Я не проснулась. Я так и не проснулась. Я не проснулась... Сон непременно должен заканчиваться. Какой бы он ни был - яркий, страшный, бесцветный, непонятный, он должен заканчиваться. Заканчиваться - это обязательная примета сна. То, что длится и длится вопреки твоему желанию, вопреки логике и здравому смыслу, не может быть сном. Так что же это, что...? Может, пробуждение...? не знаю...
Ветер стих внезапно. Мир, ещё минуту назад безбашенный и буйный, словно оцепенел, подвластный чьей-то неведомой воле. Стихла и я, вдруг ставшая зависимой от настроения этого мира. На погоду я ранее особо не реагировала. Зато я всегда была отзывчива на чужие настроения. Я вспыхивала эмоциями в ответ на чужие эмоции, заряжалась позитивом или негативом, излучала вовне чувства так, что пространство сгущалось или разряжалось вокруг согласно моему жизнеощущению.
Однажды Стас сказал мне, что если я научусь управлять своей внутренней энергией, я смогу стать непобедимой. Я не смогла научиться этому. Наоборот, я всегда оказывалась подвластной энергии окружающих. Оголенными проводками души я реагировала на чужие вспышки и передавала их по нарастающей всем вокруг, доводя любой аффект до состояния булькающей раскаленной лавы.
Но сейчас я не бурлю. Я не чувствую никакого источника энергии вокруг себя, ни единой вспышки, ни искорки. Нужен хоть какой-то огонёк, чтоб я ответно маякнула на него, но вокруг гудящая пустота тишины и полное безразличие. Я отгорожена от мира живых невидимой стеной, я как муха жужжу, бьюсь о невидимую стену, не в силах осознать где же выход из этого странного положения.
Невидимая никем, я вижу всех, выползающих из своих каморок в черное утро, тьма которого будет медленно неторопливо рассеиваться под натиском солнца, пробивающегося к поверхности земли. Можно пережить любой мрак, зная, что свет будет - надо лишь подождать, перетерпеть час, день, месяц, жизнь, в конце концов.
Первым на улице появляется дворник - пожилой узбек с темным длинным уставшим лицом. Я понимаю, что уже 4 утра. Раньше я просыпалась от шуршания его метлы, стука металлического совка, падающего на асфальт. Много лет это это было непременным атрибутом утра, для Стаса же это было сигналом к засыпанию. Мы жили в разных временных диапазонах, встречаясь на несколько часов в день. Но и этих нескольких часов в последнее время хватало, чтобы пресытиться друг другом.
Мы переели друг друга, нас уже тошнило друг от друга, но и расстаться мы не могли, мучась и мучая друг друга с неистовой злостью ос, охраняющих свое жилище. Болезненность была неким доказательством нашего неравнодушия. «Я любовь узнаю по боли всего тела вдоль» - написала Цветаева. «Если не больно, значит, нет любви. Стихи и дети рождаются из боли, и только так» - думала я, оправдывая себя и его в нашей взаимной жестокости друг к другу.
Мои исчезновения на несколько дней заставляли его искать меня, суетливо носясь по нашему общему пространству, он засыпал меня письмами и СМСками, не отвечать на которые было особым злым удовольствием для меня. Потеряв меня из виду, он впадал в панику и отчаянье, в нем боролись вина и злость, одновременно он хотел разорвать меня на части и склониться передо мной ниц, снова вернуть контроль надо мной м самому вернуться под крыло моей директивной заботы. Несколько дней моего триумфа, моего холодного отстраненного торжества, непременно заканчивающегося поражением. Стас заболевал - открывалась язва в его измученном алкоголем желудке, он ломал ногу, свалившись из окна, или травился просроченными консервами. Что-то случалось обязательно и каждый раз был новый вариант недомогания, приковывающего его к постели, он ни разу не повторялся. Он знал, что банальной простудой меня не пронять, он надежно обездвиживался на несколько дней и вот уже я мчалась к нему, раздираемая виной и раздражением. Мчалась спасать, лечить и кормить это такое дорогое моему сердцу и противное рассудку существо, портящее мне жизнь и наполняющее ее смыслом. Теперь уже Стас изображал обиду и отстраненное равнодушие, торжествующе наблюдая за моими нервозными движениями. Теперь уже я безмолвно корчилась в муках противоречивых эмоций. Мы были квиты. На некоторое время в нашем доме воцарялась тишина, но отнюдь не гармония.
Тишина такое неоднозначное явление. Она может быть смиренной или убийственной, умиротворяющей или тревожащей. В тишине можно отдохнуть или распалиться. Тишина заполнена звуками невысказанных ругательств или молитв. Когда мы со Стасом затихали, это означало, что мы затаились, собираясь с духом, чтобы нанести и принять следующий удар, продолжить борьбу не на жизнь, а на смерть, продолжить нашу битву, которую мы именовали любовью...