— А тебе не кажется, что твоя мама тебя использует?! - сказала мужу Ольга.
****
Антон сидел на кухонном диванчике в квартире у матери, ссутулившись, взгляд его был устремлён в одну точку. Ольга, присев рядом, осторожно коснулась его плеча.
— Да, Оль, ты сама уже, наверное, смекнула... Тут такое дело… Мы у моей мамы не сможем долго оставаться...
— Сама понимаешь, ей нужно личное пространство, она хочет побыть одна, а тут мы — как снег на голову ей прилетели! — произнёс он тихо, словно пытаясь сам себя убедить в правильности этих слов.
Предыдущая серия тут:
Все серии данного рассказа в хронологической последовательности собраны тут:
Ольга всплеснула руками, её лицо озарилось наивной улыбкой:
— Антош, ну что ты говоришь?! Да не может этого быть! Это же она для вида...
— Разве ей будет неприятно с нами жить вместе какое‑то время? Это же такая уникальная возможность пообщаться, узнать друг друга получше! Помнишь, как мои родители радовались, когда мы к ним переехали?
Её голос звучал так искренне, будто она действительно не замечала холодного приёма, оказанного им Тамарой Игоревной.
Антон медленно повернулся к жене. В его глазах читалась усталость — не только физическая, но и душевная.
— Ну, твои родители всю жизнь жили вместе с тобой, они уже привыкли к присутствию тебя рядом.
— А у меня мама… Она всю жизнь одна. Её чувство индивидуальности надо бы принять.
Он говорил спокойно, но в голосе звучала горечь. Ольга хотела что‑то возразить, но замерла, увидев, как по его щекам медленно стекают слёзы.
— Ты чего, Антош? Ты чего плачешь?! — воскликнула она, схватив его за руку.
Антон глубоко вздохнул, пытаясь взять себя в руки.
— Да так… Не обращай внимания. Я просто бабушку вспомнил. Жалко, конечно, что не дожила она до сегодняшнего дня.
— Она была бы рада видеть нас в своём стареньком деревенском домике. Она бы с нами часами напролёт разговаривала, да травяным чаем поила. Знаешь, у неё какой вкусный чай был? Я иногда вспоминаю этот вкус… Такого чая уже нет, ушёл вместе с бабушкой!
Его голос дрогнул, и он замолчал, уткнувшись взглядом в пол. Ольга молча обняла его.
В этот момент из кухни вышла Тамара Игоревна. Она держала в руках чашку кофе и дожёвывала пирожок. Её лицо выражало явное недовольство.
— Где вам постелить — даже и не знаю. Свою кровать я вам не отдам, у меня — поясница! — заявила она, не глядя на сына и невестку.
Антон поднял голову, вытер слёзы и попытался улыбнуться:
— Ничего, мам. У меня в машине надувной матрас. Сейчас принесу с улицы, да накачаю!
Ольга вздрогнула. Для неё, привыкшей к комфорту и заботе родителей, перспектива спать на полу казалась чем‑то невероятным.
— Антон, мы действительно будем спать на матрасе на полу? — спросила она, и в её голосе прозвучала растерянность.
Тамара Игоревна, будто не слыша их разговора, продолжила:
— Готовить я вам не буду, и продукты на вас тратить тоже. У меня — ипотека, между прочим!
Она сделала паузу, словно ожидая возражений, но, не дождавшись их, добавила:
— Кстати, раз живёте у меня, за коммуналку сами будете платить. А то воды мне тут нальёте, света нажжёте. И ипотеку тогда тоже, Антоша, уж будь обязан, заплати!
Антон резко поднял голову, его брови взлетели вверх.
— Мам, мы же договорились, что мы тебе ремонт сделаем, а ты сама говорила, что ипотеку самостоятельно будешь платить?!
Тамара Игоревна хмыкнула, отпила кофе и, не глядя на сына, ответила:
— Ну то при других обстоятельствах оговаривалось… Вы же тогда переезжать ко мне не хотели.
— А то, ишь ты, хитрые какие — не успели ремонт сделать, а уже и чемоданы с вещами принесли!
Она снова потянулась к тарелке с пирожками, продолжая жевать, и её речь стала ещё более неразборчивой.
Ольга стояла, сжимая кулаки. Внутри неё бушевала буря эмоций: обида, гнев, разочарование. Она посмотрела на Антона — он сидел, опустив голову, словно сдавшись.
— Антош… — начала она, но он перебил её:
— Оль, давай не сейчас. Нам нужно как‑то уладить всё это. Мама просто… она всегда такая.
Его слова повисли в воздухе, словно тяжёлый груз. Ольга молча кивнула, но в её глазах читалось: «Я не понимаю, как можно так относиться к родному сыну».
Тамара Игоревна, закончив с пирожками, встала, собрала посуду и направилась к раковине.
— И ещё: если будете шуметь по ночам, я сразу скажу, чтобы вы искали другое место. У меня режим! — бросила она через плечо, не оборачиваясь.
Антон тяжело поднялся с дивана, взял ключи от машины и направился к выходу.
— Пойду за матрасом, — пробормотал он, не глядя ни на мать, ни на жену.
Ольга осталась стоять посреди комнаты, чувствуя, как её мечты о семейном тепле и взаимопонимании рассыпаются в прах.
**********
Ночной разговор
В квартире стояла густая, почти осязаемая темнота. Лишь тусклый свет уличного фонаря пробивался сквозь неплотно задёрнутые шторы, рисуя на потолке причудливые узоры.
Где‑то в глубине квартиры раздавался тяжёлый, размеренный храп Тамары Игоревны — звук, который, казалось, заполнял всё пространство, подчёркивая неловкость момента.
Ольга лежала на надувном матрасе, подложив руку под голову. Она долго не могла уснуть, мысли крутились в голове, словно вихрь. Наконец, не выдержав, она тихо повернулась к мужу:
— Слушай, Антош… — её голос прозвучал едва слышно, но в тишине он показался неожиданно громким.
— А тебе не кажется, что твоя мама, как бы это помягче сказать… тебя просто использует?
Антон не ответил сразу.
В темноте Ольга не могла разглядеть его лица, но она буквально чувствовала, как оно напряглось.
Десятисекундная пауза повисла между ними — тяжёлая, тягучая. Она ощущала, как он мысленно подбирает слова, взвешивает их, пытается найти формулировку, которая не ранит ни её, ни его самого.
Наконец, он тихо вздохнул и заговорил — голос его звучал приглушённо, будто он боялся разбудить мать:
— Понимаешь, Оля… Я вырос с бабушкой. Вот бабушка для меня всегда была понятной. А я для неё был — всегда любимым внуком.
— Она даже когда меня ругала, я чувствовал её любовь. Она была какая‑то тёплая, живая, что ли…
— А мама… Ну, я просто знаю, что она — моя мама, что она — одна, и ближе меня у неё никого на свете нет. Она сама так и говорит, что я — её опора.
— А фактически… да, я для неё словно свинка такая, в детстве у всех была, в которой денежки копятся, помнишь?
Ольга молча кивнула, хотя он не мог этого увидеть. Она помнила те самые копилки‑свинки — милые, округлые, с весёлыми глазками‑пуговками. Но в его словах звучала горькая ирония.
— Свинка тогда эта нужна была просто ради украшения интерьера, — продолжил Антон, и в его голосе появилась нотка горечи.
— А потом, как наполнится пятаками, её без сожаления разбивали, и уже не вспоминали о ней более, занявшись подсчётом скопленных пятаков и бумажек. А мне всегда было жаль так эту свинку. Я всегда думал: какая же несправедливость, за что этой свинке такое досталось!
Он замолчал на мгновение, будто заново переживая это детское чувство обиды за беззащитную копилку. Затем, словно вспомнив что‑то ещё более болезненное, добавил:
— А вот допустим, кошка. Ну, кошка и кошка…
— Вон у мамы Мурзик, например. Ты посмотри, как она его холит, чуть ли не каждый месяц возит его в «ветеринарку», заботится о нём, корма ему правильные подбирает… За ушком его почёсывает.
— А чем он заслужил её любовь?! Жрёт, пьёт, наглая кошачья рожица, да на своём коврике потягивается…
— И она с него не требует ни платить за свою ипотеку, ни на ремонт… Да она на своего Мурзика тратит больше, чем на меня в детстве.
В его голосе зазвучали слёзы — тихие, сдержанные, но от этого ещё более пронзительные. Ольга почувствовала, как её сердце сжалось от боли за него.
— Знаешь, мне иногда кажется… — продолжил он, и голос его дрогнул.
— Ну вот если вдруг придет кто-то кому нельзя отказать, и скажет: «Ну, Тамара Игоревна, выбирай — или твой сын, или Мурзик».
—Мне почему‑то кажется, что мама выберет кота… А я всю жизнь пытаюсь ей доказать свою любовь! А она меня… не любит.
— А я головой понимаю это, но опять бьюсь лбом об стенку, назло бьюсь, мол: «Я всё равно заставлю тебя себя полюбить».
Он сделал паузу, словно пытаясь справиться с подступающими эмоциями. Затем тихо добавил:
— Тот телефон, Оля, это настоящий был - не подделка. Это я думал маме такой подарок сделать, думал, что она меня полюбит за это…
Ольга молчала, чувствуя, как внутри неё растёт гнев — не на Антона, а на ту несправедливость, которую он годами терпел.
Она осторожно коснулась его руки, словно боясь нарушить хрупкую нить его откровения.
— Ну и что, полюбила? — тихо спросила она.
Антон усмехнулся — горько, почти беззвучно.
— Неа...
Антон замолчал, а Ольга почувствовала, как по его щеке скатилась слеза. Она придвинулась ближе, обняла его, прижалась к нему, словно пытаясь своим теплом согреть ту часть его души, которая годами оставалась холодной и одинокой.
В темноте, под аккомпанемент материнского храпа, они лежали молча. Но теперь между ними не было напряжения — только горькое, но необходимое осознание правды.
Продолжение уже на канале. Ссылка внизу ⬇️
Продолжение тут:
Ставьте 👍Также, чтобы не пропустить выход новых публикаций, вы можете отслеживать новые статьи либо в канале в Телеграмме, https://t.me/samostroishik, либо в Максе: https://max.ru/samostroishik