Анна замерла на пороге кухни, всё ещё держа в руках пакет с продуктами. Голос Тамары Петровны, ровный и уверенный, будто она сообщала о погоде, прозвучал так, словно в их доме ничего необычного не происходило. Только вот слова были такими, что внутри у Анны всё сжалось – знакомое, уже привычное чувство, когда свекровь переступала невидимую черту.
– Тамара Петровна, простите, я, кажется, не совсем поняла, – тихо сказала Анна, стараясь говорить спокойно, хотя сердце уже колотилось где-то в горле. – Как это – полагается?
Тамара Петровна отложила вязание, аккуратно положила спицы на стол и посмотрела на невестку сверху вниз, хотя сидела. В её взгляде было что-то победное, будто она давно ждала этого разговора и теперь наконец-то могла выложить все карты.
– Аня, милая, ты же умная женщина, – начала она тем тоном, которым обычно объясняют детям, почему нельзя трогать горячую плиту. – Мы с Сашей всю жизнь вкалывали. Я одна его поднимала после смерти мужа, в чём только душа держалась. А ты пришла со своей квартирой, в которой до свадьбы жила, и думаешь, что она теперь только твоя? Нет, девочка моя. Мы теперь одна семья. Саша имеет полное право на всё, что есть у жены. И на эту квартиру в том числе.
Анна поставила пакет на табуретку. Руки слегка дрожали. Она знала, что сейчас начнётся. Знала уже давно – с того самого момента, как они с Сашей поженились и переехали в её двухкомнатную квартиру на окраине Новой Москвы. Тогда Тамара Петровна ещё жила в своей однушке в Люберцах, приезжала в гости по выходным, привозила пироги и называла Анну «доченькой». А потом, год назад, когда Саша потерял работу, а потом нашёл новую, но с меньшей зарплатой, свекровь стала приезжать чаще. Потом «на недельку», потом «пока ремонт сделает», потом и вовсе переехала «временно» – с двумя чемоданами и котом.
– Тамара Петровна, – Анна глубоко вдохнула, стараясь не сорваться, – эта квартира была куплена мной за три года до знакомства с Сашей. На материнский капитал и мои сбережения. Мы с ним расписались, да, но никаких документов о совместной собственности мы не подписывали. И вы это прекрасно знаете.
Свекровь улыбнулась – тонко, почти ласково, но в глазах ни капли тепла.
– Ой, Анечка, какие документы? Мы же не чужие люди. Саша – мой единственный сын. Всё, что у меня есть, ему. А всё, что у тебя – тоже ему. Так всегда было в нормальных семьях. Или ты думаешь, что я своему ребёнку чужая?
В этот момент в коридоре послышались шаги. Саша вернулся с работы раньше обычного. Анна услышала, как он снимает куртку, ставит ботинки на полку. Она хотела крикнуть, позвать его, но голос застрял. Потому что знала – он промолчит. Как молчал всегда, когда мать начинала свои «разговоры по душам».
– Мам, ты опять? – устало спросил Саша, появляясь в дверях кухни. На нём был всё тот же серый свитер, который Анна подарила ему на прошлый день рождения. Он выглядел уставшим, под глазами тёмные круги.
– Сынок, я просто объясняю Ане, как правильно в семье должно быть, – Тамара Петровна повернулась к нему, и голос её сразу стал мягче, почти певучим. – Ты же не хочешь, чтобы твоя жена думала, что ты ей чужой? Квартира большая, светлая, в хорошем районе. Я тут посчитала – если её продать, можно взять тебе с Аней трёшку поближе к центру, а мне малогабаритку рядом. Чтоб я была неподалёку, присматривала за внуками, когда появятся.
Саша посмотрел на Анну. В его взгляде было что-то виноватое, но не более того. Ни капли решимости.
– Мам, мы же говорили об этом, – тихо сказал он. – Квартира Анина. Добрачная. Не надо.
– Говорили, говорили, – Тамара Петровна махнула рукой. – А потом что? Будете жить в тесноте, а я в своей однушке гнить? Нет, Сашенька. Я мать. Я имею право.
Анна почувствовала, как внутри всё закипает. Она любила Сашу – по-настоящему, глубоко, до дрожи. Пять лет вместе, из них три в браке. Она терпела его молчание, когда мать приезжала и переставляла вещи на кухне «по-другому, удобнее». Терпела, когда Тамара Петровна комментировала её готовку, её одежду, её работу в рекламном агентстве («сидишь весь день за компьютером, когда детей рожать будешь?»). Терпела, потому что любила. Потому что верила – со временем всё наладится.
Но сейчас она поняла: если не остановить это сегодня – не остановит никогда.
– Тамара Петровна, – Анна подняла глаза и посмотрела прямо, – давайте сделаем так. В субботу у нас будет семейный ужин. Пригласим ваших сестёр, тётю Любу, дядю Колю. Всех, кто любит порассуждать о справедливости. И я приглашу одного человека. Он всё объяснит. Раз и навсегда.
Свекровь прищурилась.
– Кого это?
– Юриста, – спокойно ответила Анна. – Специалиста по семейному праву. Чтобы больше не было недопонимания.
Тамара Петровна рассмеялась – коротко, резко, будто Анна сказала что-то смешное.
– Ой, напугала. Юриста она пригласит. Да пожалуйста. Только потом не плачь, когда он тебе скажет, что я права.
Саша открыл рот, хотел что-то сказать, но Анна уже повернулась и пошла в комнату. Закрыла дверь. Прислонилась к ней спиной. Дышала тяжело, будто только что пробежала марафон.
В субботу всё решится.
Она достала телефон и набрала номер Елены Викторовны – своей подруги детства, которая уже десять лет работала в юридической консультации и знала Семейный кодекс лучше, чем собственный паспорт.
– Лен, привет, – тихо сказала Анна. – У меня тут ситуация… Нужна твоя помощь. В субботу вечером. Придёшь?
На том конце трубки помолчали секунду, а потом раздался спокойный, уверенный голос:
– Конечно приду. Расскажешь всё по дороге. И не переживай, Ань. Мы разберёмся.
Анна положила трубку и впервые за последние месяцы улыбнулась. По-настоящему.
Ведь иногда, чтобы защитить свой дом, нужно просто пригласить в него человека, который знает закон лучше, чем те, кто пытается его переписать под себя.
– Анечка, ты уверена, что это обязательно? – Саша неловко переминался в коридоре, натягивая чистую рубашку. – Может, просто поговорим все вместе, без посторонних…
Анна молча застёгивала пуговицы на лёгком платье цвета слоновой кости – то самое, в котором они с Сашей расписывались в Загсе три года назад. Она не ответила сразу. Сначала посмотрела в зеркало, поправила прядь, потом повернулась к мужу.
– Саш, я уже всё решила. Сегодня будет разговор один раз – и навсегда. Чтобы больше никто не смел открывать рот на мою квартиру.
Он хотел ещё что-то сказать, но в этот момент раздался звонок в дверь – первый, из обещанных.
Тамара Петровна уже с утра носилась по квартире, как именинница. Надела своё лучшее платье с цветами, надушилась «Красной Москвой», даже пирог испекла – с капустой и яйцом, чтобы все видели, какая она хозяйка. И сейчас, услышав звонок, первой бросилась открывать.
– Ой, Люба, милая! Заходи, заходи! И ты, Коля, проходи! Давно не виделись!
В квартиру ввалилась тётя Люба – старшая сестра Тамары Петровны, полная, громогласная, с сумкой через плечо. За ней дядя Коля, молчаливый, как всегда, только кивнул всем. Потом приехали двоюродные – Галина с мужем Петром и их взрослой дочерью Светой. Потом ещё кто-то. В итоге за столом собралось одиннадцать человек, и квартира, которая и без того казалась тесной с переехавшей свекровью, теперь просто лопалась по швам.
Анна поставила на стол последний салат и вытерла руки полотенцем. Всё было готово.
– Дорогие мои, – Тамара Петровна поднялась, держа в руке бокал с компотом, будто с шампанским, – я так рада, что мы все сегодня вместе! Семья – это самое главное. И я вот что хочу сказать…
Она обвела всех взглядом, задержалась на Анне.
– У нас с Сашенькой скоро, дай Бог, появятся дети. И я, как бабушка будущая, беспокоюсь. Чтобы у них было всё – и пространство, и светлые комнаты, и свежий воздух. А для этого нужно немного перераспределить… ресурсы. Чтобы справедливо было.
Тётя Люба тут же подхватила:
– Конечно, Тома, правильно! Я всегда говорила – в семье всё общее. А то некоторые приходят со своим, а потом «моё-моё» кричат.
Галина кивала, Света снимала всё на телефон. Саша сидел красный, уставившись в тарелку.
Анна спокойно встала.
– Прежде чем продолжать, я хочу представить вам нашего гостя. Елена Викторовна, проходите, пожалуйста.
Дверь в коридор открылась, и в комнату вошла женщина лет сорока пяти – строгая, в тёмно-синем костюме, с аккуратным пучком и папкой в руках. Она поздоровалась коротко, но вежливо, поставила папку на свободный стул и осталась стоять.
Тамара Петровна слегка растерялась – явно не ожидала, что юрист окажется женщиной и такой… внушительной.
– Это кто? – громким шёпотом спросила тётя Люба.
– Это специалист по семейному праву, – ответила Анна. – Елена Викторовна согласилась прийти и разъяснить нам всем некоторые моменты. Чтобы не было недопонимания.
Елена Викторовна открыла папку, достала несколько листов и положила их перед собой.
– Добрый вечер. Меня попросили объяснить положения Семейного кодекса Российской Федерации относительно имущества супругов. Я буду говорить просто и по пунктам, чтобы всем было понятно.
Она подняла первый лист.
– Статья 36. Имущество, принадлежавшее каждому из супругов до вступления в брак, а также полученное одним из супругов во время брака в дар или в порядке наследования, является его собственностью. Точка.
В комнате повисла тишина.
– Квартира, в которой мы сейчас находимся, – продолжила Елена Викторовна, – была приобретена Анной Сергеевной за три года до заключения брака. Документы я видела. Никаких договоров дарения, никаких соглашений о переводе в совместную собственность не заключалось. Следовательно, эта квартира является личной собственностью Анны Сергеевны. И остаётся таковой независимо от продолжительности брака и количества детей.
Тамара Петровна открыла рот, потом закрыла. Лицо её пошло красными пятнами.
– А как же… – начала она.
– Подождите, – Елена Викторовна подняла руку. – Теперь статья 34. Имущество, нажитое супругами во время брака, является их совместной собственностью. К нему относятся зарплаты, пенсии, доходы от предпринимательства и так далее. Но не имущество, приобретённое до брака.
Тётя Люба кашлянула.
– А если… ну, ремонт делали совместный? Это же тоже считается?
– Ремонт может увеличить стоимость квартиры, – спокойно ответила юрист, – и в случае развода второй супруг может претендовать на компенсацию вложенных средств. Но не на саму квартиру. И только через суд, с доказательствами каждого рубля.
Саша наконец поднял голову. Посмотрел на мать, потом на Анну. В глазах – растерянность и что-то похожее на стыд.
Тамара Петровна вцепилась в край стола.
– То есть вы хотите сказать, что мой сын всю жизнь будет жить в чужой квартире? Как приживал?
– Нет, – мягко, но твёрдо ответила Елена Викторовна. – Я хочу сказать, что ваш сын живёт в квартире своей жены. И это нормально. Так же, как если бы они жили в квартире, купленной на его добрачное имущество – тогда бы это была его квартира. Закон одинаков для всех.
Галина тихо ойкнула. Петр отвёл взгляд. Света перестала снимать.
Анна встала рядом с юристом.
– Я очень люблю Сашу, – сказала она, обращаясь ко всем сразу. – И я никогда не считала, что он «приживал». Но я не позволю больше говорить, что моя квартира – это что-то общее, чем можно распоряжаться без моего согласия. Это мой дом. Я его заработала. Я в нём жила одна, когда ещё не знала ни Сашу, ни вас всех. И я имею право решать, кто в нём живёт, а кто нет.
Тамара Петровна вскочила – стул зашатался.
– То есть ты меня выгоняешь?!
– Я ставлю границы, – спокойно ответила Анна. – Вы можете остаться, Тамара Петровна. Как гостья. На неделю, на две. Но не как человек, который считает, что имеет право решать судьбу моей собственности. И не как человек, который может приходить и говорить, что всё моё – теперь ваше.
Повисла тяжёлая тишина. Даже тётя Люба молчала.
Саша встал, подошёл к матери и тихо взял её за локоть.
– Мам… пойдём, я провожу тебя в комнату. Поговорим.
Тамара Петровна вырвала руку.
– Не надо меня провожать! Я и сама уйду! Сейчас же соберу вещи и уеду к себе в Люберцы! Пусть хоть там будет спокойно!
Она вышла из-за стола, чуть не опрокинув тарелку, и направилась в свою комнату – ту самую, которую когда-то занимала Анна, а потом уступила «временно».
Гости сидели, как громом поражённые.
Елена Викторовна закрыла папку.
– Если будут вопросы – я оставлю свои контакты. Всего доброго.
Анна проводила её до двери, поблагодарила шёпотом. Когда вернулась, за столом уже начинался неловкий разговор ни о чём – о погоде, о ценах, о внуках.
А потом раздался звук хлопнувшей двери – Тамара Петровна вышла с чемоданом в руках. Лицо каменное, губы сжаты.
– Сын, отвези меня на вокзал, – бросила она Саше.
Тот поднялся, посмотрел на Анну – долго, тяжело. Потом кивнул матери.
Они ушли.
Анна осталась стоять посреди кухни. В ушах ещё звенели слова юриста. В груди – странное чувство: смесь облегчения и горечи.
Она ещё не знала, что будет дальше. Поговорили ли они с Сашей по-настоящему. Вернётся ли свекровь. Прости́т ли муж её за то, что она так жёстко поставила точку.
Но одно она знала точно.
Сегодня она впервые за долгие годы почувствовала, что её дом – действительно её дом.
И никто больше не посмеет сказать обратное.
– Саш, подожди, – Анна догнала его уже в подъезде, когда он тянул за собой мамин чемодан.
Лифт ещё не пришёл. Они стояли вдвоём под тусклой лампочкой, и тишина была такой густой, что слышно было, как где-то наверху хлопает форточка.
Саша не оглянулся.
– Что ещё, Ань? – голос глухой, будто из-под воды.
– Поговорить надо. Сейчас. Пока ты не уехал.
Он наконец повернулся. Глаза красные – то ли от бессонной ночи, то ли от того, что в машине с матерью молчал всю дорогу до вокзала и обратно.
– Говорить больше не о чем, – сказал он. – Ты всё сказала. При всех. С юристом. Красиво получилось.
– Я не для красоты, – Анна шагнула ближе. – Я для правды. Ты же сам видел, что дальше так нельзя. Она уже считала, что может решать за нас. За меня.
Саша опустил взгляд на чемодан, потом поднял на неё.
– Это моя мать, Ань. Единственный человек, который у меня был до тебя.
– Я знаю. И я никогда не просила выбирать, между нами. Я просила только одного – чтобы она уважала мои границы. И твои тоже, между прочим.
Он долго молчал. Потом вдруг тихо спросил:
– А если бы квартира была моя, ты бы тоже так… отстаивала?
Анна не задумалась ни на секунду.
– Конечно. Потому что это было бы твоё. И я бы гордилась, что живу в твоём доме, а не считала бы себя хозяйкой по праву.
Он сглотнул. Видно было, как тяжело ему далось следующее слово.
– Прости.
– За что именно?
– За то, что молчал. Каждый раз. Когда она начинала. Я думал… если промолчу – само рассосётся. Не хотел её обижать. И тебя не хотел ставить в неловкое положение. В итоге обидел всех.
Анна почувствовала, как внутри что-то отпускает. Давно она не слышала от него таких слов – простых, без оправданий.
– Я тоже прошу прощения, – сказала она. – За то, что довела до юриста. Но по-другому уже не получалось. Я пробовала мягко, по-хорошему – не слышали.
– Слышали, – Саша слабо усмехнулся. – Просто не хотели слышать.
Лифт наконец приехал. Они вошли, встали рядом, не касаясь друг друга.
– Она сейчас у тёти Любы, – сказал он, глядя на цифры этажей. – Просила передать, что вернётся за вещами, когда «ты остынешь». Я сказал, что вещей у неё здесь больше нет. Я сам всё собрал и отвёз сегодня утром, пока ты на работе была.
Анна удивлённо посмотрела на него.
– Ты… отвёз?
– Да. И ключи вторые забрал. Сказал, что если захочет приехать в гости – позвонит заранее. Как нормальный человек.
Он повернулся к ней полностью.
– Ань, я не хочу терять тебя из-за этого. Понимаю, что сам виноват. Но если ты дашь мне шанс… я больше не буду молчать. Никогда.
Двери лифта открылись на их этаже. Они вышли. Анна остановилась у квартиры, достала ключи, но не спешила открывать.
– Шанс я тебе даю, – тихо сказала она. – Но теперь по-честному. Без «потом разберёмся» и «маме виднее». Мы – семья. Ты и я. А родители – это родители. Они рядом, но не вместо нас.
Саша кивнул. Потом вдруг шагнул и обнял её – крепко, до хруста в рёбрах. Она уткнулась ему в плечо, вдохнула знакомый запах рубашки и поняла: пронесло.
Прошёл месяц.
Тамара Петровна позвонила первой. Вежливо попросилась в гости – «на часик, чаю попить». Приехала с коробкой пирожных, без чемодана. Села за стол, аккуратно сложила руки на коленях.
– Анечка, – начала она, глядя в чашку, – я многое передумала. И поняла, что была не права. Не по закону – по-человечески. Перегнула. Прости старую дуру.
Анна молча поставила перед ней блюдце.
– Я тоже была резковата, Тамара Петровна. Давайте просто начнём заново. Вы – мама Саши. Я – его жена. И у каждой из нас есть своё место.
Свекровь подняла глаза – в них стояли слёзы, но улыбка была настоящая.
– Договорились, доченька.
Саша, стоявший в дверях, выдохнул так громко, что обе женщины обернулись и засмеялись.
С того дня всё потихоньку встало на свои места.
Тамара Петровна приезжала по воскресеньям – с пирогами, но без советов, как жить. Иногда оставалась на ночь, если поздно, но всегда спрашивала: «Не помешаю?». Анна отвечала: «Конечно нет» – и это уже было правдой.
А в их спальне, на тумбочке у кровати, появилась новая фотография – они втроём: Саша, Анна и Тамара Петровна на фоне цветущей сирени во дворе. Снимок сделала соседка, случайно проходившая мимо.
Анна смотрела на эту фотографию каждый вечер перед сном и думала: вот оно, оказывается, как бывает.
Не идеально. Не как в кино. Но по-настоящему.
Свой дом она защитила. Семью – сохранила. А границы научилась ставить так, чтобы никто не чувствовал себя чужим. И это, пожалуй, было самым большим её победой.
Рекомендуем: