— Ну куда ты, Лен, денешься? В пятьдесят три года начинать всё с нуля? Смешно. Мы же родные люди. Ну, бес в ребро, с кем не бывает. Потерпишь, ты же у меня мудрая.
Виктор подцепил вилкой маринованный гриб, отправил его в рот и довольно зажмурился. На его лице, гладком и ухоженном не по годам, читалось абсолютное, непрошибаемое спокойствие. Он был уверен: крепость сдалась.
Я стояла у столешницы, нарезая зелень. Нож мерно стучал по дереву: тук-тук-тук. В этом ритме было что-то гипнотическое.
— Вить, подай мне, пожалуйста, салатник с верхней полки, — попросила я ровным голосом. — Тот, хрустальный.
Он легко вскочил. Спортивный, подтянутый — барбершоп раз в две недели, бассейн по вторникам и четвергам.
И, конечно, она. Его «свежий ветер», как он выразился вчера вечером, когда наконец перестал отпираться и выложил всё начистоту. Ей двадцать семь. Она не умеет готовить, зато, по словам Вити, «возвращает вкус к жизни».
А я, значит, уже пресная.
— Вот, держи, — он поставил тяжелый хрусталь передо мной. — Так что, Ленусь? Договорились? Я не хочу разводиться, нас столько связывает. Просто у меня будет... своя территория. А у тебя останется статус, комфорт. Ну и я, конечно. Частично.
Он действительно верил, что делает мне щедрое предложение. Жить втроем — фигурально, конечно. Он там, со своей «солнечной подругой», а сюда приходит ужинать, стирать рубашки и жаловаться на здоровье.
— Ты прав, — я улыбнулась, стряхивая укроп с лезвия. — Глупо всё ломать из-за ерунды. Я всё понимаю.
Виктор выдохнул, плечи его опустились. Он подошел и, как в молодости, чмокнул меня в макушку. Пахло от него чужим парфюмом — резким, с нотками сандала.
Раньше я бы поморщилась. Но сейчас я почувствовала только холодное любопытство, как будто изучала старый документ в архиве, где я проработала тридцать лет. Бумагу, которую уже нельзя спасти.
Я еще не знала, что через четыре часа его мир перевернется. А он не знал, что я делала сегодня утром, пока он был в душе.
Последний идеальный вечер
31 декабря 2024 года выдалось снежным. За окном гудели машины, люди спешили домой с пакетами, полными мандаринов. У нас тоже всё было «как у людей».
В духовке томилась утка с яблоками — его любимая. На столе красовались льняные салфетки, которые я гладила вчера ночью.
Виктор ходил по квартире гоголем, время от времени поглядывая в свой смартфон. Экран вспыхивал каждые пять минут. Наверное, «свежий ветер» слала воздушные поцелуи.
— Лен, а где мои запонки? Те, с камнем? — крикнул он из спальни.
— В верхнем ящике комода, Витя. Где всегда.
Я расставляла тарелки. Тонкий фарфор с золотой каймой, хрустальные фужеры. Всё должно быть безупречно. Это был мой последний спектакль в качестве удобной жены.
Если вы когда-нибудь играли роль, зная, что занавес скоро упадет навсегда, вы меня поймете. Каждое движение становится четким, лишние эмоции отключаются. Остается только расчет и странное, звенящее спокойствие.
В шесть вечера Виктор вручил мне подарок. Огромная коробка, перевязанная алым бантом, заняла половину прихожей.
— Открывай! — скомандовал он, сияя, как начищенный самовар.
Я развязала ленту. Внутри лежал робот-пылесос последней модели. Умный, мощный, дорогой.
— Чтобы ты не уставала, — пояснил муж, обнимая меня за талию. — Ты же у меня хозяюшка, вечно с тряпкой. Пусть техника работает. А у тебя время освободится... для себя.
Я погладила глянцевый пластик.
«Символично, — подумала я. — Ты даришь мне уборщика, чтобы я лучше выметала пыль из твоей жизни. Но сегодня я вымету кое-что покрупнее».
— Спасибо, Витя. Это очень... вовремя.
— Ну вот и славно! — он потер руки. — А мой подарок?
— После курантов, — мягко остановила я его. — Традиция есть традиция.
Тост за «мудрость»
Вечер тянулся медленно, как густая патока. Мы сели за стол в десять. Виктор был необычайно весел, много шутил, подливал мне сок. Он праздновал победу. Ему казалось, что он провернул сделку века: сохранил удобный быт, налаженный годами, и получил официальное разрешение на вторую жизнь.
— Знаешь, Лен, я всегда ценил твой ум, — разглагольствовал он, накалывая кусок утки. — Другая бы скандал закатила. А ты — кремень. Уважаю.
Он сделал паузу, прожевал и продолжил, глядя на меня масляными глазами:
— Мы с тобой еще внуков нянчить будем. А то, что там на стороне... Это так, физиология. Душа-то здесь, дома.
Я слушала и кивала. Внутри меня разрасталась пустота — звонкая и чистая. Раньше эти слова ранили бы меня. Я бы плакала, искала причины в себе, думала, может, сменить прическу или похудеть.
Но сегодня я смотрела на него и видела не любимого мужа, с которым прожила двадцать семь лет, а чужого мужчину. Немного обрюзгшего, самовлюбленного и удивительно наивного для своих пятидесяти пяти.
Он не заметил, что в прихожей нет его второго пальто.
Он не заметил, что в ванной исчезли его баночки с кремом.
Он был так занят собой, что не увидел главного: он уже не здесь.
— Давай проводим Старый год, — предложил Виктор, поднимая бокал. — Хороший был год. Сложный, но плодотворный.
— Давай, — согласилась я. — Пусть всё лишнее останется в нём.
Без пяти двенадцать. Экран телевизора светился голубым, отсчитывая последние секунды старой жизни.
— Ну, пора! — Виктор потянулся к бутылке. Хлопок пробки прозвучал громко в тишине комнаты.
Куранты начали свой бег. Бом. Бом.
— С Новым годом, родная! — он протянул мне бокал. — За нас! За нашу мудрость!
Я сделала глоток. Напиток показался мне кислым.
— А теперь мой подарок, Витя, — сказала я, доставая из-под салфетки плотный кремовый конверт.
Виктор удивился. Он, наверное, ждал новый галстук или, может быть, сертификат на массаж спины.
— О, интрига! — он рассмеялся, принимая конверт. — Это что? Путевка? Ты решила нас на море отправить? Ленка, ну ты даешь!
Он надорвал бумагу.
Улыбка медленно сползала с его лица, уступая место недоумению. Потом — страху.
В конверте лежали не билеты на юг. Там было два листа.
Первый — заявление о расторжении брака, уже с отметкой о приеме.
Второй — распечатка заказа такси класса «Комфорт».
— Лен, это что? — голос его дрогнул. — Это шутка такая? Новогодняя?
— Посмотри на время подачи машины, Витя, — спокойно сказала я, глядя ему прямо в глаза.
Он опустил взгляд на бумагу.
00:15. Улица Лесная, дом 5.
— Через десять минут такси будет у подъезда, — продолжила я. — Маршрут построен до улицы Зеленой. Там ведь сейчас живет твоя мама? Или ты сразу к своей «подруге» поедешь? Адрес я менять не стала, решишь с водителем.
— Ты... ты меня выгоняешь? — он побледнел, хватая ртом воздух. — Из моего дома? В новогоднюю ночь?!
— Из моего дома, Витя, — поправила я его очень тихо. — Эта квартира досталась мне от родителей. Ты здесь прописан, но прав не имеешь. Ты же юрист, должен помнить.
— Но мы же договорились! — воскликнул он. — Ты же сказала...
— Я сказала, что всё понимаю. И я действительно поняла. Я поняла, что мне не нужен в доме чужой человек. И грязь мне тоже не нужна. Даже если её будет убирать робот-пылесос.
— Ты не посмеешь, — прошептал он, пытаясь нащупать почву под ногами, которая уходила со скоростью лавины. — Мы же семья. Двадцать семь лет! Ты что, из-за интрижки перечеркнешь полжизни?
— Не я перечеркнула, Витя. Ты сам взял ластик.
Я встала из-за стола. Мое платье — темно-синий бархат — мягко зашуршало. Я чувствовала себя удивительно легко, словно сбросила с плеч тяжелое зимнее пальто, в котором парилась полгода.
— Но куда я пойду? — в его голосе прорезались детские, капризные нотки. — Мать спит давно, у неё давление. К Алисе? В Новый год? Без звонка?
— Ну почему же без звонка, — я кивнула на его телефон, лежащий на столе. — Она же тебе писала весь вечер. Обрадуешь девочку. Ты теперь свободный мужчина, с приданым. Завидный жених.
Виктор вскочил, опрокинув стул.
— С каким приданым? Ты бредишь! Я никуда не собирался!
— А я собралась. Точнее, тебя собрала.
Чемодан, такси, свобода
Я жестом пригласила его в коридор.
Он вышел, спотыкаясь на ровном месте. Там, у большого зеркала, где мы обычно проверяли перед выходом, всё ли в порядке, стояли две его сумки. Большой серый чемодан на колесиках и спортивная сумка для тренировок.
— Когда?.. — только и смог выдохнуть он.
— Пока ты принимал душ и напевал Синатру. Я управилась за сорок минут. Ты же знаешь, у меня большой опыт сборов. Всё аккуратно: рубашки в одном отделении, брюки в другом. Даже твою любимую кружку упаковала. Я ведь не зверь.
Он смотрел на чемоданы так, словно это были крокодилы. В его голове не укладывалось: как эта женщина, его удобная, предсказуемая Лена, которая всегда «сглаживала углы», могла так хладнокровно выставить его за дверь? Без криков, без сцен, под бой курантов.
В кармане его пиджака звякнул телефон.
— Это такси, Витя. Белый седан, номер 567. Как ты любишь. Водитель просил не задерживаться, тариф новогодний, повышенный.
Виктор перевел взгляд на меня. В его глазах плескалась паника пополам с злостью. Сейчас он скажет гадость. Я знала это точно. Это была его защитная реакция — ужалить, чтобы не чувствовать себя жалким.
— Сумасшедшая, — выплюнул он, натягивая пальто. Пуговицы не слушались. — Кому ты нужна будешь в свои пятьдесят три? Останешься одна, с кошками и этим пылесосом. А я... я ещё поживу! Я мужчина в самом соку!
— Конечно, Витя. Ты мужчина хоть куда, — согласилась я, открывая входную дверь. Из подъезда пахнуло холодом и чьим-то праздничным ужином. — Только ключи оставить не забудь. От машины тоже — она, если помнишь, оформлена на меня.
Он замер. Рука застыла над карманом.
Машина была его больным местом. Кроссовер, на котором он возил свою «подругу» по ресторанам, был куплен на деньги с продажи дачи моих родителей. Юридически — моя неделимая собственность.
— Это подло, — прошипел он.
— Это закон, — я протянула ладонь. — Ключи. Или я завтра утром подаю заявление на розыск автомобиля.
Он с силой швырнул связку на пуфик. Металл звякнул, оставив царапину на коже. Ничего, переживу.
Виктор схватил чемоданы. Он выглядел нелепо в своем дорогом костюме, но без машины и без дома.
— Ты пожалеешь, — бросил он через плечо, уже стоя на лестничной клетке. Лифт гудел где-то внизу. — Приползешь еще.
— С Новым годом, Витя. Будь счастлив.
— Я мудрая, Витя, — сказала я ему вслед, когда двери лифта открылись. — Поэтому я не буду мешать твоему счастью. Ты свободен. А я наконец-то высплюсь.
Двери лязгнули и сомкнулись, отрезая его от моей жизни.
Лучший подарок
Я закрыла дверь на оба замка. Щелк-щелк. Самый приятный звук за последние годы.
В квартире стояла тишина. Только телевизор в гостиной продолжал бубнить что-то веселое, и огоньки гирлянды подмигивали мне с елки: «Всё правильно. Ты всё сделала правильно».
Я вернулась в комнату. Утка остывала. Я взяла со стола коробку с роботом-пылесосом. Распаковала. Нажала кнопку «Старт».
Маленький жужжащий диск деловито пополз по паркету, собирая невидимые крошки. Он тыкался носом в ножки стульев, разворачивался и полз дальше, методично очищая пространство.
Я вышла на балкон и открыла окно.
Город грохотал. В небе расцветали фейерверки — зеленые, красные, золотые. Где-то там, внизу, белое такси увозило мое прошлое в спальный район, в чужую жизнь.
А я стояла, вдыхала морозный воздух и чувствовала, как внутри разжимается тугая пружина.
Мне пятьдесят три.
У меня есть квартира, любимая работа, взрослая дочь, которая завтра приедет с внуком, и целый мир.
А еще у меня есть робот-пылесос.
И знаете что? Это был лучший подарок мужа за все годы брака. Потому что вместе с пылью он помог мне вымести из жизни главный мусор.
А вы когда-нибудь жалели, что терпели слишком долго? Или, может быть, вы сейчас стоите перед выбором — «сохранять мудрость» или сохранить себя?
Подписывайтесь, если тоже любите чистоту в доме и в отношениях.