Наталья часто думала: почему она терпит? Неделю, месяц, год? Наверное, потому что это не сразу больно, это сначала неловко. Потом обидно. А потом женщина, вот как Наталья, сидит на кухне, смотрит на этот поганый, чертов планшет — и понимает: все, лимит исчерпан. Точка. Финиш.
Наталье было тридцать два. Графический дизайнер-фрилансер. Не то чтобы она золотые горы ворочала, но на свою жизнь, на одежду, на подарки маме, на всю вот эту мелочь — зарабатывала сама. И вот уже полгода она копила на этот «Ваком». Не просто планшет — это ее рабочий инструмент. Это ее билет, ее достоинство, если хотите. Пятьдесят тысяч. Свои, заработанные потом и бессонными ночами. Она его распаковала, понюхала даже, как маленькая, положила в футляр и поставила на самый верхний стеллаж в кабинете. Берегла.
А Игорь? Игорь у них был — эталонный «Мне можно».
— Наташ, ты где? — кричит он из прихожей, едва дверь захлопнув, хотя мог бы и сам дойти. — Сын сестры приехал, сейчас планшет принесешь, он поиграет!
Наталья даже из кухни не вышла.
— Игорь, он не для игр. И он дорогой. Пусть он лучше в приставку играет, приставка не ломается.
— Ну, ты что? — он уже стоял в дверном проеме, с этим своим фирменным снисходительным взглядом. — Это же Вадимка, он так редко бывает. Что тебе, жалко, что ли? И вообще, это же просто железяка, чего ты над ней трясешься?
«Просто железяка». Ага. А его новенький спиннинг за те же деньги — это, наверное, священный артефакт, который под угрозой расстрела трогать нельзя.
— Игорь, он стоит как три твоих спиннинга, — спокойно, сквозь зубы, сказала она. — И это мой заработок.
И вот тут случилось то самое. Он пошел и взял. Просто, демонстративно — пошел и снял с полки. А потом, знаете, что? Вернула его тетя. Тетя, с виноватым лицом, вручила его, завернутый в полотенце.
— Натуль, прости, Вадимка… Уронил. Карандаш сломался, ну, вот эта штука, чем рисуют.
Наталья развернула. Перо — тонкий инструмент, который стоит денег, который теперь нужно заказывать и долго ждать — было сломано пополам. Просто трещина, которая убила инструмент. Убила ее спокойную работу на ближайшие две недели. Как минимум.
Она молча положила его на стол. Дождалась, пока племянника уведут, и вышла в гостиную. Игорь вальяжно сидел на диване, смотрел футбол.
— Игорь, перо сломано, — она даже не кричала. Ее голос был как лед, тонкий, острый.
Он отмахнулся, не отрываясь от экрана.
— Да ладно! Чего ты, из-за какой-то ручки разводишь драму? Закажешь новую. Это же не на продажу, что ты там, для себя рисуешь.
Вот оно. Обесценивание. Сарказм. И в конце — фраза, которую она больше всего ненавидела:
— Ты же все равно сидишь дома, могла бы и убрать тут. А то я устал после работы, а тут бардак.
Наталья не ответила. Не было сил. Было только желание взять этот сломанный планшет и с размаху... В общем. Она просто вышла из комнаты, и эта его фраза про бардак прозвучала как финальный гонг.
***
Ночь после инцидента с планшетом прошла для Натальи не просто плохо — она не спала. Она лежала рядом с Игорем — храпящим, довольным, не осознающим масштаба катастрофы. И смотрела в потолок, и считала все те моменты, когда он шутил на ее счет. Когда он на корпоративе сказал, что «Натаха — она у нас домохозяйка на полставки, а на полставки в инстаграме сидит». Когда он не дал ей денег на такси, потому что «ты же не работаешь, могла бы и на автобусе».
Это не обида, это — холодный, жесткий анализ. Уважение умерло, и его труп уже начал разлагаться в их семейном склепе.
На утро она решила: все, сейчас будет разговор. Спокойный, взрослый.
Она дождалась, когда Игорь попьет кофе, и поставила перед ним сломанное перо. Оно лежало, как улика.
— Игорь, нам нужно решить вопрос с планшетом. Я не могу работать. Новое перо стоит три тысячи рублей, — она назвала точную цену, чтобы достучаться до его мозга, оперирующего только цифрами. — Ты пообещал, что купишь.
Игорь отложил телефон. Улыбка у него была мерзкая, этакая, «я-сейчас-тебя-поставлю-на-место-дурочка».
— Что, и тут мне твой скулеж слушать? — он даже не пытался скрыть раздражение. — Я тебе уже сказал: подумаешь, ручка!
— Это не ручка. Это, — она указала пальцем на прибор, — мой заработок. Я неделю из-за тебя не работаю. Тебе не кажется, что ты должен компенсировать?
Он фыркнул. Встал, пошел к кошельку, который лежал на тумбочке, и достал оттуда одну, мятую, грязную сторублевую бумажку. Повернулся, подошел к столу и с демонстративным равнодушием швырнул ее перед Натальей.
— На. — он произнес это настолько презрительно, что у Натальи затряслись руки. — Хватит? И хватит мотать мне нервы из-за своего баловства. Три тысячи! Ты, может, еще и алименты мне выпишешь за то, что я тебя кормлю?!
Он ждал, что она заплачет. Что он сейчас увидит эти женские слезы, услышит истеричный визг — и снова почувствует себя победителем. Героем.
Но вместо этого Наталья просто... замерла. Она смотрела на эти сто рублей. На символ ее жизни: обесценивание, сарказм, ничтожность. Она поняла, что перед ней сидит не просто уставший муж — а человек, который искренне считает ее НУЛЕМ.
— Ты знаешь, что? — ее голос был тих. Опасно тих. — Ты сам себе сейчас выписал счет. И я тебе его предъявляю.
Игорь, уверенный в своей победе, махнул рукой и пошел в коридор.
— Ой, перестань. Не нравится — дверь там. Запомни: я тебя содержу. Без меня ты НИКТО.
И вот она. ТОЧКА НЕВОЗВРАТА. Фраза произнесена. Она стояла посреди кухни, смотрела на сто рублей и видела эту ДВЕРЬ. Но он, конечно, не думал, что она пойдет к ней первой.
Наталья стояла. Смотрела на сто рублей. И ей не было больно. Ей было ясно. Как после яркой вспышки молнии — все стало видно. Без меня ты НИКТО, сказал ей муж. Хорошо. Она ему покажет. Покажет, кто здесь настоящий Никто.
Она спокойно пошла в спальню. Без истерик. Без хлопанья дверями. Начала складывать вещи в старый, спортивный рюкзак. Только самое нужное. Одежду, ноутбук, зарядки. Свою банковскую карточку и... ту самую, совместную, семейную карту с Игорем, которая была привязана к его основному счету, для «семейных трат». Траты? О, да. Сейчас будут очень семейные траты.
Игорь, кстати, даже не заметил ее сборов. Он смотрел футбол, потягивая пиво, уверенный, что эта дура никуда не денется. Ну, поноет и вернется, куда ей идти? Без него-то.
Наталья не стала ждать. Она вышла из квартиры, закрыла дверь и направилась к банкомату. Руки не дрожали. А зачем? Она не воровала — она забирала свое. За все годы обесценивания, за все ночи без сна, за все унижения при родственниках. За тот самый сломанный планшет.
Наталья сняла половину всей суммы, которую они накопили вместе. Ровно половину. Ту самую половину, которую она, сидя дома, вложила со своих фриланс-проектов. Это было триста пятьдесят тысяч рублей.
Затем она зашла в ближайшее кафе, достала ноутбук, купила новое перо для планшета (за свои, честно заработанные) и... оплатила самый дорогой и престижный онлайн-курс по цифровому дизайну с сертификацией в Нью-Йоркской студии. С оставшихся денег она купила билет до Москвы. Ей нужно было заскочить к подруге Марине, чтобы начать все сначала.
Вернувшись в пустую квартиру, Игорь не сразу понял. Он обнаружил, что ее нет, только когда захотел, чтобы она принесла ему чистую тарелку.
— Натаааш! — крикнул он. Тишина.
Он зашел в спальню. Рюкзака нет. Ее любимого, рыжего кота — тоже нет. На тумбочке, рядом с его кошельком, лежала записка. Написанная твердой рукой:
«Ты показал мне на дверь. Спасибо, она привела меня к моим мечтам.
Сто рублей можешь оставить себе — купишь на них себе новую чистую тарелку. И заодно объяснишь банку, почему с твоего счета снята половина общих накоплений. Это моя доля. Инвестирую в свое будущее. В будущем, где меня не унижают за 100 рублей. Удачи.
P.S. Без меня ты НИКТО и не сможешь сказать, кому ты должен, а кто — тебе. Привыкай быть самостоятельным.»
Игорь трясущимися руками схватил телефон. Пришло СМС. Уведомление банка: Списание 350 000 руб.
— НАТАЛЬЯ!! — закричал он. — ТЫ ЧТО НАТВОРИЛА?!
Но Наталья уже сидела в поезде. Смотрела в окно, и впервые за много лет ей было легко и спокойно. Она не ушла. Она вышла. И Игорь — он стоял посреди пустой квартиры, с одной сторублевой купюрой в руке, и только сейчас понял: Это он остался НИКЕМ.