Тишина в Цитадели была особенной, обволакивающей, как густой туман. И в этой тишине Леон учился жить заново.
Первые дни слились в одно серое пятно унижений и абсурда. За кофе последовала посуда. Горы посуды с засохшими остатками зелий, пахнущих тухлыми яйцами. Как вообще можно было столько накопить?
— Сосредоточься, — говорил Корвус, не отрываясь от какого-то древнего свитка. — Проникайся процессом. Ощути скрежет щётки. Это и есть концентрация. Надавишь сильнее, чем надо, скрежет станет громче, склянка лопнет, и тебя окатит помоями.
Потом пришла очередь пыли. Она оказалась повсюду, укрывая все поверхности, будто серая шерсть какого-то гигантского зверя. Леон мог поклясться, что когда он впервые вошёл в Цитадель, там было не просто чисто, а стерильно чисто. Что ж, делать было нечего, и маг выметал пыль из углов, смахивал с полок, с горбов книжных переплётов.
— Да не гоняй ты её с места на место, — ворчал архимаг. — Это ж не обычная пыль, а пыль магического места. Наблюдай. Где её больше? Куда она стремится? Пыль оседает там, где концентрируется энергия. Ищи эти точки. Это — твои первые «руны» в моём доме. Понял? Нет, конечно, не понял.
Леон действительно не понимал. И злился. Злость копилась внутри, тихая и едкая, как дым от тлеющих углей. Он, маг Ордена Света, чьё имя когда-то произносили с уважением, теперь драил полы и разбирал завалы старого хлама! А этот… этот скептик в чёрном только читал да посмеивался своим сухим, противным голосом.
— Зачем?! — через неделю не выдержал Леон, швырнув тряпку в ведро. Вода булькнула, выплеснулась на пол. — Что этот идиотизм даёт мне для борьбы с Чащобой?! Я должен учиться магии! Контролю! А не быть твоей… вашей служанкой!
Корвус медленно отложил книгу. Его взгляд был спокоен. Слишком спокоен.
— А ты думаешь, чем ты сейчас занимаешься? — спросил он тихо. — Магия — это не просто жесты и заклинания, мальчик. Это внимание. Это понимание последствий. Ты бросил тряпку. Смотри — брызги попали во-от туда, под шкаф. Ты наверняка их не заметил. Завтра там вырастет плесень, и кто знает, как это повлияет на ритуалы, которые я готовлю. Всё связано. Твой «героический» порыв в Роще — это та же брошенная тряпка. Только последствия — лес-людоед и треснувшие руны. Понял теперь? Или тебе лучше ещё с посудой потренироваться?
Леон замолчал, сглотнув ком злости. Но с тех пор стал наблюдать внимательней.
Он заметил, что Корвус мало спит. Что пьёт тот самый кофе литрами, который, к счастью, больше не заставляет варить Леона. Что книги, которые он читает, — не только о тёмной магии. Там были трактаты по биологии, геомании, даже поэзия эльфов. А по вечерам архимаг подолгу стоял у узкого окна, смотря в сторону Чащобы. И в его спине, обычно прямой и насмешливой, читалось не привычное ехидство, не злоба, а… усталость. Глубокая, древняя усталость. Тогда Леон подумал, что совсем не представляет, сколько на самом деле лет Корвусу.
Шли дни, недели... Леон потерял счёт времени, а заодно и веру в то, что из него выйдет какой-то толк. По крайней мере, Корвин твердил молодому магу о его никчемности постоянно.
Но однажды ночью Леона разбудил голос. Он шуршал, как сухие листья, скрипел, как старая кора.
"…голодно… одиноко… твоя сила… так ярко горела…"
Леон вскочил с кровати, комната была пуста. "Приснилось? Или нет?" — гадал маг. Первым порывом было разбудить Корвина и рассказать ему о странном сне. Но с остатками сна улетучивалась и уверенность в том, что странный шёпот был реальным.
Промаявшись до утра, Леон чувствовал себя настолько разбитым, что умудрился испортить даже омлет — единственное, что он научился сносно готовить. Конечно, это не ускользнуло от внимания Корвина, который так красноречиво молчал, что Леон вдруг выпалил:
— Она не злая. Ей одиноко. Я слышал...
Рука архимага замерла с чашкой на полпути ко рту. Впервые на его лице мелькнуло что-то отличное от скуки. Удивление? Интерес?
— О, — произнёс он. — Проснулось эмпатическое восприятие. Что ж, прогресс. Ну-ка расскажи.
И Леон рассказал. О шёпоте, который он слышал то ли наяву, то ли во сне. О чувстве глубокого одиночества, которое исходило от Чащобы. Корвус слушал молча.
— Логично, — сказал он, когда Леон умолк. — Ты не просто наделил Рощу силой. Ты очеловечил её своим отчаянием, своей злостью на лесорубов. Ты дал ей свои эмоции как основу. Очень любопытно. Она решила поговорить, и это хороший знак.
Архимаг замолчал, задумавшись. Через некоторое время Леон, хоть ему и было очень страшно это делать, решился прервать размышления наставника.
— И что нам делать? — спросил он робко.
К его удивлению, Корвин не стал над ним насмехаться, как делал обычно.
— Исследовать! — воскликнул архимаг. — Мы отправимся к Чащобе и понаблюдаем. Только не вздумай опять что-нибудь «спасать». Твоя задача — слушать и смотреть. Попробовать вступить в контакт, но осторожно. Похоже, ваша связь даже сильней, чем я думал.
Леон постарался сдержать эмоции, но внутри ликовал. Наконец-то настоящее действие!
Вскоре они стояли на краю Чащобы. От прежней Рощи практически ничего не осталось, на её месте колыхалось море спутанных чёрных лиан, стволов, покрытых чем-то похожим на смолу, шипящего подлеска. Воздух вибрировал от низкого гула.
— Что ж, вперёд, — подтолкнул архимаг Леона. — Десять шагов. Не больше. И используй всё, чему научился. Будь внимательным.
Продолжение следует...