Я сидел в любимом кресле, укрыв ноги пледом, и лениво переключал каналы на телевизоре. За окном моросил мелкий ноябрьский дождь, его стук по подоконнику убаюкивал, создавая ощущение дома, крепости, где тебе ничего не угрожает. Мы с Леной жили в этой квартире уже пять лет, и каждый её уголок был пропитан нашим общим счастьем. По крайней мере, мне так казалось.
Как же хорошо, когда всё на своих местах, — думал я, глядя на её фотографию на полке. Счастливая, улыбающаяся, со смешинками в глазах. Моя Лена. Моя жизнь. Она сегодня ушла на какое-то важное мероприятие с коллегами, что-то вроде подведения итогов квартала. Обещала быть не поздно.
Раздался телефонный звонок. Я лениво потянулся к аппарату, думая, что это она. Но на экране высветилось «Мама». Я улыбнулся и нажал на кнопку ответа.
— Да, мам, привет. Как дела?
— Дела?! — голос матери на том конце провода звенел от ярости, как натянутая струна. Я даже отодвинул трубку от уха. — Ты спрашиваешь, как у меня дела, после того, что твоя жена устроила?
Я напрягся. Моя мама, Валентина Петровна, была женщиной эмоциональной, но такого тона я не слышал давно.
— Мам, что случилось? Лена что-то сделала?
— Что сделала?! — она почти кричала. — Твоя фифа совсем совесть потеряла! Кинула мне тридцать тысяч вместо двухсот!
Я замер. Двести тысяч. Именно эту сумму я дал Лене неделю назад. Маме нужны были деньги на капитальный ремонт крыши на даче, дело было срочное. Я снял наши общие сбережения и отдал жене, потому что она как раз собиралась к ней в гости.
— Как тридцать? Мам, ты уверена? Может, ты ошиблась, пересчитала неверно? Двести тысяч — это ведь большая пачка.
— Я что, по-твоему, из ума выжила?! — возмутилась мама. — Она приехала, сунула мне в руки конверт, прочирикала, что очень торопится, и улетела! Я открываю, а там — вот это! Тридцать тысяч! Словно подачка! На что мне их хватит? На три листа шифера?
Я молчал, пытаясь осмыслить услышанное. Этого не могло быть. Лена не могла так поступить. Это какая-то чудовищная ошибка.
Может, она что-то перепутала? Может, она положила в конверт не ту сумму, а остальные деньги где-то дома лежат? Да, точно. Она просто спешила и ошиблась.
— Мам, успокойся, пожалуйста. Я уверен, это недоразумение. Я сейчас со всем разберусь, — сказал я как можно более твёрдо, хотя внутри уже начал зарождаться холодный червячок сомнения.
— Разберись! — отрезала мама. — А то я сама с ней разберусь, и разговор будет короткий!
Она бросила трубку. В комнате снова воцарилась тишина, но она уже не была уютной. Она стала звенящей, тяжёлой. Я посмотрел на фотографию Лены. Улыбка на ней теперь казалась мне какой-то натянутой, фальшивой. Я потряс головой, отгоняя дурные мысли. Нет. Это ошибка. Просто ошибка.
В этот момент телефон снова зазвонил. Лена.
— Милый, привет! — её голос был беззаботным и весёлым. — Ты не мог бы за мной заехать через часик? Мы тут так здорово сидим, не хочется на такси ехать.
— Да, конечно, — выдавил я. — Заеду. Ты где?
Она назвала адрес дорогого ресторана в центре.
— Хорошо, буду через час.
— Целую! — пропела она и положила трубку.
Я сидел в кресле, и холод расползался по моему телу. Ресторан. Веселье. А моя мама сидит с тридцатью тысячами и разбитым сердцем. Что-то здесь было не так. Совсем не так.
Я разберусь, — повторил я про себя слова, сказанные матери. Я должен во всём разобраться. Сегодня же.
Дорога до ресторана заняла минут сорок. Весь путь я молчал, включив на полную громкость какую-то нейтральную музыку, чтобы не слышать собственных мыслей. Но они всё равно лезли в голову, одна тревожнее другой. Я вспоминал последние месяцы. Лена стала какой-то другой. Более отстранённой, что ли. Часто задерживалась на работе, ссылаясь на срочные проекты. Появились новые дорогие вещи: сумочка, духи, о которых она мечтала, но говорила, что сейчас не время для таких трат. На мои вопросы она отмахивалась: «Премию дали, милый, не переживай». Я верил. А почему я должен был не верить? Я любил её и доверял ей целиком и полностью.
А вдруг мама права? Вдруг Лена и правда… взяла деньги? Но зачем? У нас ведь всё было общее. Если ей что-то было нужно, она могла просто попросить. Я бы никогда не отказал.
Я припарковался напротив ресторана. Через огромное панорамное окно был виден залитый светом зал. Люди в красивой одежде, смех, звон бокалов. Я нашёл глазами Лену. Она стояла в компании нескольких человек и оживлённо что-то рассказывала, жестикулируя. Она выглядела сногсшибательно в своём новом тёмно-синем платье. Она смеялась, запрокинув голову, и её смех, даже сквозь стекло и шум улицы, казалось, доносился до меня. Рядом с ней стоял высокий мужчина в дорогом костюме. Он смотрел на неё с таким восхищением, что у меня неприятно засосало под ложечкой. Лена коснулась его руки, и это простое движение почему-то резануло меня по сердцу.
Кто это? Коллега? Она никогда о нём не рассказывала. Почему она так свободно с ним общается?
Я отправил ей сообщение: «Я на месте». Прошло пять минут. Десять. Ответа не было. Я смотрел, как она продолжает весело болтать, как будто совершенно забыла обо мне. Холод внутри меня становился ледяным. Это было не похоже на мою Лену. Моя Лена всегда отвечала на сообщения сразу. Моя Лена всегда торопилась ко мне.
Наконец, минут через двадцать, она посмотрела на свой телефон, быстро что-то ответила мужчине и направилась к выходу. На её лице сияла улыбка. Она распахнула дверь машины и села рядом.
— Привет, котёнок! Прости, что заставила ждать. Там такая атмосфера, не могла оторваться! – она наклонилась, чтобы поцеловать меня, но я инстинктивно немного отстранился.
Она замерла, её улыбка дрогнула.
— Что-то случилось? У тебя лицо такое… Ты не заболел?
— Мама звонила, — ровным голосом сказал я, выруливая на дорогу.
Её лицо тут же изменилось. Беззаботность испарилась, на её месте появилась настороженность.
— И что она хотела? Опять жалуется, что я ей мало внимания уделяю?
— Она сказала… что ты передала ей не всю сумму. Вместо двухсот тысяч, она нашла в конверте только тридцать.
Я посмотрел на неё. Она отвела взгляд, уставившись в окно на проносящиеся мимо огни города.
— Какая глупость, — произнесла она слишком быстро. — Я лично упаковала конверт. Ровно двести тысяч. Наверное, она просто обсчиталась или куда-то остальные деньги задевала. Ты же знаешь свою маму, она бывает рассеянной.
Её голос звучал неестественно, слишком спокойно, и эта фальшь резала слух.
— Лена, она не рассеянная. Она в ярости. Она сказала, что ты ей их «кинула», — я специально использовал это грубое слово.
— Как она может так говорить! — Лена картинно возмутилась, повернувшись ко мне. — Я для неё всё, а она… Я ей передала деньги, моя совесть чиста. Не хочу больше об этом говорить, это унизительно. Давай не будем портить вечер.
Она отвернулась к окну, давая понять, что разговор окончен.
Она врёт. Я чувствую это каждой клеткой. Она врёт мне в глаза.
Остаток пути мы ехали в полном молчании. Тишина в машине давила, звенела в ушах. Я чувствовал, как между нами вырастает ледяная стена. То, что начиналось как мелкое недоразумение, на глазах превращалось в огромную, уродливую ложь. И я понимал, что просто так это оставить не смогу. По приезду домой она сразу же пошла в душ, бросив через плечо: «Я так устала от этого шума». А я остался один в гостиной, которая внезапно стала чужой. Запах её дорогих духов, смешанный с запахом дождя, теперь казался удушливым. Моя уютная крепость рушилась.
Я должен был найти доказательства. Не её вины. Нет. Я хотел найти доказательства её невиновности. Я хотел найти эти сто семьдесят тысяч, позвонить маме, сказать, что она ошиблась, и чтобы всё снова стало как прежде. Чтобы моя Лена вновь стала моей Леной.
Я знал, где она могла хранить деньги. У неё в шкафу, на верхней полке, стояла старая коробка из-под обуви. Она в шутку называла её «наш семейный банк». Там всегда лежала небольшая сумма на непредвиденные расходы. Если она просто ошиблась с конвертами, то недостающие деньги должны быть там. Эта мысль стала моей спасительной соломинкой. Я цеплялся за неё, как утопающий.
Сердце колотилось в груди, как сумасшедшее. Из ванной доносился шум воды — она была в душе. У меня было несколько минут. Я прошёл в нашу спальню. Комната была наполнена полумраком, лишь тусклый свет от уличного фонаря пробивался сквозь шторы. Я открыл дверцу её половины шкафа. В нос ударил знакомый, любимый запах её духов и чистого белья. Раньше этот запах меня успокаивал, сейчас — вызывал тревогу.
На верхней полке, за стопкой свитеров, я нащупал её. Картонную коробку. Руки слегка дрожали. Пожалуйста, пусть они будут там. Пожалуйста.
Я снял коробку, поставил её на кровать и открыл крышку. Внутри лежало несколько мелких купюр и… и всё. Пусто. Никаких пачек денег. Моя последняя надежда рухнула. Я почувствовал, как внутри всё оборвалось.
Я уже хотел закрыть коробку, как вдруг мой взгляд зацепился за что-то на дне. Под тонким слоем бумаги, которым было выстлано дно, что-то проглядывало. Я отодвинул бумагу и замер. Там лежала не стопка денег, а синяя папка для документов. Обычная, пластиковая, на кнопке. Я никогда раньше её не видел.
Что это? Что ещё за секреты?
Дрожащими пальцами я расстегнул кнопку и вытащил содержимое. Это были не деньги. Это были бумаги. Первым мне в руки попался банковский договор на открытие счёта. На имя моей жены, Елены. Только фамилия была другая. Её девичья фамилия. И счёт был открыт всего полгода назад. Я пробежал глазами по выписке… и похолодел. На счёте лежала сумма с шестью нулями. Сумма, в десятки раз превышающая те несчастные двести тысяч. Сумма, которую мы с ней вместе не заработали бы и за несколько лет.
Откуда? Откуда эти деньги? Мозг лихорадочно заработал. Премии? Невозможно. Подарки? От кого? От того мужчины в ресторане?
Я копался в бумагах дальше, и с каждой новой страницей мир вокруг меня рассыпался на осколки. Договор купли-продажи на небольшую квартиру в приморском городе, о котором я даже никогда не слышал. Квартира была куплена месяц назад. Тоже на её девичью фамилию.
А потом я нашёл его. В самом низу папки. Авиабилет. В один конец. В ту самую страну, где находился тот приморский город. На имя моей Лены. С её девичьей фамилией. Вылет через две недели.
В голове стоял гул. Я смотрел на этот билет и не мог поверить своим глазам. Она собиралась уйти. Не просто уйти. Она собиралась сбежать. Исчезнуть из моей жизни, забрав с собой огромные деньги, которые она где-то прятала. А история с моей матерью… Это была даже не жадность. Это была просто последняя капля, последняя кража перед побегом. Она была настолько уверена в своей безнаказанности, что даже не потрудилась обмануть правдоподобно.
Шум воды в ванной прекратился. Я услышал, как щёлкнула дверь. Через секунду она войдёт сюда. Я сидел на краю кровати, оцепенев, держа в руках доказательства её чудовищного предательства.
Она вошла в комнату, закутанная в пушистый халат, с полотенцем на голове. Она улыбалась своей обезоруживающей улыбкой.
— Ну что ты там нашёл, кладоискатель мой? — весело спросила она.
А потом её взгляд упал на бумаги в моих руках. Улыбка медленно сползла с её лица. Глаза, только что сиявшие, стали холодными и пустыми, как два осколка льда. Она побледнела так, что её лицо почти слилось с белым полотенцем.
— Что… что это? — прошептала она, хотя прекрасно знала ответ.
Я молча поднял билет.
— Собираешься в тёплые края? — мой голос был хриплым и чужим. — Одна?
На секунду в её глазах мелькнул страх. Но он тут же сменился холодной, злой решимостью. Она выпрямилась, сбросив с себя маску невинности.
— И что? — её голос стал жёстким, незнакомым. — Да, собираюсь. А ты думал, я всю жизнь буду сидеть в этой конуре и считать копейки? Я достойна большего.
— Большего? — я вскочил на ноги. — Это ты называешь «большим»? Воровать у собственной семьи? Обманывать человека, который тебе доверял больше, чем себе? Откуда эти деньги, Лена?!
— Я их заработала! — выкрикнула она. — В отличие от тебя, я не сидела сложа руки, мечтая о «тихом счастье». Я работала!
— Кем ты работала?! — я почти срывался на крик. — Кем, что за год можно заработать на квартиру и скопить целое состояние, о котором твой муж даже не подозревает?!
Она презрительно усмехнулась.
— Ты такой наивный, просто до смешного. Думал, я на своей офисной работе просиживаю штаны? У меня своё дело. Консультации. Очень прибыльные.
Внезапно всё встало на свои места. Её «задержки на работе», «срочные проекты», новые подруги, о которых я никогда не слышал. Это всё была ложь. Ширма для её тайной жизни.
— А деньги моей матери? Сто семьдесят тысяч… Они тоже пошли в «дело»?
— Ой, не начинай! — она махнула рукой. — Подумаешь, какая сумма! Твоя мать обойдётся. Ей не привыкать. А мне они были нужнее.
Её цинизм поразил меня сильнее, чем сам факт кражи. Это была не моя Лена. Это был совершенно чужой, холодный и расчётливый человек.
В этот момент её телефон, лежавший на тумбочке, завибрировал. На экране высветилось имя: «Оленька». Её лучшая подруга. Та самая, с которой она якобы ходила по магазинам на прошлой неделе.
Лена метнулась к телефону, но я был быстрее. Я схватил его и нажал на кнопку ответа, включив громкую связь.
— Лен, ну что, он всё проглотил? Твой простачок ничего не заподозрил? — раздался в тишине мужской голос. Тот самый. Голос мужчины из ресторана.
Лена застыла с открытым ртом.
Я поднёс телефон ближе ко рту.
— Нет, Оленька, — ледяным тоном произнёс я. — Простачок не проглотил.
В трубке повисла мёртвая тишина, а затем послышались короткие гудки.
Я посмотрел на Лену. Она смотрела на меня с неприкрытой ненавистью. Вся игра была окончена.
Она ушла на следующее утро. Молча собрала вещи — только самые дорогие, те, что были частью её новой жизни. Бросила на стол ключ и ушла, не сказав ни слова. Я не останавливал. Я просто сидел в том же кресле, где вчерашний вечер казался таким спокойным, и смотрел в пустоту. Квартира опустела не тогда, когда она хлопнула дверью. Она опустела в тот момент, когда я открыл ту синюю папку.
Я позвонил маме. Сказал, что мы с Леной расстаёмся. Что она оказалась не тем человеком, за кого себя выдавала. Я не стал вдаваться в грязные подробности про украденные деньги, про тайную жизнь. Просто сказал: «Мы больше не вместе». Мама долго молчала, а потом тихо ответила: «Я знала, сынок. Я это сердцем чувствовала. Ничего, всё наладится. Главное, что ты жив и здоров». В её голосе не было ни злорадства, ни упрёка. Только боль за меня и безграничная материнская любовь.
Несколько дней я провёл как в тумане. Ходил по квартире, натыкаясь на остатки её присутствия — забытый шарф, журнал на кофейном столике, едва уловимый запах её духов в спальне. Каждая вещь причиняла почти физическую боль. Это был не просто разрыв. Это было крушение целого мира, который я строил годами. Я понял, что любил не настоящего человека, а образ, иллюзию, которую она так мастерски создавала, и которую я сам так отчаянно хотел видеть. Вся наша совместная жизнь оказалась искусной постановкой, где я был единственным зрителем, не знавшим, что это всего лишь спектакль.
Постепенно боль начала утихать, сменяясь холодной, звенящей пустотой. Но вместе с ней пришла и ясность. Я больше не винил себя за наивность. Я просто принял это как горький, но необходимый урок. Жизнь смыла с моих глаз пелену, заставив посмотреть на всё трезво. И пусть этот взгляд был полон горечи, но он был честным. Я стоял посреди руин своего прошлого, но впервые за долгое время я точно знал, что стою на твёрдой земле. Впереди была неизвестность, но она больше не пугала. Она была обещанием новой, настоящей жизни.