— Ленка, ты чего такая кислая опять?
Елена только вздохнула и уткнулась обратно в монитор. Светка, ее коллега, хорошая баба, но иногда просто невыносимая. Лезет со своим позитивом, когда тошно так, хоть вой.
Лена сидела в своем офисе, красивая, ухоженная — волосок к волоску, блузка дорогущая. А внутри — выжженное поле.
Полгода прошло, как муж, Вадик, ушёл в закат. И ладно бы к какой-нибудь модели, так ведь нет! К продавщице из цветочного! «С ней, Лена, легко, — сказал он тогда на прощание. — А с тобой я как на экзамене всю жизнь».
Легко ему, видите ли. А с Леной, значит, тяжело. Ну и пожалуйста. Ну и катитесь.
Она переводила какую-то заумную книжку про страдания французской аристократки. И так ей было от этого тошно, что хоть вешайся. Каждое слово в этом романе бесило. «Она посмотрела в окно с невыразимой тоской...» — тьфу ты, господи!
— Всё, — Лена захлопнула ноутбук так, что Светка вздрогнула. — Я в отпуск. К морю. Мне надо, чтоб никого рядом. Только я и волны. И чтоб тихо!
***
Приехала она в Гурзуф. Жарища, духотища, чайки орут как резаные. «Вот тебе и тихо», — подумала Лена, таща чемодан по брусчатке.
Но надежда умирает последней. Сейчас она доберётся до домика, закроется там, включит кондиционер и будет страдать с комфортом.
Ага, размечталась.
Заходит она во двор, а там — картина маслом. За столом под виноградом сидит девица — блондинка, грудь колесом, сарафан такой, что больше открывает, чем прячет. Ржёт на всю улицу, вино глушит. А рядом с ней какая-то серая мышь пристроилась, поддакивает.
— О! Соседка! — гаркнула блондинка, увидев Лену. — Заходи, наливай! Я Лариса, это Надька. Будем знакомы!
Лена аж присела.
— В смысле «соседка»? Я весь дом сняла!
— Ой, да ладно тебе! — отмахнулась Лариса. — Хозяева напутали что-то. Места всем хватит. Ты не дрейфь, мы тихие!
«Тихие». Как же.
Лена попыталась отгородиться. Заперлась в самой дальней комнате, обложилась словарями.
«Я здесь работаю», — заявила она ледяным тоном. Но куда там! Ларису это вообще не парит. Она везде.
То с арбузом вломится: «Ленок, угощайся, сладкий — ум отъешь!», то музыку врубит на всю ивановскую: «Давай потанцуем, чё ты как неродная!».
Лена сидит на веранде с ноутбуком, пытается переводить про страдания, а сама зубами скрипит. Бесит! Бесит эта Лариса своей простотой, своим смехом этим лошадиным. И ведь мужики на неё так и липнут! Вот уже какой-то доктор местный, Евгений, вокруг неё крутится. Хи-хи, ха-ха, глазки строит. Тьфу, срамота!
И тут Лену переклинило. Смотрит она на Лариску и думает: «А ведь типаж-то знакомый. Такая же хабалка веселая, как та, к которой Вадик мой ушел. Точно! Это ж они все на одно лицо!».
И начала она за Лариской следить. Прям маньячка какая-то. Каждый ее шаг ловит, каждое слово. «Ага, — думает, — опять с доктором зажимается. Ну точно, шалава! Небось, и моего так же увела!». И так она себя накрутила, что уже не видит перед собой живого человека, а только врага народа.
***
В один вечер крышу у Лены сорвало окончательно. Лариска с Надькой сидели, ржали над каким-то анекдотом. И этот смех для Лены стал как красная тряпка для быка.
Она вылетела на веранду, вся красная, волосы растрепаны.
— Да заткнитесь вы уже! — заорала так, что чайки на лету замерли. — Невозможно же! Вы хоть что-то в этой жизни понимаете, кроме жратвы и мужиков?!
Лариса глаза вытаращила, рот открыла. А Лену уже не остановить.
— Ты! Ты мужиков чужих уводишь, семьи рушишь! Весёлая, да?! Лёгкая?! А каково жёнам, ты подумала?!
Лариса помолчала, посмотрела на нее как на дурочку и говорит спокойно так:
— Слышь, мать, ты чего? Каких мужей? Я вообще вдова. А Женя — он холостой, если что.
Лена осеклась. Стоит, рот разевает, воздуха не хватает.
— В смысле... вдова?
— В прямом. Пять лет уже. А твой-то чего? Ушёл, что ли?
Лена кивнула, чувствуя, как злость уходит, а на ее место приходит какой-то стыд дурацкий.
— Ушел... К такой вот... весёлой.
Лариса хмыкнула, налила вина в стакан и протянула Лене.
— Ну ушел мужик и ушел! Скатертью дорога! Найди себе другого! Делов-то! Чего убиваться-то? Жизнь одна!
Лена взяла стакан. Руки дрожат.
— Как у тебя все просто...
— А чё усложнять? — пожала плечами Лариса. — Сложно, подруга, это когда поминки. А остальное — ерунда.
***
Ночью Лена не спала. Лежала, слушала море и думала. «Сложно — это когда поминки». А ведь права эта Лариска. Права, черт бы ее побрал.
Чего она, Лена, полгода себя живьём хоронит? Кому и что доказывает? Вадику? Да ему плевать. Себе? А себе-то зачем такая жизнь нужна — с кислой рожей и камнем на душе?
Утром она встала другая. Достала из чемодана платье, которое «на всякий случай» кинула. Красивое, легкое. Каблуки нацепила.
Нашла в косметичке помаду красную, которую сто лет не трогала. Накрасилась, посмотрела в зеркало и подмигнула сама себе.
— А ничего такая, — сказала вслух. — Поживёт ещё!
Вышла во двор. А там новый жилец нарисовался — соседнюю часть дома снял. Мужик видный, капитан какой-то, Виктор зовут. Сидит, кофе пьет.
Раньше бы Лена нос воротила, прошла бы мимо с видом королевы в изгнании. А тут подошла, улыбнулась во весь рот (с ямочками!) и говорит:
— Доброе утро! А угостите даму кофе? А то у нас только вино с утра.
Виктор аж поперхнулся, но расцвел сразу.
— Для такой дамы — хоть звезду с неба!
***
И пошло-поехало. Вечером сидели все вместе: Лена, Виктор, Лариса с доктором и Надька. Шашлыки жарили, смеялись. Лена анекдот рассказала — пошлый немного, но смешной. Все лежали просто!
Она смотрела на море, на Виктора, который ей плед на плечи накинул, на Лариску, которая оказалась мировой бабой, и думала: «Господи, как хорошо-то просто жить!».
А перевод свой она потом доделала. Быстро так, легко. И даже героиня там у неё в конце не умерла от тоски, а нашла себе любовника. Потому что ну их, эти страдания. Жизнь — она для радости. Точно вам говорю!
Ещё читают:
Ставьте 👍, если дочитали.
✅ Подписывайтесь на канал, чтобы читать еще больше историй!