Завещание было простым и недвусмысленным: «Всё, что имею, передаю моему внуку Артёму». Нотариус, пожилой мужчина с усталыми глазами, вручил мне документы, и я вышел на улицу, оглушённый. В кармане — ключ от бабушкиной квартиры, на телефоне — пропущенный звонок от мамы.
Она позвонила через десять минут. Голос был подозрительно ровным, но в паузах между словами слышалась напряжённость.
— Артём, ты в курсе, что бабушка оставила тебе деньги? Это прекрасно! Только… подумай логически: ведь это общее наследство. Мы все заботились о ней. Папа возил её к врачу, я готовила, дядя Витя чинил трубы…
— Бабушка сама решила, кому оставить, — ответил я тихо.
— Она была старой! Может, не понимала, что делает!
Следующие дни превратились в осаду. Родители звонили каждый час, приезжали без предупреждения, оставляли у двери записки с фразами вроде «Семья — это всё» и «Ты разрушишь нас». Отец начал рассказывать всем родственникам, что я «помешался на деньгах». Дядя Витя, который «чинил трубы» раз в два года и всегда брал за это бутылку коньяка, теперь требовал «справедливой доли». Даже тётя Лена из Краснодара написала, что бабушка «всегда любила всех одинаково».
Но бабушка не любила всех одинаково.
Она любила меня.
В детстве, когда родители уезжали в командировки, она забирала меня к себе. Учила вязать, даже мальчикам это полезно — «руки не будут дрожать». Рассказывала про войну, про то, как прятала хлеб под подушкой, чтобы не съесть весь сразу. Говорила: «Деньги — это не счастье, но они дают выбор. А выбор — это свобода».
Именно поэтому она оставила всё мне. Потому что знала: я не стану тратить это на машину или отпуск. Я стану учителем, как мечтал. Открою курсы для детей из малообеспеченных семей. И буду свободен.
Но семья видела в деньгах только цифру.
Однажды вечером, когда я вернулся из университета, родители ждали у подъезда. Мама плакала, отец стоял с каменным лицом.
— Мы подали в суд, — сказал он. — Оспорим завещание. Ты не можешь всё забрать себе.
— Это не моё «всё». Это её воля.
— Воля старухи, которая не понимала, что подписывает! — выкрикнул он, и прохожие обернулись.
Я вошёл в подъезд, не оглянувшись. На лестнице сидел кот — чёрный, как сажа, с зелёными глазами. Бабушкин кот. Она его подобрала на улице, назвала Чёрным Принцем. После её смерти я отвёз его в приют, но, видимо, он сбежал. Сейчас он смотрел на меня, как будто знал всё.
— Иди домой, — сказал я. — Я скоро приду.
На следующий день я пошёл в банк и перевёл всю сумму — все десять миллионов — на счёт благотворительного фонда, который помогал детям с тяжёлыми заболеваниями. Никаких имён, никаких условий. Просто перевод. Затем зашёл в нотариальную контору и оформил отказ от наследства в пользу того же фонда. Если суд признает завещание недействительным, пусть деньги уйдут туда же. Я не хотел драться. Я просто хотел быть свободным.
Вечером позвонил отец. Голос дрожал.
— Ты что сделал?! Где деньги?
— Отдал.
— Ты сошёл с ума?! Это же десять миллионов!
— Они никогда не были моими, пап. Они были бабушкиными. И она хотела, чтобы они помогли кому-то. Не нам. Не вам. Кому-то, кто в них действительно нуждается.
Он повесил трубку. Мама больше не звонила. Родня в чате перестала писать. Даже дядя Витя притих.
Через неделю я получил письмо из благотворительного фонда. Благодарность. И приглашение посетить центр, куда пошли деньги. Я пришёл. Там были дети — с капельницами, в инвалидных колясках, с глазами, полными надежды. Одна девочка подарила мне рисунок: человек держит в руках солнце.
Я пошёл домой. Чёрный Принц сидел у двери.
— Ну что, — сказал я, открывая дверь, — заходи. Будем жить.
В тот вечер я впервые за много дней спокойно уснул. Без звонков, без требований, без чувства вины. Только кот, свернувшийся клубком на подоконнике, и тишина.
На следующий день я подал документы в магистратуру. Педагогика. Специальность: работа с трудными подростками. Я знал — не все получат десять миллионов. Но все заслуживают шанс.
А бабушка, где бы она ни была, наверняка улыбалась. И говорила: «Вот мой мальчик. Свободный».
Прошло полгода. Родители не связывались. Ни поздравлений с днём рождения, ни «как дела». Я не обижался. Просто понял: семья — не всегда те, кто связан кровью. Иногда это тот, кто остаётся рядом, даже если ты отдаёшь всё.
Через год я открыл первый бесплатный кружок. Назывался «Выбор». Там учили не только читать и писать, но и думать. Говорить «нет». Строить свою жизнь.
Иногда, когда я смотрел на лица учеников, мне казалось, что вижу бабушку. Её мудрость, её твёрдость, её веру в то, что человек может измениться.
Десять миллионов исчезли. Но что-то большее осталось.
Свобода.
Рекомендую: