Глава 1
Осенний ветер с Адриатики был пронизывающим и влажным. Он гнал по небу низкие свинцовые тучи и швырял в лицо солёные брызги, смешанные с колючей пылью старой приморской дороги. Матильда вышла из такси, сжав в руке ключ – большой, чугунный, нелепо тяжелый для современного мира. Он был похож на ключ от тюрьмы, а не от дома. Но для неё это на ближайший месяц и было тюрьмой. Тюрьмой одиночества и воспоминаний.
Дом, оставшийся ей в наследство от тёти Клары, стоял на отшибе, на самом краю скалистого обрыва. Не белоснежная вилла, как у многих на побережье, а грубоватое, каменное строение, выкрашенное в выцветший охряный цвет, с зелёными ставнями, которые давно просились быть заново покрашенными. Он казался не построенным, а выросшим из скалы, частью пейзажа, который состоял из серого неба, сизой воды и колючего ветра.
Матильда толкнула калитку, которая скрипнула таким душераздирающим звуком, что, казалось, он разбудил всех призраков этого места. Двор был заброшен: буйство одичавшего розмарина, засохшие стебли каких-то цветов и древняя каменная скамья, смотрящая в сторону моря. Именно сюда, по словам тёти Клары, садились все женщины их семьи, чтобы ждать. Ждать мужей с моря, ждать писем с войны, ждать любви, которая вечно опаздывала. Матильда горько усмехнулась. Теперь здесь сидела она. Ждать ей было некого. Её личная жизнь представляла собой не роман, а короткий, неудачно закончившийся рассказ. После развода с Артёмом осталась только пустота, ощущение предательства и работа, которую она могла делать откуда угодно. Вот она и сбежала. Сбежала в это забытое Богом место, чтобы зализывать раны в одиночестве.
Дверь поддалась не сразу, с недовольным скрипом. Воздух внутри был густым, спёртым и пах пылью, старой бумагой и сушёными травами. Матильда зажгла свет. Маленькая люстра под потолком озарила комнату тусклым, желтоватым светом. Комната была странной. Не уютной, не домашней, а... застывшей. Казалось, тётя Клара вышла отсюда пять минут назад. На столе стояла ваза для фруктов, на диване лежал вязаный плед, на полках выстроились в ряд книги в потёртых переплётах. Ничего лишнего, ничего современного. Телевизора не было, компьютера – тоже. Только старый радиоприёмник на подоконнике.
Она обошла дом. Спальня с железной кроватью, кухня с огромной печью, которую давно не топили, и кабинет. Именно кабинет привлёк её внимание. Стол из тёмного дерева, зелёная лампа с абажуром, и стена, заставленная тяжёлыми папками. Матильда провела пальцем по корешку одной из них. Пыль легла толстым серым слоем. «Архив», – прошептала она. Тётя Клара была местной чудачкой, краеведом, собирала истории этого места. Матильда всегда считала это безобидным старческим бзиком.
Устроившись в кресле у камина, которое оказалось на удивление удобным, она достала ноутбук. Нужно было ответить на письма, проверить правки по текущему проекту. Но пальцы не хотели слушаться. Взгляд снова и снова скользил по стене с архивом. Что там могло быть? Пожелтевшие газеты? Списки рыбаков? Схемы приливов и отливов?
Она отложила ноутбук, подошла к полкам и наугад вытащила одну из папок. Она была подписана каллиграфическим почерком: «Переписка. 1972-1975».
Любопытство пересилило усталость. Матильда вернулась в кресло, открыла тяжёлую папку. Внутри лежали не официальные документы, а письма. Настоящие, рукописные письма на тонкой, почти прозрачной бумаге. Чернила в некоторых местах расплылись от времени или, возможно, от слёз. Она аккуратно развернула первое, что попало под руку.
«Моя дорогая Клара,
Сегодня море цвета стали. Оно такое же холодное и безразличное, как взгляд моего отца, когда я уезжал. Каждый день я выхожу на палубу и смотрю на горизонт, представляя, что вижу не воду, а холмы нашего побережья, а где-то там, у самого края обрыва, тебя. Ты сидишь на нашей скамейке? Ты ждёшь?
Работа в порту тяжела, но мысли о тебе согревают меня лучше любого солнца. Я экономлю каждую лиру. Скоро, я обещаю, у нас будет достаточно, чтобы начать нашу жизнь. Мы купим маленький домик, не обязательно у моря, лишь бы в нём были ты и наша будущая семья.
Пиши мне. Твои письма – это глоток свежего воздуха в этом душном городе. Я храню каждое. Иногда, поздно вечером, я перечитываю их, и мне кажется, что я слышу твой голос.
Навсегда твой, Л.
P.S. Не слушай никого. Наша любовь сильнее любых условностей».
Матильда отложила письмо. В комнате стояла полная тишина, нарушаемая лишь завыванием ветра за окном и мерным тиканьем старых часов на камине. Она чувствовала странное волнение, щемящее чувство в груди. Это было не просто старое письмо. Это была жизнь. Чья-то настоящая, горячая, живая любовь. Любовь, которая ждала. Любовь, которой ей самой так не хватало.
Кто этот Л.? Почему их любовь была под запретом? Что случилось с ними?
Она посмотрела на дату. 3 ноября 1973 года. Почти пятьдесят лет назад. Эти люди, наверное, уже старики. Или их нет в живых. Но в этих строчках они были молоды, полны надежд и страсти.
Матильда взяла следующее письмо, потом ещё одно. Она не заметила, как стемнело окончательно. Она зажгла лампу, и её мягкий свет очертил уютный круг в центре комнаты, за пределами которого клубилась тьма и прошлое. Она читала о ссорах и примирениях, о тоске и надеждах, о маленьких радостях, которые Л. описывал в своих письмах: купленная на последние деньги шоколадка, которая напомнила ему о ней, найденный на улице пёстрый камушек, похожий на глазок той самой вазы, что стояла у Клары на столе.
Она погрузилась в этот чужой роман с головой, забыв о своей боли, о своём неудачном браке, о предательстве Артёма. История Клары и Л. была настоящей. В ней не было пафоса, не было слащавости. Была трудность, разлука, сопротивление семьи (теперь Матильда понимала, что означали «условности»), но была и невероятная, стальная вера друг в друга.
Внезапно её взгляд упал на конверт, выпавший из папки. Он был не вскрыт. На нём стоял штемпель 1975 года и адрес тёти Клары. А в углу – штамп с корабля и надпись на итальянском: «Возвращено отправителю. Адресат не найден».
Сердце Матильды ёкнуло. Она аккуратно вскрыла конверт. Письмо было коротким, отчаянным.
«Клара, моя единственная,
Это моё последнее письмо. Мой контракт подходит к концу, и через неделю я возвращаюсь домой. Я еду к тебе. Я ничего не получил от тебя за последние три месяца. Что случилось? Ты получила моё письмо, где я писал о забастовке в порту и о том, что деньги пришлось потратить на еду? Ты разочаровалась во мне? Ты передумала?
*Я не верю в это. Я не могу поверить. Что-то случилось. Я должен это выяснить. Я буду там 20 ноября. Я приду к нашему дому. Жди меня. Прошу тебя, жди.*
Если ты не придёшь... я не знаю, что буду делать. Вся моя жизнь – это ты.
Твой навеки, Л.»
Матильда сидела, замерши, с этим клочком бумаги в руках. Ветер за окном выл уже не просто с досадой, а с отчаянием. Что случилось 20 ноября 1975 года? Почему письмо вернулось? Встретились ли они?
Она подняла глаза и посмотрела в тёмное окно, в котором отражалась её собственная бледная, взволнованная тень. В этот момент она поняла, что её личная драма, её боль – это лишь песчинка в море времени. А здесь, в этом доме, хранилась настоящая тайна. Тайна разбитого сердца, которое, возможно, так никогда и не зажило.
Она не просто приехала сюда пережить развод. Она приехала сюда, чтобы найти ответы. Не только для себя, но и для той девушки, которой когда-то была её тётя, и для того парня по имени Л., чья любовь была такой сильной и такой хрупкой.
Завтра, решила Матильда, она начнёт искать. Она найдёт этого Л. Узнает, что случилось. Это стало навязчивой идеей, смыслом, который заполнил пустоту внутри нее.
Она была одинока в старом доме на краю света, но впервые за долгие месяцы она не чувствовала себя одинокой. Её окружали призраки великой любви, и она была полна решимости дать их истории голос.