоему, моя королева, – согласился Строганов, более не сопротивляясь. – Раз вы решили соблюдать очерёдность, то я милостиво соглашаюсь на наличие двух королев. Но не более. Пусть ещё будет гарем, точнее, прайд, как у настоящего льва.
Аплодисментов со стороны остальных обделённых претенденток на его внимание и ласки не последовало. Женщины вновь начали беспорядочно галдеть. Почувствовав, что среди части подданных назревает недовольство тем, что их права ущемили, король вновь поднял пистолет и прокричал:
– Эй, чертовки! Разойдись! Всем работать! Шагом марш в хижины!
Итак, можно было подвести некоторые итоги. В этом трудном и опасном путешествии появились определённые положительные моменты. Первый – он не был поглощён пучиной океана, его не сожрали каннибалы. Второй – посчастливилось побывать творцом истории, познакомиться с историческими личностями, поучаствовать в мятеже. Третий – успешно ускользнув со злосчастного «Баунти», попал на обитаемый остров и теперь в его приключениях, начинался новый этап, ещё не осознанный до конца. Удача ли это – жить в окружении гарема или новое испытание? А вдруг злодейка судьба забросила его на остров похотливых самок, которые замучат единственного мужика до смерти?
Если бы знать, какого они племени и что это за остров, то он имел бы хотя бы относительно верное представление о том, куда надо держать путь дальше, в каком примерно направлении и как далеко отсюда находится родимая сторонка.
Понятное дело, если плыть на север – не промахнёшься, но как долго надо грести до русских форпостов на Дальнем Востоке? В силах ли он достичь их, сколько запасов съестного и воды потребуется взять с собой? А где ближайшие цивилизованные страны? Где голландские или испанские колонии, английские или французские крепости? То-то и оно.
«Что ж, пока буду отдыхать, набираться сил и наслаждаться жизнью. Главное дело, ни одна из подружек долларов за час или за ночь не требует. Да и не знают они таких фантиков: долларов, фунтов».
Сергей попытался вспомнить из истории: в эти годы печатали в Штатах доллары или ещё нет?
«Стоп! Если сам Вашингтон только-только стал президентом, а города его имени ещё нет и в помине, значит, и купюр с его изображением, по идее, не должно быть».
Так в полудрёме Строганов лениво, расслабленно и отрешённо размышлял о своей доле, возлежа на богатырской груди очередной наложницы. Хотя Мо назвать так можно было лишь с очень большой натяжкой. Эти «наложницы» сами так на него, в буквальном смысле, накладывались, что ни минуты покоя не было.
Не спросив разрешения у короля, две его жены привели в шалаш третью.
«Надо же, так опошлить прекрасную мечту об эротическом рае! И куда потерялись их законные супружники? Неужто не выдержали сексуального террора и поэтому сбежали? Так нельзя! Неприлично! Объявись хоть один местный мужик, сразу же возложил бы на него заботу о пожилых матронах – от них самый большой вред. Так галдят и домогаются, что и шагу не ступить без этого. Но, впрочем, какие они пожилые – самой древней из «старух», наверное, едва за пятьдесят. Просто они выглядят плохо: никакой косметики и хотя бы элементарного ухода за кожей, а палящее солнце быстро старит лица. Но и тридцатилетние дамочки были весьма потрепаны первобытной жизнью, на все европейские шестьдесят тянут. Несчастные существа…»
Взглянув на посапывающих во сне счастливых своих наложниц, Сергей приказал себе сурово: «Стоп! Прекрати их жалеть. Дети природы! Они ведь тебя нисколечко не жалеют».
Он хлопнул по колену ладонью и громко произнёс, обращаясь к самому себе:
– А где выход, какие будут идеи, сэр? Может, хватит изображать из себя льва?
И тут в голову ему пришла светлая мысль, он вспомнил, как в армии отвлекают солдат, чтоб их на блуд не тянуло, как утихомиривают брызжущие гормонами организмы молодых ребят.
«Бром в компот – это брехня, все солдатские проблемы решает беспрестанная, бессмысленная работа: монотонная, тяжёлая, изнурительная, никому не нужная».
Николай Прокудин. Редактировал BV.
Продолжение следует.
====================================================== Друзья! Если публикация понравилась, поставьте лайк, напишите комментарий, отправьте другу ссылку. Спасибо за внимание. Подписывайтесь на канал. С нами весело и интересно! ======================================================