В номере Лиза заметно оживилась, закурила, продолжила свой рассказ:
— В детском доме я была отличницей. Учителя хвалили: говорят, голова у меня светлая, всё схватываю на лету — и математику, и литературу. Даже и не скажешь, к чему больше склонна. В аттестате — одни пятёрки, шалостей подростковых особо не допускала, больше под лестницей в уголке сидела, любовные романы читала. Не подумайте, не бульварные, а только классику!
Не оставалась без внимания и бутылка вина: Елизавета пила быстро, жадно, а Сергей наливал себе совсем чуть-чуть. Уже успел позвонить Вите: задерживается. Не мог понять, почему так быстро привязался к этой неприкаянной душе.
С каждым бокалом Лиза становилась разговорчивей. Уже рассказала, что окончила библиотечный техникум, два года работала в районной библиотеке по распределению. С жильём вышел казус: вроде бы сироте квартира после детдома полагалась, но дом пошёл под снос, а в списках на новое жильё её не оказалось.
Вот и уехала в деревенскую библиотеку, где к рабочему месту прилагался старый домик. Обжилась, справилась. Именно там встретила первую любовь — бросилась в неё, как в омут с головой. Где неопытной девушке знать, что её избранник, первый парень на селе, был уже давно женат и разводиться не собирался? Научил меня всем “премудростям” — и был таков. Хорошо ещё, что не забеременела, сумела без серьёзных потерь выйти из этого романа.
Из деревни меня увёз приезжий рабочий, строил на селе коровник, увлёкся мной, ухаживал, пока не ответила взаимностью. Уговорил уволиться, переехать. С супружескими узами у него было просто: не был женат. Помогал, устроил меня диспетчером в строительную контору, забрал жить к себе в малосемейку в общежитии.
Но два недостатка были у этого кавалера: работал вахтовым методом, месяцами пропадал, ну а когда возвращался — долго «восстанавливался» попойками. Не пьёт — чудо-человек, выпьет — становится злым. В пьяном гневе мог ударить — не сильно, но унизительно. В итоге моё терпение лопнуло — ушла на улицу, никуда.
Так познакомилась с ролью самой настоящей бомжихи. Присоединилась к уличной “стае”, состоящей сплошь из молодёжи…
Пристанище в нашей разношёрстной команде оказалось на редкость уютным. Из старого двухэтажного дома всех жильцов уже расселили, а сам дом всё не сносили. Помните фильм «Джентльмены удачи»? Как там Василий Алибабаевич со всех квартир бытовые вещи собирал. Вот и я, когда попала в эту импровизированную коммуну, там уже была оборудована почти домашняя обстановка. Даже представить не могла, сколько барахла люди оставляют после себя, съезжая.
Практически каждому из нас нашлось спальное место. Был и стол, и старая электрическая плитка, чтобы готовить еду. Сергей Владимирович чувствовал, что у Елизаветы начал заплетаться язык — то ли от вина, то ли от усталости. Он попытался уговорить её прилечь и отдохнуть, но Лиза упорно противилась, норовила всё рассказать именно сейчас.
— Что, наскучили вам мои истории, Сергей Владимирович? Немного осталось, извольте дослушать! В том заброшенном доме у нас были свои вылазки за едой — к мусорным бакам у больших гипермаркетов, ресторанов. Не кривитесь, думаете, это были отбросы? Эх вы, благополучные люди, не знающие нужды... Такие баки — настоящие Клондайк, Эльдорадо, золотая жила!
Иногда выбрасывают просроченные продукты в упаковке, что даже не распечатана — то комиссию ждут, то подозрительная партия. Я научилась жарить оладьи из прогорклой муки и подкисшего кефира, чуть сахару добавить — вкуснятина! Многие думают, что “бездомная молодёжь” — это обязательно пьянство, грязь, разгильдяйство. Ничего подобного, всё зависит от самого человека.
Я в той квартире, благоустроенной бомжами, свою настоящую любовь встретила…
Сергей поймал себя на том, что слушает Елизавету, открыв рот. Его жизнь всегда была иной, и тут — такой вынужденный драйв, такая школа жизни… Он вдруг понял: впервые за долгое время не спешит домой.
Сергей быстро перекусил — ел холодную котлету, закусил пирожком, прямо в условиях, которые он раньше посчитал бы антисанитарными. И… ничего. Достал телефон, отправил Вите короткое сообщение: «У меня аврал. Домой ночевать не жди, буду только завтра». И ни страха, ни чувства вины — хотя впервой в их браке не собирался ночевать дома.
Вита теперь оставалась где‑то там, абсолютно за бортом его маленького одинокого судёнышка, что плыл навстречу неизведанным водам, к новым берегам. Что с ним происходило? Он не пытался ответить и не желал анализировать. К Елизавете испытывал удивительную, щемящую жалость — и даже немного нежности. Такие чувства были ему совершенно незнакомы.
Хотелось, как потерявшегося щенка, холить, лелеять, согревать эту молодую женщину, похожую на воробушка с ярким медным оперением. Лиза тем временем снова вытащила его на балкон, возобновила свой монолог — или покаяние.
— Та любовь моя... Был байкером, если бывают «бывшие». В аварию попал, врачи не обратился, когда травмировал ногу. Потом было поздно — ампутировали стопу из‑за нагноения. С любимым мотоциклом пришлось расстаться. А жена — с наследственной квартиры — быстро выставила его за дверь, инвалида, нашла другого байкера. Мой любимый стал ей не нужен.
Он не спился, не опустился, изгоем не сделался. На случайные работы перебивался — больше не мог, здоровье не позволило. А люди как думают? Бомжи — отбросы общества. Только забывают про пословицу, которую я бы дополнила: от тюрьмы, от сумы и от настоящей бездомности не зарекайся!
Сашка мой недолго был со мной — во сне умер, оторвался тромб. Не было ещё сорока, врачи сказали... После него в квартире жить не смогла, всё о нём напоминало. Ребята мне с собой приданное собрали: в Сашкин большой рюкзак положили постельное белье, полотенце, барахло, кожаную куртку с заклёпками. Меня бы в неё три раза завернуть можно, а запах его всё ещё хранился.
Один из бомжей познакомил меня с проводницей поезда дальнего следования…
Она тоже была из наших, из бездомных, пока не повстречала подругу из школы на рынке. Та помогла ей подняться, устроила в общежитие железнодорожников, с работой выручила, пристроила на вакантное место в поездной бригаде. С начальником поезда женщина была в отношениях во время длинных рейсов — он ни в чём ей не отказывал, поэтому принял “человека с улицы”. Так и я в той же бригаде оказалась, на подхвате, два года работала за всех проводников, все смены, туалеты мыла.
Руководство закрывало глаза, пока тот любовник-начальник был при делах. Втихаря перевозили посылки с дефицитными товарами, я не лезла, всем помогала за свободную полку и порцию еды. Выжила, приспособилась.
— Что, Сергей Владимирович, моющая туалеты вам не компания? — Лизавета криво улыбнулась. — Я давно уже везде отмылась — и от вагонной грязи, и от запахов. Не брезгуйте, сударь.
Лиза перестала шутить, стала серьёзной. Заявила, что её рассказ почти закончен — последний бойфренд, это финальный аккорд в её истории:
— Он увёл меня из поезда, мы вышли в этом городе — тут, где мы с вами сейчас собираемся пить чай. Ни на что не смотрел — ни на мой внешний вид, ни на то, что денег нет. Сказал, что я ему школьную любовь напомнила, а она не ржавеет. Месяц баловал деликатесами, дорогой выпивкой, шиком… Потом сказал: всё, насытился воспоминаниями, я свободна, он сыт.
Когда я с поезда ушла, мне говорили — обратной дороги не будет. А мне блестящие перспективы глаза застили. Вот ими-то меня и “накормили”. А дальше вы всё знаете — опять стала скиталицей. Денег на дорогу домой нет, да и не ждёт меня там никто. Дом снесли, мои бомжи разбежались кто куда…
Она обернулась к Сергею и горько заплакала. Слетела с неё вся напускная дерзость — осталась только одинокая молодая женщина, настрадавшаяся досыта.
Чай они так и не стали пить. Сергей уложил Лизу спать, заботливо накрыл тёплым одеялом. Она обхватила его шею и попросила:
— Побудьте со мной. Я скоро усну, а вы уйдёте. Сейчас мой дом — то, что вы, как волшебник, для меня создали. Спасибо вам…
Елизавета уснула почти сразу, не разжимая рук. Сергей боялся пошевелиться, пока сам не уснул. Эта ночь навсегда изменила его представление о благополучии и милосердии.
«Сытый голодного не поймет».
продолжение