Дверь в подземное убежище захлопнулась, отсекая звуки нарастающего хаоса наверху. Воздух пах пылью, озоном и старой пластмассой. Кален, прислонившись к стене, тяжело дышал.
— Они взломали систему слежения «Кибер-Солюшнс», — прошептал он. — Аристон объявил нас предателями. Наши активы заморожены.
Лира молча подошла к отцу и обняла его. Элиас в это время осматривал помещение. Это был не просто бункер. Это была капсула времени. На стенах висели голографические карты звездных систем, которые не значились ни в одном земном атласе. На столе лежали схемы кораблей, чья технология превосходила все, что он видел.
— Что теперь? — спросил Элиас, поворачиваясь к Калену. — Мы в ловушке.
— Нет, — Кален выпрямился, и в его глазах вспыхнул знакомый Элиасу огонь ученого. — Мы — единственные, кто может говорить со всеми сторонами. Аристоном, Элионом и земными властями. Мы — мост.
Он подошел к старому терминалу и провел рукой по пыльной панели.
— Веридия активировала аварийный протокол. У нас есть доступ к резервному каналу связи. Не такой мощный, как у «Странника», но достаточный.
— Отец, что ты задумал? — настороженно спросила Лира.
— Показать им, что мы не монстры. Что наша ложь была порождена страхом, а не злым умыслом. И что у нас есть общее будущее.
В это время в Совете Безопасности ООН царил разброд. Генералы требовали привести войска в полную боевую готовность. Политики кричали о беспрецедентном нарушении суверенитета. Эксперты разводили руками — технологии новарийцев были для них магией.
— Господа! — прервал хаос генеральный секретарь. — Нам поступает новый сигнал. Не от корабля. Источник... где-то в нашем городе.
На экране возникло лицо Калена. Он выглядел уставшим, но спокойным.
— Люди Земли, мои имя Кейлен нн-Торак. Я один из тех, кто прилетел к вам сорок лет назад. И я хочу показать вам правду. Не ту, что мы рассказывали, чтобы оправдать свое молчание. А настоящую.
Он сделал паузу, глядя прямо в камеру.
— Мы не просто бежали от войны. Мы бежали от самих себя. От той цивилизации, которую мы создали. Цивилизации, где технологическое совершенство обернулось духовной пустотой. Где мы потеряли способность чувствовать, любить, творить так, как это делаете вы.
Кален показал на архивные записи — не батальные сцены, а их старый мир: идеальные, стерильные города, где люди-роботы двигались по предсказуемым траекториям.
— Мы принесли вам технологии не только из страха. Мы принесли их из зависти. Зависти к вашему несовершенству, к вашим эмоциям, к вашему искусству. Моя дочь стала музыкантом не для прикрытия. Она стала им, потому что ваша музыка исцелила ее душу.
Лира шагнула в кадр и взяла отца за руку.
— Командор Элион прав — Поглотители больше не угрожают галактике. Но он не прав в другом. Мы не можем «вернуться домой». Потому что наш дом — здесь. С теми, кто научил нас заново быть людьми.
На борту «Странника» Элион смотрел на трансляцию. Его суровое лицо смягчилось.
— Они... изменились, — тихо произнес его помощник.
— Нет, — поправил Элион. — Они нашли ту часть себя, которую мы все потеряли. Ту, ради которой стоило выжить.
Он отдал новый приказ:
— Открыть все архивы. Без исключений. Пусть увидят не только нашу победу, но и цену, которую мы за нее заплатили. И... подготовить посадочный модуль. Я спускаюсь на планету.
Аристон в своем бункере смотрел на экраны, и его власть таяла на глазах. Правда, которую он так старательно скрывал, оказалась не страшным оружием, а... освобождением.
Когда Веридия вошла в его командный центр, охранники уже не пытались ее остановить.
— Все кончено, Аристон, — тихо сказала она. — Твоя стена пала. Пришло время строить мосты.
Он молча кивнул, и впервые за сорок лет по его щеке скатилась слеза.
Элиас стоял у входа в музей, глядя на небо. На фоне звезд медленно опускался сияющий посадочный модуль «Странника». Рядом с ним держалась за руку Лира.
— Боишься? — спросила она.
— Ужасно, — признался он. — Но впервые за последние сутки я понимаю, что все идет так, как должно.
Вдали уже слышался гул толпы и сирен, но здесь, в этом тихом переулке, начиналась новая история. История о том, как два человечества — одно, пережившее ужас войны, и другое, сохранившее душу, — учились быть одним целым.
И Элиас знал — его работа только начинается.