Когда нотариус дозвонился, я подумала — всё, сейчас узнаю подробности. Мама ушла две недели назад, похороны прошли тихо, буднично. Брат Алексей держался отстранённо, я — старалась не думать ни о чём, просто выполняла то, что надо: организовала поминки, собрала документы, позвонила родственникам.
Нотариус назначил встречу на четверг, в десять утра. Я пришла за пятнадцать минут, села в холле на продавленный диван. Пахло бумагой и чем-то кислым — то ли антисептиком, то ли просто старой обивкой. Часы на стене тикали настойчиво, раздражающе. Я смотрела в телефон, листала ленту, ничего не читая.
Алексей появился ровно к десяти. Кивнул мне, сел рядом, достал сигареты, покрутил пачку в руках и сунул обратно в карман.
— Быстро всё закончится, — бросил он.
Я хотела ответить что-то ободряющее, но нотариус уже вызвал нас.
Кабинет оказался маленьким, душным. Нотариус — женщина лет пятидесяти, с короткой стрижкой и усталым лицом — разложила перед собой папку с документами.
— Приступим, — произнесла она. — Завещание составлено полтора года назад, заверено нотариально.
Она начала читать. Я слушала, пыталась вникнуть в официальные формулировки. Квартира. Дача. Счёт в банке. Всё переходило Алексею Тамаровичу.
Я ждала, когда прозвучит моё имя. Ждала.
Но нотариус закрыла папку.
— Вот и всё, — сказала она. — Алексей Тамарович, вам необходимо подать заявление о принятии наследства в течение шести месяцев.
Я посмотрела на неё, потом на брата.
— Простите, а… про меня там ничего нет? — Голос прозвучал тише, чем хотелось.
Нотариус покачала головой.
— Нет. Единственный наследник — ваш брат.
Я сжала ладони. Холод пополз откуда-то изнутри, будто меня окунули в ледяную воду.
— Может, вы что-то перепутали? Может, есть ещё какой-то документ?
— Нет. Это единственное завещание вашей матери.
Алексей отвёл взгляд в сторону, поправил воротник куртки.
Я встала. Ноги подкашивались, но я удержалась.
— Понятно, — выдавила я. — Спасибо.
Вышла в коридор, прислонилась к стене. Сердце билось так, что казалось, сейчас выскочит. В ушах звенело. Она даже не упомянула меня. Будто я никогда не существовала.
Алексей догнал меня на улице.
— Оль, подожди.
Я обернулась. Он стоял, засунув руки в карманы, смотрел куда-то мимо.
— Ты знал? — спросила я.
— Что именно?
— Что мамы меня в завещании нет.
Он пожал плечами.
— Мама сама решала. Я не настаивал.
— Но ты знал.
Он молчал.
— Алёш, я всю жизнь… я столько делала. Я в больницах с ней сидела, когда тебя в командировках не было. Я ремонт в той квартире делала на свои деньги, помнишь?
— Помню.
— И что теперь?
Он наконец посмотрел на меня.
— Оля, мамы больше нет. Закон — это закон. Я не хочу скандалов.
— Я не про скандалы. Я про элементарное уважение.
— Ты сильная, — бросил он. — Ты всегда справлялась. Мне тоже сейчас тяжело, понимаешь?
Я сглотнула. Слова застревали где-то глубоко.
— Так вот как, значит, — пробормотала я. — Ладно.
Повернулась и пошла прочь. Алексей не окликнул.
Дома я села за кухонный стол, налила себе чай. Стены давили. Обои с потёртыми цветами, стопка неоплаченных счетов, старые часы — всё казалось чужим.
Я достала телефон, написала Наталье: "Можем созвониться?"
Она перезвонила через пять минут.
— Ну как? — спросила она. — Что там с наследством?
— Меня там нет.
— В смысле?
— В завещании. Меня вообще не упомянули.
Наталья присвистнула.
— Серьёзно? Совсем?
— Совсем. Всё брату.
— Оля, да это же бред! Ты столько для неё делала!
— Вот и я думала так же.
Наталья вздохнула.
— Слушай, а ты борись. Судись, в конце концов. Не будь тряпкой.
— Судиться с братом — последнее, о чём я мечтала.
— Ну так что, смиришься? Пусть он всё заберёт, а ты что — в сторонке постоишь?
Я молчала, крутила ложку в руках.
— Не знаю, — призналась я. — Честно, не знаю.
— Оль, хватит всех жалеть. Твоя мать всегда силу в тебе видела, Лёшу жалела — для неё он мальчик был. Ты для неё — та, что сама справится. Вот и справилась.
Я положила ложку на стол.
— Может, ты и права.
— Конечно, права. Подумай хорошенько. Тебе важнее сохранить иллюзию семьи или наконец себя пожалеть?
Повесив трубку, я осталась сидеть в тишине. В голове крутилось одно: Что важнее — уважение к себе или призрачная надежда на родные чувства?
Вечером я попыталась поговорить с дочерью. Аня сидела на диване, уткнувшись в телефон. Телевизор работал вполголоса.
— Ань, можно тебя отвлечь?
Она подняла глаза.
— Да, мам.
— Как думаешь… стоит ли мне бороться за часть наследства?
Аня поморщилась.
— Мам, опять?
— Как — опять?
— Мы же это уже обсуждали. Ты сама говорила, что не хочешь судиться.
— Я и не хочу. Но это несправедливо.
— Может, и несправедливо. Но зачем тебе это? Зачем мучить себя?
Я села рядом.
— Аня, меня просто вычеркнули. Как будто я не существовала.
— Ну и что? Отпусти ты это наконец.
— Легко сказать.
Аня резко встала.
— Мам, хватит. Я устала от этих разговоров. Правда. Мне бы твоё спокойствие… а ты всё переживаешь, переживаешь. Не тяни это на меня тоже.
Она ушла в свою комнату, хлопнув дверью.
Я осталась одна. Щёки стынут, горло сжимается. Даже дочь не хочет меня слушать.
На следующий день я решила позвонить Алексею ещё раз. Села в автобус после работы, доехала до своей остановки и набрала его номер.
Он ответил не сразу.
— Да, Оля.
— Алёш, давай поговорим нормально. Без претензий.
— О чём?
— Объясни мне. Почему мама так решила? Я правда не понимаю.
Он вздохнул раздражённо.
— Оля, ну хватит уже. Я не знаю, почему она так сделала. Может, думала, что тебе хватит. Может, считала, что я больше нуждаюсь.
— Я тоже нуждаюсь.
— Да все нуждаются, Оль! Все! Но мама решила иначе. Я не виноват.
— Я не говорю, что ты виноват. Я говорю о справедливости.
Он рассмеялся коротко, зло.
— Справедливость — это что? Деньги? Квартира? Ты всю жизнь изображала жертву, Оля. Всегда всё сама делала, всем доказывала, какая ты молодец. Теперь чего хочешь — признания?
Я сжала телефон так, что пальцы побелели.
— Не смей так со мной разговаривать.
— А ты не смей меня доставать! Мне и так тяжело. Похороны, документы, долги мамины — всё на мне. А ты вечно жалуешься.
— Я не жалуюсь. Я хочу понять.
— Тебе нечего понимать. Всё по закону.
Он бросил трубку.
Я стояла на остановке, смотрела на экран телефона. Сердце колотилось. Руки тряслись. Сквозь окна автобуса било мокрым светом фонарей.
Всё. Больше нечего выяснять.
Вернувшись домой, я достала старый ящик с фотографиями. Давно собиралась их разобрать, но всё откладывала.
Перебирала снимки один за другим. Вот мама с Алексеем на даче — она обнимает его за плечи, улыбается. Вот я стою чуть в стороне, руки сложены на груди. Выражение лица — напряжённое, будто пытаюсь угадать, чего от меня ждут.
Вспомнила тот день. Мне было лет двадцать пять. Мама сказала тогда: "Олечка, сфотографируй нас с Лёшей, а потом мы тебя снимем". Но потом никто не вспомнил.
Я положила фото обратно, закрыла ящик.
— Отпусти меня, мама, — прошептала я. — Я больше не могу.
Встала, вышла на балкон. Холодный воздух обжёг лицо. Я глубоко вдохнула. Плечи расслабились. Тяжесть, которая давила на грудь последние недели, чуть отступила.
Может, проблема не в том, что я чего-то не заслужила. Может, просто мне любовь не досталась.
Утром ехала на работу в автобусе. Народу было много, стояла у окна, держалась за поручень.
Рядом две женщины разговаривали вполголоса.
— Надоело, честно, — говорила одна. — Всю жизнь тянула всех. Хочу хоть раз для себя пожить.
Я невольно улыбнулась. Точно. Хочу для себя.
Посмотрела на своё отражение в стекле. Увидела уставшую женщину с потухшим взглядом. Но в этот раз — не "чью-то дочь" и не "обделённую сестру". Просто женщину. Себя.
Может, попробовать?
Вечером села за стол, достала блокнот. Давно не записывала ничего для себя. Всегда списки: купить, сделать, позвонить. Для других.
Теперь написала крупными буквами: "Для меня".
Ниже — короткий список.
Записаться в бассейн. Позвонить в агентство недвижимости — посмотреть варианты квартир. Купить себе новое платье.
Остановилась, посмотрела на строчки.
А если я больше не дочь мамы? Не нужная сестра?
Волна вины накрыла, но тут же — странное облегчение.
Я просто я. И этого достаточно.
Встала, прошлась по комнате. Походка стала легче. Не зажатая, не судорожная. Просто спокойная.
Подошла к окну, распахнула его. Свежий воздух ворвался в комнату. Пахло дождём и осенью.
— Теперь только вперёд, — сказала я вслух.
Губы дрогнули в полуулыбке.
Я иду навстречу себе. И мне уже не страшно.
А вы отпустили бы прошлое ради собственного спокойствия?
Поделитесь в комментариях, интересно узнать ваше мнение!
Поставьте лайк, если было интересно.