Аля замерла, сердце бешено колотилось в груди. Она не верила своим глазам. Константин! Живой, настоящий, стоит перед ней с цветами. Она бросилась к нему, крепко обняла, прижалась всем телом. Слёзы счастья хлынули из глаз.
— Костя, Костенька! Ты вернулся! Я так ждала, я так верила! – шептала она, не отрываясь от него, словно боясь, что он снова исчезнет как мираж. Её голос дрожал от переполнявших чувств.
Константин нежно гладил её по спине, целовал в волосы, вдыхая их аромат. Он прижимал её к себе, чувствуя, как дрожит её тело, как бьётся её сердце в унисон с его собственным. В этот самый момент малыш словно почувствовал возвращение отца и зашевелился. Он немного отстранил Алю от себя, его взгляд скользнул по её раздавшейся фигуре, по округлившемуся животу,
— Рыжик мой, как же я хотел быть рядом с тобой, когда ты узнала, что у нас будет маленький. Прочитав об этом в письме, чуть не сошёл с ума от счастья.
Он опустился на одно колено, приложил руку к животу Али.
— Здравствуй, мой маленький. Папа здесь, папа рядом.
Аля смотрела на него, не в силах вымолвить ни слова. Счастье переполняло её. Она снова обняла Константина, прижавшись к нему так сильно, словно боялась, что он исчезнет.
— Я люблю тебя, Костя. Очень сильно люблю.
— И я тебя, Аля. Больше жизни.
Константин поднялся, взял её лицо в ладони, заглянул в глаза.
— Я столько всего хочу тебе рассказать.
— Ты был там?
Он молча кивнул в ответ.
— Да мой хороший, там.
Константин вздохнул, сел на диван и усадил Алю рядом с собой. Немного помолчал, а потом стал говорить.
— Нас привезли на стареньком Ил-76, который трясся так, будто вот-вот развалится. Когда открыли люк, меня обдало жаром, смешанным с запахом чего-то незнакомого, пряного и пыльного. Первые недели были как в тумане. Служба была разной. Были дни, когда мы сидели в засаде часами, наблюдая за пустыми склонами, и казалось, что ничего не происходит. Были и дни, когда приходилось идти в бой. В основном мы занимались патрулированием, сопровождали колонны. Но был один и момент, который я буду помнить всю свою жизнь. Однажды, во время операции в горах, наш взвод попал в окружение. Душманы зажали нас на узком участке, обстреливая со всех сторон. Бой был жестоким. Я видел, как рядом со мной упал смертельно раненый товарищ, Саша Мезенцев. Бой длился несколько часов. Свинцовый дождь не утихал. В тот день, не знаю как, но нам удалось вырваться. Только победа досталась ценой больших потерь. В этом бою я почувствовал, что это ты, твои молитвы, и иконка в нагрудном кармане, спасли меня от гибели.
Аля слушала Константина, затаив дыхание. Каждое его слово отзывалось болью в её сердце. Она гладила его руку, чувствуя, как напряжены его мышцы, как дрожат пальцы. Ей хотелось забрать всю его боль, все воспоминания о пережитом, но она знала, что это невозможно.
— После того боя я долго не мог прийти в себя, — продолжал Константин, — ночами видел Сашу, его глаза, полные ужаса. Я чувствовал себя виноватым, что остался жив, а он нет. Но я знал, что должен жить, должен вернуться к тебе, к нашему малышу. Это давало мне силы.
Аля прижалась к нему ещё сильнее. Она понимала, какая тяжесть лежит на его сердце, и как сложно ему говорить об этом. Ей хотелось просто обнять его и молчать, но она знала, что ему нужно выговориться, выплеснуть всё, что накопилось внутри.
— Потом была ещё одна операция, — продолжил он, – на этот раз в кишлаке. Мы искали оружие и наркотики. Во время обыска я нашёл маленькую девочку, она пряталась в подвале. У неё были большие, испуганные глаза. Она чем-то напомнила мне тебя. Я отдал ей плитку шоколада, и она улыбнулась. Эта улыбка согрела меня изнутри.
Константин замолчал, глядя в одну точку. Аля молча обняла его, чувствуя, как слёзы снова наворачиваются на глаза.
— Я никуда тебя не отпущу, — шёпотом произнесла она, — слышишь, я больше никуда тебя не отпущу.
Константин улыбнулся.
— Аля, я военный, а в армии приказы не обсуждаются. Ты и сама это прекрасно знаешь. Но не волнуйся, со мной ничего не произойдёт, потому что ты, мой ангел-хранитель.
— Знаю, — прошептала Аля, уткнувшись лицом в его плечо. — Но сердце болит, когда думаю об этом. Каждый день без тебя был вечностью.
Константин привлек её к себе, и осторожно поцеловал в губы.
— Я вернулся другим человеком, но моя любовь к тебе осталась прежней, даже стала сильнее. Я буду стараться быть хорошим мужем и отцом.
Аля подняла на него глаза, полные любви и нежности. Она видела, как тяжело ему даются эти слова, как много боли он пережил.
— Ты уже самый лучший, Костя, — прошептала она, — просто будь рядом.
Они долго сидели в обнимку, молча, чувствуя тепло друг друга. В доме царила тишина, казалось, время остановилось, и для них двоих существовал только этот момент, этот островок счастья после долгой разлуки.
— Ой, а что же я сижу, — встрепенулась Аля, — ты ведь голодный, наверное, пойдём на кухню, буду тебя кормить.
Она встала с дивана, потянув Константина за руку. На кухне, залитой мягким светом заходящего солнца, на столе стояла тарелка с румяными пирожками, и варенье в хрустальной розетке.
— Садись, Костенька, садись. Сейчас я тебе всё подогрею, — приговаривала она.
Аля хлопотала вокруг него, как заботливая птичка. И вот уже на столе в большой керамической миске, дымились щи, щедро сдобренный сметаной. Константин с аппетитом ел, нахваливая стряпню жены. Ему казалось, что такой вкусной еды, не ел целую вечность.
Ночью, когда укладывались спать, Аля прижалась к Константину, чувствуя его тепло и силу. Она боялась пошевелиться, боялась нарушить эту хрупкую идиллию. Константин обнял её в ответ, крепко прижав к себе. Через некоторое время она почувствовала, как он засыпает, но её сон был чутким. Она боялась, что, если уснёт, он исчезнет. Но он был рядом, живой и настоящий, и это было главным.
Утром Аля проснулась от нежного прикосновения к своему животу. Открыв глаза, она увидела мужа, который с любовью смотрел на неё.
— Доброе утро, соня, — прошептал он, целуя её.
— Доброе, — ответила Аля, улыбаясь. — Как спалось?
— Прекрасно. Лучше не бывает. Я и забыл, как это, просыпаться рядом с тобой.
Они долго лежали в обнимку, наслаждаясь близостью и тишиной. Затем Аля встала и пошла готовить завтрак. Константин последовал за ней на кухню. Вместе они приготовили яичницу с колбасой, и чай. Пока ели, Аля рассказала мужу о работе в школе, о том, как она ждала его и как готовилась к рождению ребёнка.
С возвращением Константина, жизнь пошла в обычном русле. Аля ушла в декретный отпуск, и теперь целыми днями, шила, вязала, готовила приданое для малыша. К июню, живот стал таким огромным, что она с трудом передвигалась по комнате.
— Алька, ты никак двойню решила родить, — говорила Лида, глядя на подругу, — мастера вы, однако, с Белкиным.
Аля только отмахивалась от неё.
— Поскорей бы уже родить, хоть двух, хоть трёх, а то ходить не могу, ноги с трудом держат.
В конце месяца, ночью, она почувствовала слабую боль в животе. Сначала не обратила на это внимания, но боль становились всё сильнее и чаще. Испугавшись, она разбудила Константина.
— Костя, кажется, начинается, — проговорила постанывая.
Муж, бледный от волнения, метался по квартире, не зная, за что ухватиться.
— Лиду позови, — попросила Аля, — она знает, что делать.
Лида, примчавшись, тут же взяла ситуацию под свой контроль.
— Так, Белкин, не мельтеши, — прикрикнула она на Константина, — бегом за машиной. Её в Семиозёрск везти надо.
Пока Константин бегал в гараж за УАЗиком, Лида собрала все необходимые вещи и они с Алей ждали его во дворе.
— Ты поедешь с нами? — с тревогой спросила Аля.
— Конечно поеду, — успокоила её подруга, — от Белкина твоего сейчас толку мало, того и гляди в обморок от страха грохнется. Вот мужики, право слово, воевать не боятся, а как баба рожать надумает, так от страха аж зеленеют.
Она совсем не запомнила дорогу до Семиозёрска, схватки то отпускали, то накатывали с новой силой. Аля старалась не кричать, только стонала, закусив до боли губу.
В роддоме её сразу же определили в предродовую палату. Лида и Константин, остались ждать внизу в приёмном покое. На него было жалко смотреть, он совсем растерялся, сидел в коридоре бледный и молчаливый. Роды были долгими и тяжёлыми. Но Аля не кричала, не плакала, не звала на помощь, как это делали остальные роженицы, а стойко переносила боль. В какой-то момент даже показалось что она потеряла сознание. А потом услышала громкий, требовательный детский плач.
— Девочка, — проговорила акушерка, — здоровенькая крепенькая.
Аля заплакала от счастья. Она так долго ждала этого момента.
— Вот она, твоя доченька. Красавица, вся в тебя, такая же рыженькая.
Але на минуту показали ребёнка и унесли.
— Ну что папаша, радуйся, — к Константину и Лиде вышел врач, — дочку родили, богатыршу. Три восемьсот вес.
Константин вскочил со скамейки, схватил Лиду в охапку и закружил по коридору.
— Лидка, у меня дочка, понимаешь, дочка, — кричал он.
— Да отпусти ты, — отбивалась она, — все рёбра переломал, медведь.
— Доктор, а жена моя, как себя чувствует? — немного успокоившись, спросил он врача.
— Ну, на танцы, наверное, сегодня не пойдёт, — ответил врач и расхохотался, — всё в порядке с вашей женой, она у вас героическая женщина. Даже не пикнула, пока рожала.