Валентина Ивановна набирала номер дочери в третий раз за день. Длинные гудки, потом механический голос: «Абонент недоступен». Она положила телефон на стол и долго смотрела на него, словно ждала, что он сам зазвонит.
Раньше они созванивались каждый день. Утром — пожелать хорошего дня, вечером — узнать, как прошёл. Катя рассказывала про работу, про коллег, про планы на выходные. Валентина Ивановна слушала и давала советы. Ей казалось, что дочь в них нуждается.
Конфликт случился месяц назад. Катя привезла знакомиться своего молодого человека. Антон был старше её на пятнадцать лет, разведён, с ребёнком от первого брака. Работал таксистом, снимал комнату в коммуналке. Катя смотрела на него влюблёнными глазами и держала за руку.
Валентина Ивановна старалась быть приветливой. Накрыла стол, достала хороший сервиз. Но вопросы сами лезли наружу — про образование, про доходы, про планы на будущее. Антон отвечал уклончиво, Катя напрягалась всё больше.
После его ухода они поссорились. Валентина Ивановна сказала всё, что думала: дочь заслуживает лучшего, этот мужчина ей не пара, она губит свою жизнь. Катя слушала молча, потом встала и надела куртку.
— Мама, у тебя своя жизнь, а у меня своя. Я сама решу, с кем мне быть.
— Катюша, я же добра тебе желаю...
— Добра? Ты только и делаешь, что критикуешь. Мою работу, моих друзей, моих мужчин. Я устала, мам. Правда устала.
Дверь хлопнула. С тех пор Катя не отвечала на звонки.
Первую неделю Валентина Ивановна была уверена, что дочь одумается. Поостынет, успокоится и позвонит. Так бывало и раньше — поссорятся, помолчат день-два, потом Катя приходит с тортиком и всё забывается.
Но прошла неделя, вторая, третья. Телефон молчал. Валентина Ивановна писала сообщения — сначала короткие, потом длинные. Просила прощения, объясняла, что волновалась. Сообщения доставлялись, но оставались без ответа.
Она пробовала прийти к Кате домой. Долго стояла у подъезда, не решаясь подняться. Потом всё-таки позвонила в домофон. Никто не ответил. Может, Кати не было дома. А может, она видела в глазок и не открыла.
Подруга Нина советовала не давить.
— Валь, дай ей время. Она взрослая, имеет право на свои решения. Чем больше будешь навязываться, тем хуже.
— Но я же мать! Как я могу просто ждать?
— Можешь. И должна. Иначе потеряешь её совсем.
Легко говорить — подожди. А как ждать, когда сердце разрывается? Валентина Ивановна просыпалась ночами и лежала без сна, глядя в потолок. Перебирала в памяти их разговор, искала момент, когда всё пошло не так.
Может, она действительно слишком давила? Катя выросла послушной девочкой, всегда спрашивала совета. Какое платье надеть, какую профессию выбрать, с кем дружить. Валентина Ивановна привыкла решать за неё. Думала, что так правильно. Что мать лучше знает.
А потом дочь выросла. И оказалось, что у неё есть своё мнение. Свои желания. Своя жизнь, в которой мать — не главный режиссёр, а зритель в последнем ряду.
Валентина Ивановна достала старые фотоальбомы. Маленькая Катя на качелях, Катя в первом классе с огромным бантом, Катя на выпускном в красивом платье. Такая родная, такая близкая. Куда делась эта девочка? Когда успела превратиться в чужую женщину, которая не хочет разговаривать с матерью?
На работе заметили перемены. Коллеги спрашивали, всё ли в порядке. Валентина Ивановна отшучивалась — устала, не выспалась. Не хотелось выносить семейные проблемы на люди.
Однажды она встретила в магазине соседку Катиного дома. Та рассказала, что видела дочь с мужчиной — счастливую, смеющуюся. Валентина Ивановна слушала и чувствовала странную смесь облегчения и обиды. Значит, у Кати всё хорошо. Значит, она справляется без матери.
Прошёл месяц. Валентина Ивановна перестала звонить каждый день. Научилась жить с пустотой внутри. Ходила на работу, готовила ужин на одного, смотрела сериалы по вечерам. Жизнь продолжалась, просто стала тусклой.
Нина затащила её на занятия йогой для пенсионеров. Валентина Ивановна сопротивлялась, но подруга настояла. В группе оказались приятные женщины её возраста. После занятий они пили чай в кафе, делились историями.
Одна из них, Тамара, рассказала похожую историю. Поссорилась с сыном из-за невестки, не общались два года. Потом внук родился, и всё как-то наладилось.
— Знаешь, что я поняла? — сказала Тамара. — Мы думаем, что дети нам что-то должны. А они не должны. Они выросли и ушли. Это нормально. Больно, но нормально.
— А как же любовь? — спросила Валентина Ивановна.
— Любовь остаётся. Но она должна быть свободной. Без условий, без требований. Просто любить и отпустить.
Валентина Ивановна думала над её словами всю дорогу домой. Отпустить. Звучит просто, а как это сделать? Как перестать волноваться, контролировать, советовать? Она всю жизнь только этим и занималась.
Может, в этом и проблема?
Она вспомнила свою мать. Та тоже любила давать советы, вмешиваться, критиковать. Валентина Ивановна в молодости злилась на неё, старалась отстраниться. А потом сама стала такой же.
В выходные она разобрала старые вещи. Нашла коробку с Катиными детскими рисунками, школьными грамотами, первыми записками. «Мамочка, я тебя люблю» — кривыми буквами на тетрадном листке. Валентина Ивановна сидела на полу и плакала, прижимая записку к груди.
Она написала Кате письмо. Не сообщение, а настоящее письмо, от руки, на бумаге. Долго подбирала слова, зачёркивала, начинала заново.
«Катюша, я не буду просить прощения за то, что люблю тебя. Но я прошу прощения за то, как я эту любовь выражала. Ты права — я слишком много лезла в твою жизнь. Думала, что знаю лучше. Но это твоя жизнь, и только ты можешь её прожить.
Я не обещаю, что изменюсь сразу. Мне пятьдесят семь лет, привычки въелись глубоко. Но я буду стараться. Буду учиться просто любить тебя, без советов и критики.
Если захочешь — позвони. Если не захочешь — я пойму. Просто знай, что я тебя жду. Всегда».
Она опустила письмо в почтовый ящик и пошла домой. Сделала всё, что могла. Теперь только ждать.
Дни тянулись медленно. Валентина Ивановна ходила на йогу, встречалась с подругами, даже записалась на курсы рисования. Жизнь потихоньку наполнялась новыми красками. Она по-прежнему скучала по дочери, но острая боль притупилась.
Однажды вечером раздался звонок в дверь. На пороге стояла Катя. Похудевшая, бледная, с красными глазами.
— Мам...
Валентина Ивановна молча обняла её. Они стояли в прихожей, обнявшись, и плакали обе.
— Прости меня, — сказала Катя. — Я была жестокой. Не нужно было так...
— Это ты прости. Я понимаю, почему ты так сделала.
Они прошли на кухню. Валентина Ивановна поставила чайник, достала печенье. Обычные движения, знакомые жесты. Как будто ничего не изменилось. И в то же время изменилось всё.
— Я получила твоё письмо, — сказала Катя. — Читала и плакала.
— Я писала и тоже плакала.
— Мам, я не хочу больше так. Без тебя. Эти два месяца были ужасными.
— Для меня тоже.
— Но мне правда нужно, чтобы ты не лезла в мою жизнь. Я знаю, ты желаешь добра. Но я должна сама принимать решения. Даже если они неправильные.
Валентина Ивановна кивнула.
— Я постараюсь. Честно.
— И насчёт Антона... Мы расстались.
— Мне жаль.
— Правда жаль?
— Правда. Ты была с ним счастлива. А я... я испортила всё своей критикой.
Катя покачала головой.
— Не ты испортила. Мы сами не сошлись. Но я долго не могла тебе позвонить, потому что не хотела слышать «я же говорила».
— Я не скажу.
— Знаю. Теперь знаю.
Они проговорили до ночи. Впервые за много лет — по-настоящему, честно, без недомолвок. Катя рассказывала про свои страхи, про давление, которое чувствовала с детства. Валентина Ивановна слушала и узнавала много нового о своей дочери. И о себе.
— Я не хотела тебя контролировать, — сказала она. — Просто боялась, что ты ошибёшься.
— Мам, ошибки — это нормально. Так люди учатся. Ты не можешь прожить мою жизнь за меня.
— Теперь понимаю.
Катя осталась ночевать. Легла в своей старой комнате, на своей старой кровати. Валентина Ивановна долго не могла уснуть — лежала и слушала тишину. Дочь была рядом. Под одной крышей, как раньше.
Утром они завтракали вместе. Яичница, тосты, кофе. Обычный завтрак, но какой-то особенный.
— Мам, давай договоримся, — сказала Катя. — Я буду звонить два раза в неделю. Не каждый день, но регулярно. А ты не будешь обижаться, если я иногда занята.
— Договорились.
— И ещё. Если я захочу совета — я попрошу. А если не попрошу — просто послушай. Без комментариев.
— Попробую.
— Не попробуй. Сделай.
Валентина Ивановна улыбнулась.
— Хорошо. Сделаю.
Катя уехала после обеда. Обнялись у двери, долго не отпускали друг друга.
— Я люблю тебя, мам.
— И я тебя, доченька. Очень.
Дверь закрылась. Валентина Ивановна осталась одна, но уже не чувствовала пустоты. Что-то изменилось — внутри, между ними. Трещина не исчезла, но начала затягиваться.
Она подошла к окну и увидела, как Катя выходит из подъезда. Дочь подняла голову, помахала рукой. Валентина Ивановна помахала в ответ.
Отпустить — не значит перестать любить. Отпустить — значит дать свободу. Позволить человеку быть собой, даже если это больно. Даже если хочется защитить от всех бед.
Валентина Ивановна поняла это только сейчас, в пятьдесят семь лет. Лучше поздно, чем никогда.
Телефон зазвонил вечером. На экране высветилось: «Катя».
— Мам, доехала нормально. Хотела сказать спасибо. За письмо. За то, что поняла.
— Спасибо тебе. За то, что вернулась.
— Никуда я не уходила. Просто... отдалилась. Но я всегда тут. И ты для меня тоже.
Они поговорили ещё немного — о погоде, о планах на неделю, о ерунде. Обычный разговор, без глубин и откровений. Но именно такой и нужен был. Простой, тёплый, родной.
Валентина Ивановна положила телефон и улыбнулась. За окном темнело, город зажигал огни. Где-то там, в своей квартире, Катя тоже смотрела на эти огни. Они были далеко друг от друга и одновременно близко. Как и должно быть между матерью и взрослой дочерью.
Свои жизни. Но связанные навсегда.
🔔 Чтобы не пропустить новые рассказы, просто подпишитесь на канал 💖
Самые обсуждаемые рассказы: