Ольга медленно положила ложку рядом с тарелкой и посмотрела на мужа через стол. В кухне пахло только что сваренным борщом, но аппетит пропал мгновенно.
– Вадим, ты серьёзно сейчас это говоришь? – тихо спросила она, стараясь, чтобы голос не дрожал.
Он откинулся на спинку стула, скрестив руки на груди. Глаза блестели – не от злости, а от какой-то странной уверенности, будто он уже всё решил за них обоих.
– Абсолютно серьёзно. Мы женаты три года. Всё, что нажито в браке – общее. А квартира… ну, ты же сама понимаешь, мы тут вдвоём живём, я ремонт делал, мебель покупал. Значит, и моя доля есть.
Ольга почувствовала, как внутри всё холодеет. Эта квартира – двухкомнатная, светлая, с высоким потолком и старым паркетом – была куплена ею за год до встречи с Вадимом. Она помнила каждую копейку: премии, подработки по выходным, отказ от отпусков. Помнила, как мама помогла последним взносом, продав дачу. Это было её гнёздышко, её надёжность, её «на чёрный день».
А теперь Вадим сидел напротив и спокойно говорил, что квартира – общая.
– Вадим, – она постаралась говорить ровно, – квартира куплена до брака. Есть договор купли-продажи, есть выписка из ЕГРН. Там только моё имя.
Он усмехнулся, будто она сказала что-то наивное.
– Оленька, ну ты же не юрист. Я почитал в интернете, поспрашивал у знакомых. Есть статья 34 Семейного кодекса – всё имущество, нажитое в браке, делится пополам. А мы в браке живём здесь, значит…
– Мы живём здесь, потому что я разрешила, – перебила она, и голос всё-таки сорвался. – Потому что ты сказал, что снимаешь комнату у друга, а тебе неудобно ездить. Я тебя пустила. Своего мужа.
Вадим поднял брови.
– Пустила? Мы же семья. Ты что, теперь будешь мне напоминать, кто кого пустила?
Ольга встала из-за стола. Руки слегка тряслись, но она заставила себя дойти до окна. За стеклом – вечерний апрель, мокрый снег тает на подоконнике, фонари отражаются в лужах.
– Я не напоминаю. Я констатирую факт. Квартира моя. По закону моя. И я не собираюсь её делить.
Он тоже поднялся, подошёл сзади, положил руки ей на плечи. Голос стал мягче, почти ласковый.
– Ол, ну зачем так сразу? Я же не враг тебе. Просто… у нас же ребёнок будет, ты сама говорила, что хочешь второго. А на съёмную квартиру мы не потянем. Давай просто переоформим всё по-честному. Я же для нас стараюсь.
Она повернулась к нему лицом.
– По-честному – это когда не пытаются отобрать то, что тебе не принадлежит.
Вадим отвёл взгляд первым. Потом пожал плечами, будто разговор его утомил.
– Ладно, посмотрим. Я, кстати, уже записался к юристу на завтра. Узнаю всё точно.
Он ушёл в комнату, включил телевизор. Ольга осталась на кухне одна. Борщ остывал, ложка лежала рядом с тарелкой, а в голове крутилась одна мысль: «Он серьёзно собрался отобрать у меня квартиру».
На следующий день Вадим вернулся поздно, с порога сияя.
– Ну что я тебе говорил! – крикнул он, снимая куртку. – Юрист подтвердил – всё имущество, нажитое в браке…
– Подожди, – Ольга вышла из кухни, вытирая руки полотенцем. – Какое ещё «нажитое в браке»? Квартира куплена до.
Вадим достал из портфеля папку, положил на стол.
– Вот, смотри. Мы сделали ремонт на мои деньги. Мебель, техника – всё моё. Плюс я тут прописан. Суд учтёт существенное улучшение имущества. Будет компенсация, но квартира всё равно делится.
Ольга открыла папку. Там лежала стопка распечаток с форумов, скриншоты статей, даже какая-то консультация онлайн-юриста за три тысячи рублей. Всё пестрело выделенными маркером фразами: «существенное улучшение», «совместно нажитое», «компенсация».
– Вадим, – она подняла глаза, – ты правда думаешь, что суд поверит, что ламинат за тридцать тысяч и кухонный гарнитур за семьдесят – это «существенное улучшение» двухкомнатной квартиры в центре?
Он нахмурился.
– Посмотрим, что скажет суд. Я уже заявление подготовил.
Ольга почувствовала, как кровь отхлынула от лица.
– Какое заявление?
– В суд. О признании имущества совместным и выделении доли.
В комнате повисла тишина. Только телевизор что-то бубнил на фоне.
– То есть ты уже подал в суд? Без разговора со мной?
Вадим развёл руками.
– А что тянуть? Всё равно же придётся.
Она села на табуретку. Ноги не держали.
– Вадим… мы три года вместе. Я думала, мы семья. А ты за моей спиной…
– Я за твоей спиной? – вспыхнул он. – А кто мне сказал, что «всё моё – твоё»? Кто разрешил мне тут жить, ремонт делать, вещи свои привозить? Ты же сама хотела семью!
Ольга закрыла глаза. Помнила, как хотела. Как радовалась, когда он предложил пожениться. Как мечтала о детях. А теперь он стоит и говорит о суде, как будто это нормально.
– Я хочу, чтобы ты ушёл, – тихо сказала она.
– Куда ушёл? – удивился он.
– Из квартиры. Сегодня же.
Вадим рассмеялся.
– Ольга, ты серьёзно? Я никуда не уйду. Это теперь и мой дом тоже.
Она встала, прошла в спальню, достала из шкафа его большую спортивную сумку. Открыла гардероб, начала складывать туда его рубашки, свитера, джинсы.
– Ольга, ты что творишь?
– Помогаю собрать вещи.
Он выхватил сумку.
– Я никуда не поеду. У меня здесь прописка!
– Прописка не даёт права собственности, – спокойно ответила она, продолжая складывать. – И, если ты сейчас не уйдёшь добровольно, я вызову полицию и скажу, что ты мне угрожаешь.
Вадим замер.
– Ты… мне угрожать будешь?
– Нет. Я защищаю своё.
Он долго смотрел на неё, потом вдруг улыбнулся – криво, неуверенно.
– Ладно. Поживём – увидим. Я у друга переночую. А завтра поговорим спокойно.
Он взял сумку, вышел в прихожую, обулся, хлопнул дверью.
Ольга осталась одна. Села на пол в коридоре, прислонилась спиной к стене. Сердце колотилось так, будто хотело выскочить. В голове крутилась одна мысль: «Он правда пошёл к юристу. Он правда подал в суд».
Она достала телефон, нашла в контактах номер своей подруги-юриста Светы.
– Свет, привет. Слушай… у меня тут ситуация. Муж хочет отсудить мою добрачную квартиру. Говорит, ремонт сделал – теперь она общая. Это вообще реально?
Света молчала секунду.
– Оленька… приезжай завтра ко мне в офис. Я всё расскажу. Но сразу скажу – он тебя обманывает. Совместным может быть признано только то, что куплено в браке. Ремонт – это не основание. Но… есть нюансы.
Ольга выдохнула.
– Какие нюансы?
– Приезжай. И документы все возьми. Договор, выписку, чеки на ремонт – всё.
Она положила трубку и впервые за вечер улыбнулась – едва заметно, сквозь слёзы.
На следующий день Ольга сидела в уютном офисе Светы на Тверской. На столе – чашка кофе, папка с документами, окно во двор, где цвела сирень.
– Смотри, – Света открыла Семейный кодекс на нужной статье. – Статья 36. Имущество, принадлежавшее каждому из супругов до брака, является его личной собственностью. Точка. Ремонт, даже дорогой, не превращает твою квартиру в совместную. Есть решение Верховного суда 2018 года – прямо по похожему делу.
Ольга смотрела на текст, не веря глазам.
– То есть он… просто врёт?
– Не то чтобы врёт. Он просто не понимает. Или понимает, но надеется, что ты не пойдёшь в суд и согласишься «по-хорошему» отдать долю. Многие так делают – пугают, давят, а потом предлагают мировую.
Ольга сжала чашку пальцами.
– А если он всё-таки подаст?
– Пусть подаёт. Суд откажет. У меня было три таких дела – все выиграли. Но… – Света посмотрела серьёзно, – готовься к тому, что он может пойти ва-банк. Иногда люди в таких ситуациях делают глупости.
– Какие?
– Например, пытаются доказать, что ты якобы подарила ему долю. Или что деньги на квартиру были общими. Или… Или ещё хуже – начинают портить имущество, чтобы потом сказать «смотри, я же вкладывался».
Ольга побледнела.
– Он уже начал. Вчера сказал, что «поживём – увидим».
Света вздохнула.
– Тогда делаем так. Пишем ему официальное письмо – требование выехать в течение десяти дней. Одновременно подаём иск о выселении и снятии с регистрационного учёта. И ещё – меняем замки. Сегодня же.
– Замки?
– Да. Это твоя квартира, ты имеешь право. Он там только прописан, права проживания без твоего согласия у него нет.
Ольга долго молчала.
– Свет… а если он… если он не уйдёт?
– Тогда приставы. Но до этого, поверь, не дойдёт. Когда он получит повестку в суд – сразу сбежит.
Вечером того же дня Ольга стояла в своей квартире и смотрела, как мастер меняет замки. Сердце стучало – не от страха, а от какого-то странного облегчения. Она больше не одна против него. У неё есть закон.
Телом.
Телефон зазвонил – Вадим.
– Оленька, я вещи забрать заеду завтра, ладно? И поговорим, я уже остыл.
Она глубоко вдохнула.
– Вадим, я замки поменяла. За вещами приезжай завтра в семнадцать ноль-ноль. Я буду дома. Поговорим тоже. Только больше не звони и не пиши. Всё через юриста.
Повесила трубку. Руки не дрожали.
На следующий день ровно в пять Вадим стоял у двери с коробкой из-под бананов – в ней его вещи. Лицо было серым.
– Оля… ты серьёзно?
– Серьёзно.
Он поставил коробку в коридоре, оглянулся.
– Можно войти? Пять минут.
Она отступила в сторону.
Вадим прошёл на кухню, сел, где всегда сидел.
– Я… я вчера ещё раз к юристу ходил. Другому.
Ольга молчала.
– Он сказал… что шансов нет. Что квартира останется твоей.
Она кивнула.
– Я знаю.
Вадим посмотрел на неё – впервые за всё время без привычной уверенности.
– Ол… прости. Я правда думал, что так правильно. Для нас. Для ребёнка…
– У нас нет ребёнка, Вадим. И теперь уже не будет.
Он опустил голову.
– Я уйду. Сегодня же сниму комнату. Просто… можно я вещи заберу постепенно? Не всё сразу.
– Забирай всё сегодня. Я помогу.
Они молча складывали его вещи в коробки. Он – свитера, книги, зарядки. Она – его кружку, зубную щётку, тапки. Когда последняя коробка оказалась в коридоре, Вадим остановился у двери.
– Оля… я правда любил тебя.
– Я знаю. Просто твоя любовь оказалась с ценником.
Он ушёл, не обернувшись. Дверь закрылась. Ольга прислонилась к ней спиной и впервые за много дней заплакала – не от обиды, а от облегчения.
Через две недели пришло определение суда – в иске Вадиму отказано полностью. Он даже не явился на заседание.
Ольга стояла на балконе своей квартиры – своей по-настоящему, без чужих претензий – и смотрела, как цветёт сирень во дворе. В руке – чашка кофе, в сердце – странное, непривычное спокойствие.
Она больше не боялась. Она просто жила в своём доме.
И знала точно – теперь уже навсегда.
– Оля, ты не поверишь, что он сделал! – Света ворвалась в кафе, размахивая телефоном, будто это было оружие
Ольга отставила чашку с латте и посмотрела на подругу. Прошло уже полтора месяца после того, как Вадим забрал последние вещи. Она почти научилась не вздрагивать от каждого звонка в дверь.
– Что ещё?
Света села напротив, заказала эспрессо одним движением руки и положила перед Ольгой распечатку.
– Вот. Пришло сегодня утром. Вадим подал новый иск. Теперь уже не о признании имущества совместным, а о взыскании неосновательного обогащения. Говорит, что вложил в твою квартиру сто восемьдесят тысяч за ремонт и хочет эти деньги назад. С процентами.
Ольга почувствовала, как кровь отхлынула от лица.
– Сто восемьдесят? Он же сам говорил – семьдесят на кухню и тридцать на пол.
– Сейчас он насчитал сто восемьдесят. Приложил какие-то чеки из «Леруа», скриншоты переводов тебе на карту с пометкой «на ремонт», даже чек на доставку дивана. И требует ещё проценты за пользование его деньгами.
Ольга закрыла глаза. Помнила эти переводы. «На продукты», «на отпуск», «на твою сумку, которую ты хотела». Он просто менял пометки задним числом.
– Это же мошенничество.
– Это попытка. Пока попытка. Но суд примет иск к производству, потому что формально всё выглядит прилично. Будет заседание через три недели.
Ольга сжала пальцы вокруг чашки.
– То есть он не успокоился.
– Не успокоился. И знаешь, что самое интересное? – Света понизила голос. – Я навела справки. У Вадима кредиты. Три. На машину, на технику и ещё один потребительский. Общий долг – почти миллион. Он, видимо, рассчитывал быстро отсудить у тебя долю, продать, закрыть долги. А когда не вышло – решил хотя бы деньги вытрясти.
Ольга долго молчала.
– Я думала, он просто жадный. А он… в отчаянии.
– Жадность и отчаяние – близнецы-братья, – пожала плечами Света. – Но это не твоя проблема. Мы его задавим фактами. Главное – не паниковать.
Но паника всё равно пришла – ночью, когда Ольга проснулась в три и не могла заснуть. Она включила свет, открыла ноутбук и начала искать информацию сама. Час, два, три. Читала форумы, решения судов, статьи юристов. И чем больше читала, тем яснее понимала: Вадим не придумал ничего нового. Таких дел – сотни. Мужья, жёны, сожители – все пытаются выжать хоть что-то из чужого добрачной имущества.
К утру она знала, что будет делать.
Через неделю Ольга сидела в уютном кабинете нотариуса на Арбате. Перед ней – чистый лист бумаги и ручка.
– Вы уверены? – спросила нотариус, молодая женщина с добрыми глазами. – Дарственная – это навсегда.
– Уверена, – кивнула Ольга и подписала.
Дарственная была на маму. Вся квартира – маме. Безвозмездно. С сохранением права пожизненного проживания для себя, конечно. Но теперь, даже если Вадим вдруг выиграет свои мифические сто восемьдесят тысяч, взять их будет неоткуда. Квартира уже не её.
Когда она вышла на улицу, позвонила Света.
– Сделала.
– Умница, – выдохнула подруга. – Теперь пусть попробует что-нибудь отсудить у твоей мамы-пенсионерки. Суды такие иски обычно откладывают на годы, а потом закрывают за невозможностью исполнения.
Ольга улыбнулась. Первый раз за долгое время – по-настоящему.
Но Вадим не сдавался.
За неделю до заседания он написал сообщение – первое за всё время.
«Оль, давай встретимся. Поговорим по-человечески. Я готов забрать иск, если мы найдём компромисс».
Она не ответила. Но на следующий день он стоял у подъезда – с цветами и виноватым лицом.
– Оленька, – начал он, не давая ей пройти. – прости меня. Я погорячился. Просто… у меня правда трудности. Давай я заберу заявление, а ты мне поможешь немного? Тысяч сто. Я отдам, клянусь.
Ольга посмотрела на него – спокойно, без прежней дрожи в коленях.
– Вадим, ты опоздал. Квартира уже не моя.
– Как… не твоя?
– Я подарила её маме. Вчера у нотариуса.
Он побледнел.
– Ты… ты не имела права.
– Имела. Это была моя квартира. И я распорядилась ею так, как посчитала нужным.
Вадим отступил на шаг.
– Ты… ты специально?
– Специально.
Он долго смотрел на неё, потом вдруг рассмеялся – горько, надломлено.
– Знаешь, я ведь правда любил тебя. Просто… мне казалось, что, если у нас будет общее – всё наладится.
– Общее не бывает насильно, Вадим.
Он кивнул, развернулся и ушёл. Цветы остались лежать на скамейке.
На заседании Вадим не появился. Его представитель – молодой парень в дешёвом костюме – попросил суд прекратить производство в связи с отказом от иска.
Судья посмотрела на Ольгу.
– Возражения есть?
– Нет, – тихо ответила она.
– Производство прекратить.
Молоточек стукнул. Всё.
Вечером того же дня Ольга сидела на кухне с мамой – они пили чай с мятой, которую мама вырастила на подоконнике.
– Доченька, – мама погладила её по руке, – ты уверена, что не пожалеешь? Это же твоя квартира была.
Ольга посмотрела в окно – сирень уже отцвела, но на её месте появились липы, и воздух был густой, сладкий.
– Мам, я уверена. Теперь это наш дом. По-настоящему наш. И никто больше не сможет его отобрать.
Мама кивнула, глаза были влажные.
– А Вадим?
– А Вадим… пусть ищет выход из своих проблем. Без меня.
Прошёл ещё месяц. Ольга вернулась к работе, начала ходить на йогу, даже записалась на курсы фотографии – давно мечтала. Жизнь постепенно входила в новую колею – тихую, спокойную, свою.
И вот тогда, в один из июньских вечеров, когда она сидела на балконе с книгой, пришло сообщение от незнакомого номера.
«Ольга, это Лена, сестра Вадима. Можно встретиться? Мне нужно тебе кое-что рассказать».
Она долго смотрела на экран. Потом набрала ответ.
«Приходи завтра в 18:00 в кафе на Покровке. То, где фонтан».
На следующий день Лена сидела напротив – похудевшая, с тёмными кругами под глазами.
– Ол, я… я не знаю, как начать. Вадим… он в больнице.
Ольга замерла.
– Что случилось?
– Инфаркт. Тридцать пять лет, а инфаркт. Врачи говорят – стресс, долги, всё накопилось. Он в реанимации был, сейчас в палате. Просил передать… просил прощения.
Ольга молчала.
– Он сказал, что понял. Только когда чуть не умер – понял, что натворил. И что ты была права. Всё время права.
Лена положила на стол конверт.
– Вот. Он просил отдать. Сказал – это последнее, что у него осталось от тех денег, которые он «вкладывал». Вернуть хочет.
Ольга открыла конверт. Там было пятьдесят тысяч – новыми купюрами.
– Я не возьму.
– Возьми, пожалуйста. Ему легче станет. Он… он очень жалеет.
Ольга посмотрела на деньги, потом на Лену.
– Скажи ему… скажи, что я простила. И желаю здоровья. Правда желаю.
Лена кивнула, вытерла слёзы.
– Спасибо. Я передам.
Она ушла. Ольга осталась сидеть за столиком, глядя на фонтан. Вода поднималась вверх и падала вниз – снова и снова, чистая, спокойная.
Она достала телефон, открыла чат с Вадимом – тот самый, где последнее сообщение было от него: «Ты пожалеешь».
Набрала:
«Выздоравливай. И живи дальше. Просто… без меня».
Отправила. Поставила телефон на столе.
Потом встала, оставила чаевые и пошла домой – в свою квартиру, которая теперь навсегда останется её и маминой.
В лифте она вдруг улыбнулась своему отражению.
Всё. Глава закрыта.
А за окнами лифта уже лето – настоящее, тёплое, своё.
– Ольга Сергеевна, к вам посетитель, – секретарь заглянула в кабинет и многозначительно кивнула в дверь. – Говорит, что по личному вопросу. Вадим Александрович…
Ольга замерла над отчётом. Прошёл почти год с того июньского вечера, когда она отправила ему последнее сообщение. Год тишины.
– Пусть заходит, – тихо сказала она.
Вадим вошёл осторожно, словно боялся, что пол под ним провалится. Постарел. Волосы короче, в глазах – усталость, которой раньше не было. В руках – скромный букет ромашек.
– Привет, – он остановился в дверях. – Можно?
Ольга кивнула на стул напротив стола.
– Садись.
Он сел, положил цветы на край стола.
– Я… не знаю, с чего начать. Спасибо, что приняла.
Она молчала, ждала.
– Я уезжаю, Оля. В другой город. Работу предложили – нормальную, с белой зарплатой, с переездом. Квартиру снимаю пока. Долги почти закрыл. Осталось чуть-чуть.
Ольга смотрела на него спокойно. Без злости. Без боли. Просто смотрела.
– Я пришёл попрощаться. И… сказать спасибо.
– За что?
– За то, что не добила. Могла ведь. У тебя были все карты на руках: мои переводы с пометками, угрозы с смс, даже то, как я пытался чеки подделать. Ты могла подать на мошенничество, и меня бы… В общем, ты не подала. Спасибо.
Ольга отвела взгляд в окно. За стеклом – ноябрь, голые деревья, первый снег.
– Я не для тебя это сделала, Вадим. Для себя. Чтобы не становиться такой же.
Он кивнул.
– Понимаю. И ещё… я маме твоей звонил. Попросил прощения. Она… она меня даже выслушала. Сказала, что ты счастлива. Это правда?
Ольга чуть улыбнулась.
– Правда.
Он встал.
– Тогда я пойду. Просто хотел, чтобы ты знала: я всё понял. Поздно, но понял. И больше никогда… никогда не побеспокою.
У двери он обернулся.
– Ты простила меня когда-то. В кафе, через Лену. А сейчас… сейчас я сам себя простить не могу. Но пытаюсь. Каждый день пытаюсь.
Ольга встала, подошла к нему, взяла ромашки.
– Удачи тебе, Вадим. Правда удачи. Найди ту, с кем не придётся ничего отбирать. С кем захочется только отдавать.
Он кивнул, глаза подозрительно блестели. Повернулся и вышел. Дверь закрылась тихо, без хлопка.
Ольга осталась стоять с ромашками в руках. Потом поставила их в вазу на подоконник – рядом с кактусом, который подарила мама на новоселье. Тот самый новоселье, которое они устроили прошлым летом: только свои – мама, Света с мужем, пара коллег, соседка с третьего этажа. Шашлыки во дворе, смех до ночи, музыка из колонки. Никаких бывших мужей и претензий.
Вечером того же дня Ольга стояла у плиты и жарила сырники – по новому рецепту, с изюмом и цедрой. Дверь открылась – вошла мама с пакетами.
– Доченька, я тут творог свежий купила, и сметану деревенскую. И ещё… письмо тебе пришло. Заказное.
Ольга вытерла руки, взяла конверт. Обратный адрес – мировой суд.
Разорвала. Внутри – определение о прекращении исполнительного производства. Вадим полностью погасил госпошлину по тому, второму, делу и отказался от всех претензий окончательно и бесповоротно.
Она положила бумагу на стол и вдруг рассмеялась – тихо, но от души.
– Что там? – спросила мама.
– Всё, мам. Окончательно всё.
Мама обняла её сзади, положила подбородок на плечо.
– А помнишь, как ты маленькая была и говорила: «Когда вырасту – куплю себе дом, и никто-никто не сможет меня оттуда выгнать»?
Ольга кивнула, чувствуя, как тёплая волна разливается внутри.
– Помню. И вот – купила. И никто не выгнал.
Они стояли так минут пять – молча, просто обнявшись. За окном падал снег, укрывая город первым белым одеялом. В квартире пахло сырниками, ромашками и чем-то неуловимо родным – свободой, наверное.
Позже, когда мама ушла спать в свою комнату (ту самую, бывшую спальню Ольги), Ольга вышла на балкон. Город шумел внизу, но здесь, на седьмом этаже, было тихо. Она достала телефон, открыла галерею и нашла фотографию годовалой давности: она и Вадим на той зимой, когда всё только начиналось. Улыбаются, щёки красные от мороза.
Палец завис над кнопкой «удалить». Потом опустился.
Оставила. Пусть будет. Как напоминание. Не о нём – о себе. О той, какой она стала сильнее.
Ольга закрыла галерею, вдохнула холодный ноябрьский воздух и улыбнулась небу.
Внизу, под снегом, уже лежали прошлогодние листья. А весной снова будет сирень. И всё повторится – только уже без боли.
Она закрыла балконную дверь, выключила свет на кухне и пошла спать – в свою комнату, в свою кровать, в свою жизнь. Которую теперь никто и никогда не сможет назвать общей.
Рекомендуем: