— Продадим дом, закроем кредиты! Жить там всё равно не будете, — уговаривала свекровь, разливая чай в чашки с таким видом, будто это был не дешевый пакетированный напиток, а эликсир бессмертия.
Часть 1. Наследство с запахом полыни
Любовь молча водила пальцем по краю блюдца. Фарфор был старый, с тонкой паутинкой трещин — она любила такие вещи. В её руках, привыкших к запаху растворителей и лака, старина оживала. Люба работала реставратором мебели, и для неё сколы и потертости были не мусором, а историей. Для её мужа Сергея и его матери Тамары Ильиничны любые старые вещи были лишь хламом, от которого нужно избавиться, чтобы освободить место для пластикового «евроремонта».
— Ты меня слышишь, Любаша? — Тамара Ильинична слегка постучала ложечкой по столу, привлекая внимание. — Глупо держать актив, который не приносит дохода. Это, как говорят финансисты, пассив. Мертвый груз.
Сергей сидел рядом, уткнувшись в телефон. Он работал в отделе логистики крупной торговой сети и считал себя человеком исключительно деловым, прогматичным и современным.
— Мам, ну давай не сейчас, — буркнул он, не отрывая взгляда от экрана. — Мы только приехали.
Неделю назад Любовь получила известие. Её дядя Миша, единственный родной человек после смерти матери, погиб. Дядя был ветеринаром, жил в поселке, который городские пренебрежительно называли «глухоманью», и всю жизнь лечил коров, собак и кошек со всей округи. Детей у него не было, жены тоже давно не стало. Дом, старый, крепкий пятистенок, и участок земли перешли Любе.
— А когда, если не сейчас? — Тамара Ильинична поджала губы, накрашенные слишком яркой помадой. — Вступать в права полгода, но покупателя искать надо было вчера. Рынок недвижимости сейчас нестабилен.
Любовь подняла глаза. В них не было покорности, которую так хотела видеть свекровь, скорее — усталость.
— Тамара Ильинична, я ещё даже не решила, что буду делать с домом. Это память. Дядя Миша строил его сам.
— Память в карман не положишь, — отрезала свекровь. — А деньги — это свобода. Сергей вот давно о машине нормальной мечтает. Да и мне пора бы обновить свою старушку.
Люба промолчала. Она знала, что спорить сейчас бесполезно. Тамара Ильинична обладала удивительной способностью слышать только себя.
В выходные они поехали смотреть наследство. Сергей всю дорогу кривил лицо. Дорога после дождя раскисла, и его белые кроссовки быстро покрылись бурой грязью.
— Иди ты в баню с такой романтикой, — шипел он, перепрыгивая через лужу. — Твою мать! Люба, как тут вообще можно находиться? Здесь же навозом воняет за километр!
— Это не навоз, Серёжа, это прелая трава и сырая земля, — спокойно ответила Люба, открывая скрипучую калитку.
Дом встретил их тишиной. Он не был заброшенным развалюхой, каким его рисовало воображение Сергея. Сруб потемнел от времени, но стоял ровно, гордо. Окна были целы, на крыльце сидел рыжий кот с рваным ухом и внимательно смотрел на незваных гостей.
Внутри пахло сушеным зверобоем, старыми книгами и лекарствами. На стенах висели грамоты, фотографии животных. На столе лежала раскрытая тетрадь с записями приемов. Люба провела ладонью по шершавой поверхности деревянного стола. Ей показалось, что она чувствует тепло дядиных рук.
— Фу, ну и затхлость, — Сергей брезгливо поморщился, осматривая комнату. — Тут всё выносить надо. Сжигать. Мебель — дрова. Пол сгнил, наверное.
— Пол дубовый, ему еще сто лет ничего не будет, — возразила Люба, открывая ставни. Солнечный свет залил комнату, высвечивая пылинки, танцующие в воздухе.
— Люба, будь реалисткой! — Сергей пнул ножку тяжелого венского стула. — Сюда вкладывать — как в бездонную бочку. Продать за пару миллионов, если повезет, и забыть как страшный сон. Место-то неплохое, речка рядом. Дачникам впарим.
— Я подумаю, — тихо сказала она.
— Что тут думать?! — взвился муж. — Какого чёрта?! Мы же обсуждали! Нам деньги нужны.
Люба посмотрела на него долгим, изучающим взглядом. Будто впервые увидела не своего мужа, а капризного подростка, требующего новую игрушку.
— Мы ничего не обсуждали, Сережа. Ты говорил, а я слушала. Это разные вещи.
Часть 2. Блеск металла и нищета духа
Месяц прошел в вязком, липком напряжении. Тамара Ильинична перешла в наступление. Она теперь приходила в квартиру Любы и Сергея почти каждый день, якобы помочь по хозяйству, а на деле — проводить ревизию и капать на мозги.
Квартира, в которой они жили, принадлежала матери Любы. Вернее, была куплена ею, но документально оформлена на мать, чтобы избежать бюрократии при разводе, если таковой случится. Мама Любы была женщиной прозорливой, хоть и жила теперь далеко, на юге, занимаясь садом. Сергей чувствовал себя здесь хозяином, хотя ни копейки в покупку не вложил.
Однажды вечером, вернувшись с работы, Люба увидела под окнами новенький, сверкающий вишневым лаком кроссовер. У подъезда стояла Тамара Ильинична, гордо поглаживая капот.
— Ну как тебе, Любаша? — сияла она, позвякивая ключами. — Красотка, правда?
— Поздравляю, — сдержанно ответила Люба. — Дорогая покупка.
— Ой, да ладно тебе считать! — махнула рукой свекровь. — Один раз живем! Комфорт того стоит. Садись, прокачу!
В салоне пахло химической свежестью заводского пластика. Тамара Ильинична вела машину агрессивно, постоянно сигналя и ругая других водителей:
— Куда прешь, баран?! Твою же мать! Смотри, как идет, а? Мягко, как по облаку.
Люба смотрела на профиль свекрови и думала о том, откуда у пенсионерки деньги на такую машину. Тамара Ильинична работала администратором в частной клинике, зарплата неплохая, но не настолько.
— Кредит взяли? — спросила Люба.
— Ой, ну что ты занудствуешь, — поморщилась свекровь. — Взяла немного. Рассчитаемся. У нас же есть ресурсы.
Слово «ресурсы» резануло слух. Люба поняла, о чем речь, но промолчала.
Через две недели сюрприз преподнес Сергей. Он приехал домой на черном седане. Вышел из машины, поправил пиджак, огляделся, надеясь, что соседи смотрят.
— Сережа? — Люба вышла на балкон. — Это что?
— Это мой новый статус, любимая! — крикнул он снизу. — Спускайся!
Внизу Сергей расхаживал вокруг машины, как павлин.
— Климат-контроль, кожаный салон, сто двадцать лошадей! — перечислял он, сияя. — На работе все обалдели. Начальник отдела должен соответствовать, понимаешь?
— Сережа, мы же хотели откладывать на ремонт... — начала Люба.
— Да к черту ремонт! — перебил он. — Ты видела, на чем Димон ездит? На ведре! А я теперь человек. Садись, поехали в ресторан, отметим!
В ресторане Сергей заказал самые дорогие блюда, не глядя на цены. Он был возбужден, говорлив, строил планы на отпуск на Мальдивах. Люба же чувствовала, как внутри нарастает тревога. Два новых автомобиля в семье за один месяц. Это выглядело как пир во время чумы.
— Сережа, сколько ты взял в кредит? — спросила она прямо, когда он жевал стейк.
— Да ерунда, — отмахнулся он. — Платеж подъемный. Главное — стратегия!
Он не назвал сумму.
Часть 3. Обед на вулкане
Кульминация подкралась незаметно, как нарыв, который долго зрел под кожей и вот-вот должен был лопнуть. Была суббота. Тамара Ильинична пригласила себя на обед. Она пришла с тортом и папкой бумаг.
Люба накрывала на стол. Ей не хотелось ни есть, ни разговаривать. Она чувствовала себя чужой в собственном доме, словно декорацией в спектакле двух актеров — мужа и его матери.
— Вот, я тут набросала предварительный договор, — Тамара Ильинична положила папку на стол, отодвинув тарелку с салатом. — Риелтор знакомый есть, берет недорого. Цену поставим чуть ниже рынка, чтобы ушло за неделю.
— О чем вы? — Люба остановилась с чайником в руке.
— О доме, конечно! — удивленно вскинула брови свекровь. — Сергей сказал, ты документы уже собрала. Давай их сюда, я займусь процессом. Тебе же некогда, ты со своими деревяшками возишься.
Люба медленно поставила чайник на подставку. Звон металла о керамику прозвучал неестественно громко.
— Я не собирала документы. И я не давала согласия на продажу.
Сергей перестал жевать и нервно дернул шеей.
— Люба, не начинай, — процедил он. — Мы это уже решили.
— Кто «мы»? — голос Любы был тихим, но в нем появилась вибрация, от которой коту, спавшему на диване, стало неуютно, и он спрыгнул на пол.
— Мы — семья! — торжественно провозгласила Тамара Ильинична. — Послушай, деточка. Мы с Сережей сделали серьезные шаги. Инвестировали в статус. Машины требуют обслуживания, страховки, да и ежемесячные платежи... скажем так, существенные.
— Вы купили машины, рассчитывая на деньги от продажи МОЕГО дома?
— Ну не чужого же! — воскликнул Сергей. — Ты же моя жена! Твой дядя умер, ему все равно. А нам жить надо! У мамы платеж тридцать тысяч, у меня сорок пять. Плюс бензин. Твоя зарплата — курам на смех, на нее не проживешь. Так что продаем дом, гасим большую часть тела кредита, и живем нормально.
— Тела кредита? — переспросила Люба. — То есть, я должна продать недвижимость, чтобы вы катались на машинах, которые вам не по карману?
— Далась тебе эта память! — фыркнула свекровь. — Гнилушки! Ты должна быть благодарна, что Сергей взял на себя ответственность за мужские решения.
— Какие решения? — Люба шагнула к столу. — Взять кредит без моего ведома?
— Не истери! — хлопнул ладонью по столу Сергей. — Чтоб тебя! Я муж, я решаю! Дом продаем. Точка. Завтра приедет риелтор, ты подпишешь доверенность на маму. Она всем займется, чтоб ты не накосячила.
Тамара Ильинична кивнула, отправляя в рот кусок торта:
— Вот именно. У тебя ни хватки, ни ума практического. А я все устрою. Деньги, конечно, переведем на счет Сергея, так надежнее, он погасит автокредиты, а остаток... ну, решим.
Наглость была настолько абсолютной, что казалась почти восхитительной. Эти двое не просто планировали распорядиться её имуществом, они уже мысленно его потратили и теперь искренне возмущались тем, что банкомат сопротивляется выдаче купюр.
Часть 4. Бунт
— НЕТ.
Это слово упало в тишину комнаты, как тяжелый камень в болото. Тамара Ильинична поперхнулась бисквитом. Сергей замер.
— Что ты сказала? — переспросил он, щурясь.
Люба подошла к столу, взяла папку, которую принесла свекровь, и, не открывая, швырнула её через всю комнату. Папка ударилась о стену, бумаги разлетелись веером, оседая на полу белым снегом.
— Я сказала — НЕТ! — закричала Люба.
Это был не тот тихий голос, к которому они привыкли. Это был крик человека, который слишком долго терпел.
— Ты с ума сошла? — Сергей вскочил, опрокинув стул. — Подними сейчас же!
— ПОШЕЛ ВОН! — заявила Люба, схватив со стола тяжелую керамическую перечницу. Она не целилась, просто ей нужно было что-то тяжелое в руке. — Оба! ВОН!
— Люба, ты больная? — Тамара Ильинична встала, прикрываясь сумочкой. — Мы же как лучше хотим! Продадим дом, закроем КРЕДИТЫ!
— ВАШИ кредиты! — Люба расхохоталась, и этот смех был страшнее крика. Он был злым, колючим. — Вы, два паразита! Вы решили, что я буду оплачивать вашу красивую жизнь? Вашу жадность? Твою же мать, Сергей, ты мужчина или приложение к маминым панталонам?!
— Заткнись! — Сергей шагнул к ней, лицо его пошло красными пятнами. — Ты мне жена, ты обязана...
— Я тебе ничего не обязана! — Люба швырнула перечницу. Она просвистела мимо уха Сергея и с грохотом разбилась о стену, оставив вмятину на обоях. Осколки брызнули во все стороны.
Тамара Ильинична взвизгнула. Сергей отшатнулся, в его глазах мелькнул настоящий страх. Он никогда не видел Любу такой. Он ожидал слез, уговоров, нытья — всего того, что можно подавить, перекричать. Но он не ожидал этой бешеной, испепеляющей злости.
— Это моя квартира! Моей матери! — Люба схватила его куртку, висевшую на спинке стула, и швырнула ему в лицо. — Вон отсюда! Чтобы духу твоего здесь не было!
— Ты не имеешь права... — забормотал он, пятясь.
— Я вызову полицию! — заорала Люба. — Я скажу, что вы мне угрожаете! Иди ты к черту со своими правами! Убирайтесь! Оба!
Она схватила вазу с цветами — подарок Сергея на какую-то дату — и с размаху ударила ею об пол. Вода разлилась мутной лужей, розы печально легли в осколки стекла.
— Психопатка! — прошипела свекровь, хватая сына за рукав. — Идем, Сережа! Она не в себе!
— Ключи! — потребовала Люба, протягивая руку. — Ключи от квартиры на стол! БЫСТРО!
Сергей, растерянный, подавленный этим неожиданным напором, машинально достал связку ключей и бросил на тумбочку.
— Ты пожалеешь, — буркнул он, но голос его дрожал.
— Да катись ты. — крикнула ему вслед Люба и с силой захлопнула дверь за их спинами.
Щелкнул замок. Потом второй. Её трясло от адреналина, но внутри, под слоем злости, начинало разливаться странное, давно забытое чувство. Чувство свободы.
Она посмотрела на разбросанные бумаги, на осколки вазы, на лужу воды.
— Ну и бардак, — сказала она вслух. И улыбнулась.
Часть 5. Расплата за понты
Прошло полгода. Зима выдалась снежной, заметая следы и ошибки прошлого.
Сергей сидел на кухне у матери. Ремонт здесь не делался лет двадцать: выцветшие обои, линолеум с проплешинами. На столе стояла банка с дешевым растворимым кофе и надкусанный бутерброд.
— Сережа, ну сколько можно?! — за стенкой голосила Тамара Ильинична. — Опять коллекторы звонили! Ты почему трубку не берешь? Иди ты в баню со своей депрессией! Платить кто будет?
Сергей сжал виски ладонями. Голова раскалывалась.
Его блестящая жизнь рухнула как карточный домик за пару недель. После того как Люба выгнала его, он был уверен, что она «перебесится». Неделю он жил у матери, гордо ожидая звонка с извинениями. Но звонка не было.
Зато пришло извещение о разводе. Люба действовала быстро и жестко. Детей у них не было, имущественных споров — тоже, ведь всё, что Сергей считал «общим», по факту принадлежало ему (кредиты) или Любе (квартира и дом).
Попытка вернуть её провалилась с треском. Он приехал к ней на работу с цветами, но охрана его даже не пустила. Люба вышла, посмотрела на него как на пустое место и сказала всего одну фразу:
— Я поменяла замки. Не приезжай.
Дальше начался ад. Зарплаты Сергея хватало ровно на то, чтобы покрыть платеж за его «статусный» автомобиль и немного на еду. Но был еще кредит матери. Тамара Ильинична, лишившись надежды на продажу дома, начала пилить сына круглосуточно.
— Это ты виноват! — кричала она сейчас, входя на кухню в засаленном халате. — «Я мужчина, я решу»! Решил?! У меня пени капают! Продай свою машину!
— Не могу я её продать! — огрызнулся Сергей. — Она в залоге у банка, и она потеряла в цене тридцать процентов, как только выехала из салона! Если я её продам, я останусь без машины, но всё равно буду должен банку полмиллиона!
— Так найди вторую работу! Таксуй! Иди грузчиком! — не унималась мать. — Чтоб тебя! Я из-за тебя в долгах как в шелках!
Сергей смотрел на мать и ненавидел её. Ненавидел этот халат, этот визгливый голос, её жадность. И себя ненавидел.
Он потерял уютную, чистую квартиру в хорошем районе. Потерял жену, которая, как выяснилось, обеспечивала весь быт, готовила, стирала и создавала тот самый комфорт, который он принимал как должное. А главное — он потерял спокойствие.
В кармане пиликнул телефон. Уведомление из банка: «Списание средств за кредит. Недостаточно средств».
А что Люба?
Люба продала свою студию. Но не для того, чтобы гасить их долги. Она вложила деньги в тот самый дом дяди Миши.
В деревне, где она теперь проводила все выходные, а летом планировала перебраться насовсем, кипела работа. Дом оказался крепким. Люба наняла мастеров, перекрыла крышу, утеплила пол. Но самое главное открылось случайно.
Разбирая дядюшкин чердак, она нашла старый, пыльный сундук. В нем не было золота или бриллиантов. Там были старинные ветеринарные атласы XIX века и инструменты. Любовь показала их знакомому антиквару. Оказалось, что эта коллекция стоит целое состояние — дядя Миша всю жизнь собирал редкости, но никому не говорил.
Денег от продажи одного атласа хватило, чтобы купить хороший, надежный внедорожник — не для понтов, а чтобы ездить по сельским дорогам. Остальное она оставила.
Она сидела на новой веранде своего дома, укутавшись в плед. Пахло чаем с чабрецом и морозной свежестью. Рыжий кот, которого она назвала Боцман, мурлыкал у неё на коленях.
Здесь не было городской суеты, не было истеричных требований, не было жадности. Была только тишина и спокойствие.
Сергей как-то пытался узнать через общих знакомых, как у неё дела. Ему передали, что Люба выглядит прекрасно, открыла свою мастерскую прямо в деревне и заказов у неё на полгода вперед. А еще сказали, что к ней часто приезжает местный фермер, крепкий мужик, который помогает ей с дровами.
Услышав это, Сергей в бессильной злобе швырнул телефон в стену. Экран разбился. Кредит за телефон еще не был выплачен.
— Твою мать! — взвыл он, обхватив голову руками.
А Тамара Ильинична в соседней комнате громко жаловалась подруге по телефону на неблагодарную невестку, которая «украла у них мечту».
Они остались наедине со своей злостью и долгами, запертые в тесной квартире и в еще более тесной клетке собственной глупости. Наказание было не в тюрьме и не в суде. Наказание было в каждом дне, который им предстояло прожить вместе, ненавидя друг друга.
Автор: Елена Стриж © Канал «Рассказы для души от Елены Стриж»