– Что? – я замерла. – Валентина Петровна, вы... серьёзно?
Она стояла посреди нашей новой гостиной, улыбаясь той самой широкой, уверенной улыбкой, которая всегда заставляла меня чувствовать себя маленькой девочкой, пойманной на шалости. В руках у неё был букет пионов – огромный, пышный, почти закрывающий её круглое лицо. Рядом переминалась с ноги на ногу Лена, её младшая дочь, моя золовка, с которой мы виделись от силы раз в год на дни рождения.
– Конечно серьёзно, Оленька, – Валентина Петровна махнула рукой, будто я спросила что-то совершенно очевидное. – Мы же теперь в одном городе! Твоя квартира продана, наш дом в области далеко, транспорт плохой... А у вас тут – красота! Три спальни, большая кухня, сад! Зачем вам столько места вдвоём с Сергеем?
Сергей, мой муж, стоял рядом и неловко улыбался, перекладывая вес с ноги на ногу. Он явно слышал каждое слово, но молчал. Как всегда молчал, когда мать переходила границу, которую я для себя давно провела ярко-красной линией.
Я оглядела гостиную. Мы только что въехали. Ещё пахло свежей краской и новыми шторами. На стенах висели наши фотографии – свадьба, отпуск в Крыму, тот день, когда мы подписывали ипотеку и смеялись до слёз от счастья. Это был наш дом. Наш первый настоящий дом после десяти лет брака и тесной двушки в спальном районе.
– Валентина Петровна, – я постаралась говорить спокойно, хотя внутри всё кипело. – Мы очень рады, что вы приехали на новоселье. Правда. Но переезжать... Это же не так просто. У вас свой дом, свои дела, огород...
– Огород я уже забросила, – отмахнулась она. – А Лена работу потеряла, снимает комнату, платит бешеные деньги. Зачем, когда у вас места вагон? Мы тихие, неприхотливые. Я даже готовить буду на всех! Сергей-то любит мои котлеты.
Лена кивнула, не поднимая глаз. Ей было тридцать пять, но рядом с матерью она всегда выглядела школьницей – сутулая, в старом платье, с усталым взглядом. Я вдруг почувствовала к ней жалость. Но жалость быстро отступила перед страхом. Если они переедут – это конец. Конец нашему тихому вечеру вдвоём, конец утреннему кофе на террасе, конец всему, ради чего мы семь лет копили на этот дом.
– Мам, – наконец подал голос Сергей, – мы с Олей ещё не обсуждали...
– А что тут обсуждать? – Валентина Петровна удивлённо вскинула брови. – Семья должна быть вместе! Я же не чужая. И Леночка тоже. Мы поможем, присмотрим за домом, когда вы на работе...
Я посмотрела на Сергея. В его глазах было то самое привычное выражение – смесь вины и беспомощности. Он никогда не умел ей отказать. Никогда. С детства она решала за него всё – какую рубашку надеть, с кем дружить, на ком жениться. Даже на нашей свадьбе она поправила мне фату, потому что «так лучше».
Гости вокруг делали вид, что не слышат. Кто-то кашлянул, кто-то поспешил к столу за добавкой салата. Моя мама, сидевшая в углу с бокалом шампанского, посмотрела на меня с тревогой. Она знала. Знала всё.
– Валентина Петровна, – я улыбнулась через силу. – Давайте хотя бы доедим торт, а потом поговорим спокойно. Хорошо?
Она кивнула, довольная, что я не сказала прямое «нет». Для неё это уже было согласием.
Весь вечер я улыбалась, подливала гостям вино, разрезала торт. А внутри всё сжималось от ужаса. Сергей избегал моего взгляда. Когда гости начали расходиться, я вышла на террасу подышать. Ночь была тёплая, пахло сиренью из соседнего сада. Я обняла себя руками и уставилась в тёмное небо.
– Оля, – Сергей подошёл сзади и обнял меня за плечи. – Прости. Я не знал, что она так скажет.
– Не знал? – я повернулась к нему. – Сергей, она уже неделю намекала по телефону. «Какой у вас большой дом», «Зачем вам столько комнат», «Лена могла бы присмотреть за хозяйством»... Ты просто не хотел слышать.
Он вздохнул и провёл рукой по волосам.
– Она моя мать, Оля. И Лена... ей правда тяжело. Квартиру снимает втрое дороже, чем платила бы за коммуналку здесь.
– А мы? – мой голос дрогнул. – Это наш дом. Мы его строили, выбирали каждую плитку, каждую розетку. Я хотела здесь детей растить, Сергей. В тишине. В своём пространстве. А не в коммуналке с твоей мамой и сестрой.
– Я понимаю, – он опустил голову. – Но как я ей скажу «нет»? Она же обидится. Навсегда.
Я молчала. Потому что знала ответ. Он не скажет. Никогда не скажет.
Через неделю Валентина Петровна позвонила и бодро сообщила, что они с Леной уже собрали вещи и на следующей неделе приедут «обживаться». Я положила трубку и долго стояла в коридоре, глядя на пустую стену, где мы планировали повесить семейные фотографии.
На следующий день я пошла в приёмную строительной бригады и подписала договор на ремонт. Полный. Со сносом стен. Именно в тех двух комнатах на втором этаже, которые Валентина Петровна на новоселье назвала «идеальными для нас с Леночкой».
– Вы уверены? – удивился прораб, глядя на план. – Это же несущие перегородки частично...
– Уверена, – я улыбнулась. – Хочу сделать большую гардеробную и кабинет. Для себя.
Когда я рассказала Сергею, он побледнел.
– Оля... ты же знаешь, зачем ты это делаешь.
– Знаю, – спокойно ответила я. – И ты тоже знаешь.
Он молчал долго. Потом кивнул.
– Я поговорю с мамой.
Но я уже знала – говорить будет бесполезно. Поэтому я просто пошла выбирать плитку для новой ванной. Большой. Светлой. Только для нас.
А через две недели, когда Валентина Петровна приехала «на разведку» с чемоданом в руках, я встретила её на пороге в строительной каске и с улыбкой:
– Проходите, Валентина Петровна. Только осторожно – везде пыль, перфоратор работает. Мы тут решили ремонт сделать. Большой. Долгий. Очень шумный...
И впервые за все годы нашего брака я увидела, как её уверенная улыбка дрогнула.
– Валентина Петровна, осторожнее, тут провод! – крикнула я, перешагивая через моток кабеля, который тянулся по всему коридору второго этажа.
Она стояла на лестнице с чемоданом в одной руке и сумкой в другой, растерянно оглядываясь. Позади неё Лена тащила два огромных баула, пыхтя от натуги. Перфоратор в соседней комнате работал так, что стены дрожали, а воздух был густым от пыли.
– Оленька, что здесь происходит? – свекровь поставила чемодан и вытерла лоб платком. – Ты же говорила, что ремонт только в одной комнате...
– Планы поменялись, – я улыбнулась как можно приветливее и развела руками. – Решили сделать всё сразу. Пока настроение есть, пока мастера свободны. Знаете, как это бывает: начал с одной стены – и понеслось.
Валентина Петровна посмотрела наверх, где двое рабочих в масках снимали старую штукатурку. Кусок потолка с грохотом упал прямо у её ног, подняв облако белой пыли.
– Но мы же договаривались... – начала она, чихая.
– Договаривались? – я сделала удивлённое лицо. – Нет, Валентина Петровна, мы только обсуждали возможность. А потом решили, что сейчас не лучшее время для гостей. Ремонт же. Шум, грязь, вещи везде...
Лена поставила баулы и тихо кашлянула в кулак. Её взгляд метался по сторонам: на груды строительного мусора, на открытые окна, из которых дул холодный ноябрьский ветер, на кухню, где вместо стола стояла стремянка, а вместо стульев – мешки с цементом.
– Мам, может, мы потом... – начала она едва слышно.
– Потом будет ещё хуже, – бодро ответила я. – Через неделю начнём полы заливать. Во всём доме. И отопление переделывать. Сергей сказал, что старые батареи совсем никуда не годятся.
В этот момент из комнаты вышел прораб Виктор Иванович, вытирая руки о рабочую куртку.
– Ольга Сергеевна, где вы хотите розетки в будущей гардеробной? – громко спросил он. – И ещё: ванну вы точно хотите перенести в бывшую спальню? Там же несущая стена...
– Да, точно, – я кивнула. – И джакузи туда же. Большое. На двоих.
Валентина Петровна открыла рот, потом закрыла. Её лицо медленно наливалось краснотой – то ли от пыли, то ли от понимания.
– То есть... тех комнат, которые мы присмотрели... их больше не будет?
– Совсем, – я вздохнула с притворным сожалением. – Жалко, конечно. Такие уютные были. Но мы с Сергеем решили: нам нужна большая гардеробная. У меня столько платьев накопилось... И кабинет для него. Чтобы работать дома спокойно, без посторонних.
Лена потянула мать за рукав.
– Мам, поехали. Видно же, что неудобно.
Но Валентина Петровна упрямо тряхнула головой.
– Нет. Мы приехали жить. Сергей! – вдруг крикнула она в сторону лестницы. – Сергей, иди сюда!
Мой муж появился почти мгновенно, как будто ждал за углом. В старом свитере, с пятном краски на щеке. Он выглядел таким виноватым, что мне стало его почти жалко. Почти.
– Мам, привет, – он спустился вниз и неловко обнял мать. – Вы... уже приехали?
– Как видишь! – свекровь ткнула пальцем в чемодан. – А нас тут встречают как на стройке!
Сергей посмотрел на меня. Я спокойно встретила его взгляд.
– Оля же предупреждала, что ремонт, – тихо сказал он. – Я говорил тебе, мама...
– Говорил-говорил! – всплеснула она руками. – А я думала, это отговорки! Чтобы нас не пускать!
– Почему же отговорки, – я мягко улыбнулась. – Всё по-настоящему. Вот, смотрите.
Я подвела её к двери бывшей гостевой спальни – той самой, где она планировала поселиться с Леной. Теперь там зияла дыра в стене, через которую виднелась соседняя комната. Рабочие как раз долбили перегородку.
– Здесь будет проход в гардеробную, – объяснила я. – А там, где вы хотели поставить свою кровать, будет стоять мой новый шкаф-купе. На всю стену. С зеркалами.
Валентина Петровна молчала. Лена тихо всхлипнула – то ли от пыли, то ли от разочарования.
– И где же мы будем жить? – наконец выдавила свекровь.
– Ну, – я задумчиво почесала висок, – сейчас только наша спальня свободна. Но там мы с Сергеем. И диван в гостиной, конечно. Но он узкий... И перфоратор с утра до вечера. И пыль везде. И туалет один на весь дом, пока второй не сделаем.
Я сделала паузу, давая словам осесть.
– И ещё, – добавила я как бы невзначай, – электрики сказали, что на этой неделе свет будут отключать по вечерам. Для проводки. Свечи, романтика...
Лена посмотрела на мать умоляюще.
– Мам, поехали. Пожалуйста.
Валентина Петровна стояла посреди нашего хаоса, сжимая ручку чемодана так, что побелели костяшки пальцев. Я видела, как в ней борются привычная уверенность и реальность, которая вдруг оказалась совсем не такой, как она себе представляла.
– Сергей, – тихо сказала она, – ты серьёзно позволяешь, чтобы твою мать... чтобы нас...
Сергей опустил голову.
– Мам, мы же просили подождать. Хотя бы месяц-два...
– Месяц-два! – фыркнула она. – А потом ещё что придумаете?
– Ничего придумывать не надо, – я мягко, но твёрдо сказала. – Валентина Петровна, этот дом – наш с Сергеем. Мы его строили для себя. Для нашей семьи. Которая пока состоит из двух человек. И мы имеем право решать, когда и кого сюда пускать.
Она посмотрела на меня долго-долго. В её глазах было всё: обида, удивление, злость и, кажется, первое за многие годы понимание, что не всё в этом мире крутится вокруг её желаний.
– То есть ты меня выгоняешь? – спросила она тихо.
– Нет, – я покачала головой. – Я просто показываю, как будет выглядеть жизнь здесь ближайшие полгода. Если вы всё-таки решите остаться – пожалуйста. Мы будем рады. Но на наших условиях.
Валентина Петровна открыла рот, потом закрыла. Потом ещё раз. Лена уже тянула её к выходу.
– Мам, пойдём. Мы найдём другое жильё. Правда.
Свекровь посмотрела на чемодан, на пыль, на дыру в стене, на меня. И вдруг сдалась.
– Ладно, – сказала она глухо. – Поехали, Леночка.
Она развернулась и пошла к двери. Лена бросила на меня благодарный взгляд – быстрый, почти незаметный, но я его уловила.
Когда машина свекрови отъехала, Сергей подошёл и обнял меня сзади.
– Ты... это было жёстко, – прошептал он мне в волосы.
– Знаю, – я повернулась к нему. – Но иначе она никогда бы не поняла.
Он молчал долго, глядя в окно на пустую дорогу.
– А если бы она осталась? – спросил он наконец.
– Тогда бы осталась, – я пожала плечами. – И жила бы с перфоратором. Но я знала, что не останется.
Сергей улыбнулся – впервые за последние недели по-настоящему.
– Ты страшная женщина, Ольга Сергеевна.
– Только когда трогают мой дом, – ответила я и поцеловала его.
А через час я позвонила прорабу и попросила приостановить работы в бывшей гостевой. На неделю. Потому что знала: Валентина Петровна ещё вернётся. Не с чемоданами. А с тортом. И с вопросом, который я так давно ждала услышать...
– Оленька, это я, – голос Валентины Петровны в трубке звучал непривычно тихо, почти робко. – Можно я заеду? С пирогом. И.… поговорить.
Я посмотрела на Сергея, который мыл посуду после ужина, и кивнула сама себе.
– Конечно, приезжайте. Мы будем рады.
Она появилась через час – одна, без Лены, с большим свёртком в руках и в непривычно простом пальто, без обычных своих ярких платков и брошей. Сергей встретил её в дверях, обнял, но она быстро отстранилась и прошла прямо ко мне на кухню.
– Вот, – поставила она свёрток на стол. – С капустой. Как ты любишь.
Я развернула фольгу – пирог был тёплым, пахло домашним, настоящим. Таким, каким когда-то пахло у них в доме в области, куда мы ездили на выходные в первые годы после свадьбы.
– Спасибо, Валентина Петровна. Садитесь.
Она села. Руки сложила на коленях, как школьница перед директором.
– Я много думала, – начала она, не поднимая глаз. – После того, как мы... уехали тогда.
Сергей молча поставил чайник и вышел, оставив нас наедине. Он знал, что этот разговор должен быть, между нами, двумя.
– Я привыкла, что всё, по-моему, – продолжала свекровь. – Всю жизнь так. Сначала с мужем, потом с детьми. Думала, так и должно быть. А тут... ты показала мне, что нет. И правильно показала.
Я молчала. Не знала, что сказать. Такого от неё не ожидала никогда.
– Я Лене квартиру сняла, – она наконец подняла глаза. – Небольшую, но отдельную. В нашем районе. И себе тоже присмотрела студию. Рядом. Чтобы не далеко, но и не под одной крышей.
– Валентина Петровна...
– Подожди, – она подняла ладонь. – Дай договорить. Я поняла, Оленька. Поняла, что нельзя врываться в чужую жизнь с чемоданами и указаниями. У вас с Серёжей свой дом. Своя семья. А я.. я просто мама. И тёща. И должна быть рядом, когда позовёте. А не когда мне захотелось.
В горле у меня вдруг встал ком. Я отвернулась к окну, чтобы она не видела, как глаза защипало.
– Мы будем рады вас видеть, – тихо сказала я. – Правда. Просто... когда удобно всем.
– Я знаю, – она кивнула. – Теперь знаю.
Мы пили чай с её пирогом. Говорили о погоде, о том, как Лена новую работу нашла, о том, что Сергей на повышение идёт. Обычные вещи. Но в воздухе висело что-то новое – уважение. Настоящее.
Когда она собралась уходить, я вышла её проводить.
– Валентина Петровна, – сказала я на пороге. – А можно я вас иногда буду звать? На чай. Или просто так.
Она остановилась. Посмотрела на меня долго-долго.
– Можно, Оленька, – улыбнулась она. – И даже нужно.
Сергей обнял мать у машины. Она села за руль – да, она теперь сама водила, купила маленькую машинку, чтобы не зависеть.
– Пока, дети, – помахала она нам. – Звоните.
Когда её машина скрылась за поворотом, Сергей подошёл и обнял меня.
– Ты знаешь, – сказал он тихо, – я думал, она никогда не сдастся.
– Она не сдалась, – я прижалась к нему. – Она просто поняла.
Прошёл год.
Ремонт мы закончили к весне. Гардеробную сделали, но не огромную – оставили одну комнату для гостей. Настоящих гостей. Которые приезжают по приглашению.
Валентина Петровна бывает у нас раз в неделю. Иногда с пирогом, иногда просто так – посидеть на террасе, посмотреть, как цветёт сирень. Лена заходит реже – у неё своя жизнь, друзья, даже парень появился.
А мы с Сергеем наконец-то живём в своём доме. По-настоящему своём.
Иногда я ловлю себя на мысли, что тот день с чемоданами и перфоратором был лучшим, что могло с нами случиться. Потому что заставил всех нас стать чуточку лучше.
И когда Валентина Петровна в следующий раз спрашивает: «Не помешаю?», я отвечаю искренне:
– Нет, не помешаете. Проходите. У нас как раз пирог допекается.
Рекомендуем: