Представьте себе: весна 1945 года. Страна лежит в руинах, но Москва утопает в флагах. Оркестры играют марши, а в глазах людей — радость, смешанная со слезами. Миллионы погибших, миллионы раненых, миллионы сирот. Но победа одержана. 9 мая становится не просто праздником, а точкой отсчёта новой эпохи.
Казалось бы, этот день должен навсегда войти в число главных дат советского календаря. И действительно, в 1945 и 1946 годах день победы отмечался масштабно: парады, праздничные салюты, митинги в городах. Ветераны в мундирах шли по улицам. Их обнимали незнакомые люди. Дети тянулись к орденам, а фронтовые песни звучали в каждом дворе. Казалось, что это традиция на века. Хотя справедливости ради стоит отметить, что за эти два года
Парад Победы состоялся только один раз — 24 июня 1945 года. Он не был приурочен к конкретной дате 9 мая. В сам День Победы, 9 мая 1945 года, масштабного военного парада не было — был грандиозный праздничный салют (был дан 30 артиллерийскими залпами из 1000 орудий) и стихийное народное ликование.
Но уже в 1947 году произошло то, что сегодня кажется невероятным. 9 мая перестало быть выходным днём. Более того, оно фактически исчезло из числа главных государственных праздников. Почему? Что заставило Сталина, человека, объявившего победу, фактически убрать этот день из народной повестки? Было ли это личное решение, продиктованное характером вождя, или хладнокровный политический расчёт?
Чтобы понять, нужно вернуться в атмосферу послевоенных лет. Победа далась СССР не просто дорогой ценой. Она обошлась в колоссальные человеческие потери. По официальным данным, страна лишилась около 27 млн человек. Не было семьи, которую война бы обошла. Каждый парад Победы был не только поводом для радости, но и напоминанием о личной трагедии.
Люди приходили на площади с фотографиями погибших, плакали, вспоминали товарищей. Эмоции были слишком сильны, слишком живы, слишком неподконтрольны. А неподконтрольные эмоции — это то, что Сталин не любил. Он видел в больших массовых праздниках не только объединяющую силу, но и потенциальную опасность. Фронтовики — это миллионы мужчин, закалённых войной, привыкших действовать сообща, сплочённых боевым братством.
На торжествах они могли не только вспоминать, но и обсуждать фронтовые ошибки, жестокие приказы, бессмысленные потери. Всё то, что шло вразрез с официальной версией войны, где руководство страны действовало безупречно, а партия всегда знала, что делает. К тому же в глазах народа победа была связана не только с именем Сталина, но и с конкретными военачальниками.
Жуков, Рокоссовский, Конев, Василевский. Их популярность была огромна, а авторитет среди армии и простых людей — непоколебим. Особенно опасным Сталину казался Жуков. Он принимал капитуляцию Германии, командовал парадом Победы 1945 года, был настоящей легендой. Уже в 1946 году Сталин отправил его в Одесский военный округ, фактически убрав из столицы, чтобы ослабить влияние.
Масштабные празднования 9 мая напоминали бы людям о героях фронта, а значит, поднимали бы их политический капитал. Но были и экономические причины.
1946 год принёс стране засуху, которая вызвала новый голод. В деревнях люди питались суррогатами, в городах оставалась строгая карточная система. Проводить масштабные дорогостоящие торжества на фоне массовых лишений было рискованно.
Контраст между парадной картинкой и суровой реальностью мог вызвать раздражение и даже протестные настроения. К этому добавлялась и новая международная ситуация. Мир очень быстро перестал быть единым фронтом против фашизма. Началась холодная война. СССР стремился продемонстрировать Западу образ страны, устремлённой в будущее, занятой восстановлением, а не постоянным напоминанием о войне.
Для Сталина важно было переключить внимание народа с военной победы на трудовые достижения. Именно поэтому главными праздниками стали 1 мая — День международной солидарности трудящихся — и 7 ноября — годовщина Октябрьской революции. 9 мая в этой новой концепции выглядело как лишний элемент. В 1947 году вышел указ Президиума Верховного Совета СССР, по которому 9 мая объявлялось рабочим днём.
Парад Победы больше не проводили. В календарях дата отмечалась, но без государственного размаха. Это не означало, что память о войне стиралась. В школах учили о подвигах Красной армии, выходили книги, снимались фильмы, но государство контролировало, как именно рассказывалась эта история. Любые намёки на неидеальность командования или спорные решения на фронте удалялись.
Победа подавалась как результат мудрого руководства партии и лично Сталина. Однако люди не забывали. Ветераны собирались в парках, на лавочках у подъездов, во дворах, пели «Катюшу» и «Смуглянку», наливали фронтовые 100 грамм, доставали из карманов потрёпанные фотографии боевых товарищей. Это были тихие, но очень искренние встречи — без оркестров и плакатов, но с настоящим чувством.
Власть к этому относилась настороженно. В стране шли масштабные чистки, работал аппарат госбезопасности. Любое объединение людей могло показаться подозрительным. Фронтовое братство не вписывалось в образ идеального советского гражданина, который должен был быть связан не личными воспоминаниями, а единой партийной идеологией.
Ситуация изменилась лишь спустя почти два десятилетия. В 1965 году при Брежневе 9 мая вернули как государственный праздник и выходной день. Это было сделано к двадцатилетию Победы. Тогда в Москве снова прошёл парад на Красной площади. Ветеранам начали вручать юбилейные медали, а по всей стране прошли торжества. Почему Брежнев вернул этот день? Причин было несколько.
Во-первых, к этому времени ветераны уже занимали ключевые посты в партии и армии, и сам Брежнев был фронтовиком. Во-вторых, идеология нуждалась в символах, которые могли объединить народ в условиях, когда вера в коммунистическое будущее ослабевала. Победа стала таким символом.
Итог очевиден. 9 мая — это не просто дата, а отражение того, как власть управляла историей. В одни годы этот день был всенародным торжеством, в другие — тихим воспоминанием, а в третьи — инструментом пропаганды. И понимание того, почему Сталин убрал этот праздник, помогает увидеть, что за любой официальной датой всегда стоит политика.