Вероника Семеновна проснулась от тишины. Опять эта гнетущая, звенящая тишина двухкомнатной квартиры на третьем этаже панельной девятиэтажки. Семьдесят два года — возраст, когда каждое утро начинается с инвентаризации болячек. Колено ноет, спина тянет, давление скачет. Пожилая женщина с трудом поднялась с кровати, нащупала тапочки, медленно побрела на кухню.
Чайник. Овсяная каша из пакетика. Таблетки — целая горсть разноцветных пилюль. Вероника Семеновна расставила всё на столе, села у окна. За окном серое октябрьское утро, дождь барабанит по стеклу. Телефон на столе молчит. Уже неделя прошла с последнего звонка Ольги. А Сергей вообще не выходит на связь три месяца.
"Дети..." Вероника Семеновна вздохнула, размешивая кашу. Сергей живёт в Москве, работает в какой-то IT-компании, получает большие деньги. Женат, двое детей — внуки, которых бабушка видела всего пару раз на фотографиях в соцсетях. Ольга обосновалась в Санкт-Петербурге, тоже замужем, тоже занята. Звонит изредка, из вежливости. Спросит формально о здоровье и быстро сворачивает разговор — дела, работа, дети.
Квартира досталась Веронике Семеновне после смерти мужа десять лет назад. Двушка в старом доме, тихий район, недалеко продуктовый и аптека. Пенсия — двадцать три тысячи рублей. Коммуналка забирает семь тысяч, лекарства — ещё пять. Остаётся на еду и всякие мелочи. Живёт скромно, экономит на всём.
Выходить из дома страшно. Года три назад Вероника Семеновна поскользнулась зимой, упала, сломала руку. Лежала в больнице месяц, потом долго восстанавливалась. С тех пор боится улицы — вдруг опять упадёт, а помочь некому. Продукты заказывает через интернет с доставкой, лекарства привозит курьер из аптеки. В поликлинику ездит на такси раз в три месяца — на обязательный осмотр.
Одиночество давило особенно вечерами. Вероника Семеновна садилась перед телевизором, включала какой-нибудь сериал, но мысли всё равно возвращались к тому, что некому позвонить, не с кем поговорить. Соседи здоровались в подъезде, но близко никто не общался. Все заняты своими делами, своими семьями.
Однажды утром раздался звонок в дверь. Вероника Семеновна вздрогнула — редко кто приходил. Подошла к двери, заглянула в глазок. На площадке стояла молодая девушка с папкой в руках, улыбалась приветливо.
— Вероника Семеновна? — спросила девушка, когда пожилая женщина приоткрыла дверь на цепочку. — Меня зовут Алина. Я из социального фонда. К вам направили помощницу — сиделку по программе поддержки одиноких пенсионеров.
Вероника Семеновна растерялась.
— Сиделку? Я не просила...
— Вы были на приёме в поликлинике месяц назад, — пояснила Алина, открывая папку. — Доктор порекомендовал оформить вам социальную помощь. Вот документы, посмотрите.
Алина протянула бумаги. Вероника Семеновна надела очки, пробежалась глазами по строчкам. Действительно, направление из фонда, печати, подписи. Девушка выглядела опрятно — светлые волосы убраны в хвост, чистая куртка, аккуратный макияж. Лет двадцать пять, не больше.
— Я буду приходить три раза в неделю, — продолжала Алина. — Помогу с уборкой, готовкой, сходим вместе в магазин, если нужно. Проверю давление, напомню про лекарства. Всё бесплатно, по государственной программе.
— Проходите, — решилась Вероника Семеновна, снимая цепочку.
Алина вошла, осмотрелась. Квартира была чистой, но видно, что пожилая женщина справляется с трудом — пыль на высоких полках, разводы на зеркалах, паутина в углах.
— Уютно у вас, — заметила Алина, проходя на кухню. — Сейчас чайку попьём, познакомимся поближе.
Вероника Семеновна заварила чай, достала печенье. Алина разговаривала легко, непринуждённо. Спрашивала о здоровье, о детях, о том, как проводит время пожилая женщина. Слушала внимательно, кивала, сочувствовала. Когда Вероника Семеновна пожаловалась, что дети редко звонят, Алина покачала головой.
— Как же так... Родная мать, а они не интересуются. Это неправильно.
— Они заняты, — оправдывала детей Вероника Семеновна, хотя на душе скребли кошки. — Работа, семьи...
— Всё равно, — твёрдо сказала Алина. — На звонок маме десять минут найти можно. Хотя бы раз в неделю.
После чая Алина вымыла посуду, протёрла плиту, полила цветы на подоконнике. Провела почти три часа в квартире, хотя по программе полагалось два. Уходя, пообещала прийти через день.
— Если что нужно, звоните, — Алина оставила номер телефона. — В любое время, не стесняйтесь.
Вероника Семеновна проводила сиделку и вернулась на кухню. Впервые за долгое время чувствовала себя не такой одинокой. Появился человек, которому до неё есть дело.
Алина приходила регулярно — понедельник, среда, пятница. Постепенно визиты становились длиннее. Сиделка не спешила уходить, оставалась поболтать, рассказывала о себе. Говорила, что родители умерли давно, родственников нет, живёт одна в съёмной комнате в коммуналке. Работает сиделкой, чтобы хоть как-то сводить концы с концами.
— Комната крошечная, десять метров, — вздыхала Алина, накрывая на стол. — Соседи шумные, вечно ругаются. Но выбора нет. Зато хоть крыша над головой.
Вероника Семеновна проникалась сочувствием. Молодая девушка, одинокая, без семьи. В каком-то смысле они с Алиной похожи — обе одни, обе нуждаются в тепле и участии.
— Расскажите о молодости, — просила Алина, устраиваясь на диване с чашкой чая. — Наверняка много интересного было.
Вероника Семеновна рассказывала. О том, как познакомилась с мужем на заводе, как растила детей, как работала бухгалтером в районной администрации. Алина слушала, не перебивала, задавала вопросы. Пожилая женщина расцветала — наконец-то кто-то интересуется её жизнью, её воспоминаниями.
Прошёл месяц. Сергей так и не позвонил. Ольга звонила дважды — коротко, по делу. Вероника Семеновна всё чаще жаловалась Алине на невнимание детей.
— Сергей вообще пропал. Три с половиной месяца молчит. Может, с ним что-то случилось?
— Не случилось, — уверенно ответила Алина, протирая пыль с полок. — Просто не хочет общаться. Если бы случилось что-то серьёзное, вам бы сообщили.
— А Ольга... Звонит раз в две недели, на пять минут.
— Вероника Семеновна, вы слишком добры к ним, — Алина присела рядом на диван. — Дети должны заботиться о родителях. Это не просто долг, это элементарное уважение. А они вас игнорируют.
— Может, я плохая мать была, — тихо проговорила пожилая женщина. — Может, недодала им чего-то...
— Не говорите глупости! — Алина взяла Веронику Семеновну за руку. — Вы прекрасная женщина, добрая, отзывчивая. Просто дети выросли эгоистами. Знаете, настоящая семья — это не обязательно кровные узы. Это те, кто рядом в трудную минуту. Кто заботится, помогает, не бросает.
Вероника Семеновна кивнула, чувствуя, как глаза увлажняются. Алина права. Дети далеко, им безразлично. А вот эта девочка приходит трижды в неделю, помогает, разговаривает. Это дорогого стоит.
К концу второго месяца отношения между Вероникой Семеновной и Алиной стали почти родными. Пожилая женщина начала называть сиделку внучкой. Алина не возражала, даже поддерживала игру.
— Бабуля, я тебе пирожков испекла, — говорила Алина, входя в квартиру. — Твоих любимых, с яйцом и луком.
— Внученька, спасибо, — Вероника Семеновна расплывалась в улыбке. — Садись, чай пить будем.
Вероника Семеновна начала покупать Алине подарки. То шарфик красивый увидит в интернет-магазине, то косметику закажет. Алина принимала подарки с благодарностью, обнимала пожилую женщину, целовала в щёку.
— Ты как родная для меня, — шептала сиделка. — Я всегда мечтала о такой бабушке.
— И ты для меня родная, — отвечала Вероника Семеновна, вытирая слёзы. — Ближе детей родных.
Однажды вечером Алина засиделась допоздна. Рассказывала о своих проблемах — как хозяйка коммуналки повысила плату за комнату, как соседи устраивают пьянки, как страшно возвращаться домой по тёмным улицам.
— Мечтаю о своей квартирке, — вздыхала Алина. — Хотя бы однушке. Чтобы своё пространство, тишина, покой. Но на мою зарплату это несбыточная мечта. Сиделки получают копейки.
Вероника Семеновна слушала и думала. Квартира у неё двухкомнатная. Места хватит на двоих. Может, предложить Алине переехать? Вместе веселее, и девочке помочь можно.
Но пожилая женщина пока промолчала. Надо обдумать.
Через неделю Алина снова подняла тему жилья. Рассказала, что хозяйка коммуналки выгоняет её — продаёт квартиру, все жильцы должны съехать через месяц.
— Не знаю, что делать, — Алина вытирала слёзы. — Денег на съём квартиры нет. Гостиниц дешёвых тоже не найти. Боюсь на улице оказаться.
— Внученька, не плачь, — Вероника Семеновна обняла сиделку. — Что-нибудь придумаем.
Всю ночь пожилая женщина не спала. Думала о своей двушке, о детях, которые не звонят, о Алине, которая стала ближе родных. Квартира после смерти достанется Сергею и Ольге. Они продадут её, разделят деньги и забудут о матери. А можно сделать по-другому.
Утром Вероника Семеновна позвонила Алине.
— Внучка, приезжай сегодня. Хочу поговорить.
Алина приехала через час. Села напротив Вероники Семеновны, внимательно слушала.
— Я приняла решение, — начала пожилая женщина. — Хочу переписать квартиру на тебя.
Алина широко раскрыла глаза.
— Что? Вероника Семеновна, вы о чём?
— Слушай меня, — Вероника Семеновна взяла сиделку за руки. — Дети мои бросили меня. Сергей четыре месяца не выходит на связь. Ольга звонит из вежливости, пять минут поговорит и всё. Им я не нужна. А ты... ты заботишься обо мне, ты рядом. Ты как родная внучка. Почему квартира должна достаться им? Пусть лучше тебе достанется.
— Нет, нет, я не могу! — Алина замотала головой. — Это неправильно! Квартира ваша, ваше имущество!
— А мне она зачем? — спокойно возразила Вероника Семеновна. — Я старая, сколько мне осталось? Год, два, пять? Зато ты молодая, тебе жить да жить. Пусть у тебя будет свой дом.
— Но дети... Они же не поймут...
— А мне плевать на их понимание! — Вероника Семеновна повысила голос. — Четыре месяца сын не звонит! Это нормально? Нет! Значит, ему не нужна ни я, ни моя квартира!
Алина молчала, опустив глаза. По щекам текли слёзы.
— Если вы правда так решили... — тихо проговорила сиделка. — То я обещаю заботиться о вас. Всегда. До конца. Вы будете жить здесь, я буду приходить каждый день. Мы будем как настоящая семья.
— Вот и договорились, — Вероника Семеновна обняла Алину. — Завтра пойдём оформлять документы.
На следующий день Алина приехала рано утром. Помогла Веронике Семеновне одеться, вызвала такси. Поехали в регистрационную службу. Алина держала пожилую женщину под руку, заботливо усаживала на скамейки в очередях, подносила воду.
— Вам плохо? Может, отложим? — переживала сиделка.
— Нет, всё хорошо, — уверяла Вероника Семеновна. — Давай оформим сегодня.
Процедура оказалась быстрой. Алина собрала все документы заранее, заполнила бланки, объяснила сотруднице регистрационной службы суть дела. Вероника Семеновна только подписывала бумаги, не вчитываясь в мелкий шрифт. Доверяла Алине полностью.
— Дарственная вступит в силу через десять дней, — пояснила сотрудница. — После регистрации в Росреестре квартира будет принадлежать новому собственнику.
— Спасибо, — кивнула Алина, забирая документы.
Вернулись домой к вечеру. Вероника Семеновна устала, легла отдохнуть. Алина приготовила ужин, накрыла на стол, посидела рядом, пока пожилая женщина ела.
— Внученька, спасибо тебе, — благодарила Вероника Семеновна. — Теперь ты настоящая хозяйка этой квартиры.
— Мы обе хозяйки, — улыбнулась Алина. — Будем жить вместе, помогать друг другу.
Первые две недели после оформления дарственной Алина вела себя образцово. Приходила каждый день, иногда даже оставалась на ночь. Готовила, убирала, покупала продукты. Дарила цветы, читала вслух книги, включала музыку, которую любила Вероника Семеновна.
— Как хорошо, что ты у меня есть, — повторяла пожилая женщина. — Не представляю, что бы делала без тебя.
— И я рада, бабуля, — отвечала Алина, целуя Веронику Семеновну в лоб. — Мы теперь одна семья.
Но через три недели что-то изменилось. Алина стала приходить реже. Сначала пропустила понедельник, сославшись на срочные дела. Потом не появилась в среду — позвонила, сказала, что задерживается на другом объекте. В пятницу пришла на час, наспех убралась и ушла.
— Внученька, что случилось? — спросила Вероника Семеновна. — Ты какая-то занятая стала.
— Дела, бабуль, — отмахнулась Алина. — Документы на квартиру оформляю, по инстанциям бегаю. Скоро всё закончится, тогда буду приходить чаще.
Вероника Семеновна кивнула, стараясь не показывать тревоги. Но внутри закралось беспокойство. Что-то пошло не так.
На четвёртой неделе Алина вообще перестала приходить. Звонила раз в день, говорила коротко: занята, решаю вопросы, скоро всё наладится. Вероника Семеновна осталась одна. Опять одиночество, опять тишина. Только теперь с горьким привкусом обмана.
Однажды утром пожилая женщина собралась к соседке Галине Петровне на чай. Взяла ключи, вышла из квартиры, закрыла дверь. Просидела у соседки два часа, вернулась. Вставила ключ в замок — не поворачивается. Попробовала ещё раз. Бесполезно.
Сердце застучало быстрее. Вероника Семеновна достала ключ, осмотрела его. Тот самый, родной. Попыталась снова. Замок не открывался.
— Что за... — пробормотала пожилая женщина, чувствуя, как руки начинают дрожать.
Позвонила в дверь. Один раз, второй, третий. Изнутри послышались шаги. Дверь распахнулась.
На пороге стояла Алина. Но не та добрая, заботливая внучка, а совершенно другой человек. Лицо холодное, взгляд жёсткий, губы сжаты.
— Тебе чего? — резко спросила Алина.
Вероника Семеновна опешила.
— Внученька, я... ключ не открывает замок. Наверное, заело что-то...
— Ничего не заело, — перебила Алина. — Я поменяла замок. Квартира моя, имею право.
Пожилая женщина застыла, не понимая услышанного.
— Как... твоя? Мы же договаривались... вместе жить...
— Договаривались? — Алина усмехнулась. — Это ты так думала. А я просто ждала, пока бумаги оформятся. Теперь квартира моя по закону. Можешь проверить в Росреестре.
— Но... но ты обещала! — голос Вероники Семеновны дрожал. — Ты говорила, что будешь заботиться обо мне! Что мы семья!
— Говорила, — равнодушно кивнула Алина. — Надо было что-то говорить, чтобы ты подписала дарственную. А теперь зачем мне тебя содержать? Своя квартира в центре — я её продам, деньги получу. А ты мне не нужна.
Вероника Семеновна схватилась за дверной косяк, чувствуя, как подкашиваются ноги.
— Ты... ты специально? Всё это время обманывала?
— Ну конечно, специально, — Алина закатила глаза. — Ты думала, мне правда нужна была старая больная бабка? Я работаю по схеме. Социальный фонд присылает к одиноким пенсионерам, я втираюсь в доверие, получаю квартиру. Проще простого. Ты уже седьмая по счёту.
— Седьмая? — прошептала Вероника Семеновна, не веря ушам.
— Ага, седьмая. — Алина достала из прихожей сумку, швырнула её Веронике Семеновне под ноги. — Вот твои вещи. Это всё, что ты можешь забрать. Остальное — моё.
— Алина, постой! — Вероника Семеновна попыталась войти в квартиру, но сиделка преградила путь.
— Даже не думай, — холодно произнесла Алина. — Ещё раз появишься здесь — вызову полицию. Квартира моя, документы оформлены. Ты больше не имеешь права находиться на этой территории.
— Но куда же мне идти? — Вероника Семеновна почувствовала, как из глаз брызнули слёзы. — У меня больше нет дома!
— Не моя проблема, — пожала плечами Алина. — Иди к детям, к друзьям, в ночлежку. Мне всё равно.
Дверь захлопнулась перед носом. Вероника Семеновна осталась стоять на лестничной площадке, глядя на облезлую краску двери. Сумка с вещами валялась у ног. Внутри что-то сломалось окончательно.
Соседка Галина Петровна услышала шум в коридоре, выглянула, увидела Веронику Семеновну. Пожилая женщина стояла неподвижно, по лицу текли слёзы.
— Вероника, что случилось? — Галина Петровна подошла ближе.
— Она... выгнала меня, — прошептала Вероника Семеновна. — Алина. Забрала квартиру и выгнала.
— Господи... Идём ко мне, — Галина Петровна взяла соседку под руку, повела к себе.
В квартире Галины Петровны Вероника Семеновна рассказала всю историю. Слова сыпались сбивчиво, путано, со слезами. Галина Петровна слушала, качая головой.
— Это мошенница, Вероника. Надо в полицию идти.
— В полицию? — Вероника Семеновна подняла красные от слёз глаза. — Но я же сама подписала дарственную...
— Всё равно иди. Может, что-то сделают.
Вероника Семеновна осталась ночевать у Галины Петровны. Спала плохо, ворочалась, просыпалась от кошмаров. Во сне видела Алину, которая улыбалась и обнимала её, называла бабулей. Потом лицо сиделки искажалось, становилось злым, и Вероника Семеновна просыпалась с криком.
Утром, собравшись с силами, пожилая женщина отправилась в отделение полиции. Дежурный офицер выслушал её внимательно, записал показания, попросил документы.
— Вы понимаете, что дарственная была оформлена законно? — спросил офицер, изучая бумаги. — Вы подписывали документы в присутствии сотрудника регистрационной службы. Были в трезвом уме, никто вас не принуждал силой.
— Но она обманула меня! — Вероника Семеновна сжала кулаки. — Специально втёрлась в доверие, притворялась заботливой, а сама всё время планировала забрать квартиру!
— Юридически это не считается мошенничеством, — развёл руками офицер. — Дарение было добровольным. Вы сами приняли решение переписать квартиру. Доказать обман практически невозможно.
— То есть ничего нельзя сделать? — голос Вероники Семеновны упал.
— Можете подать в суд, попытаться оспорить дарственную. Но шансы минимальные, — честно ответил офицер. — Обычно такие дела проигрывают. Документы оформлены правильно, нарушений нет.
Вероника Семеновна вышла из полиции с тяжёлым сердцем. Последняя надежда рухнула. Квартиру не вернуть.
Следующая остановка — социальный фонд. Вероника Семеновна пришла туда, требуя объяснений. Как могли прислать мошенницу? Почему не проверили Алину?
Сотрудница фонда, женщина лет сорока, выслушала с виноватым видом.
— Вероника Семеновна, нам очень жаль, — начала сотрудница. — Мы действительно недосмотрели. Алина предоставила поддельные документы, рекомендации. Мы провели проверку уже после вашего обращения — выяснилось, что у неё есть судимость за мошенничество. Но тогда мы не знали.
— Не знали? — Вероника Семеновна побледнела. — Судимость за мошенничество, и вы её прислали к пожилому человеку?
— Мы ужасно сожалеем, — повторила сотрудница. — Но юридически мы не несём ответственности. Дарственную вы оформили добровольно, без нашего участия.
— Значит, никто не поможет? — Вероника Семеновна встала. — Все просто разведут руками и скажут: сама виновата?
Сотрудница молчала, отводя взгляд.
Вероника Семеновна вышла на улицу. Ноги подкашивались, в глазах темнело. Надо было звонить детям. Хотя какой смысл? Но больше некому.
Набрала номер Сергея. Долгие гудки, потом щелчок.
— Алло, — недовольный голос сына.
— Серёжа, это мама, — Вероника Семеновна сглотнула ком в горле. — Прости, что беспокою, но у меня беда...
— Какая беда? — перебил Сергей. — Мам, я на работе, некогда.
— Меня обманули. Сиделка забрала квартиру, выгнала на улицу. Мне некуда идти...
Повисла пауза.
— Постой, постой, — голос Сергея стал жёстче. — Ты отдала квартиру чужому человеку? Серьёзно?
— Я думала, она хорошая, заботливая...
— Думала! — засмеялся Сергей зло. — Мам, ты в своём уме? Отдать квартиру первой встречной! Это же надо быть такой дурой!
— Серёжа, не надо так, — Вероника Семеновна почувствовала, как горло сжимается. — Помоги, пожалуйста...
— Помочь? Чем помочь? Квартиру вернуть не могу. А принять тебя к себе — извини, места нет. Живём в двушке, дети, жена. Куда ещё одного человека?
— Но я твоя мать...
— Мать, которая спустила единственную недвижимость в унитаз, — отрезал Сергей. — Извини, но это твои проблемы. Сама натворила, сама и разбирайся.
Связь оборвалась. Вероника Семеновна стояла с телефоном в руке, глядя в никуда.
Позвонила Ольге. Дочь ответила после пятого гудка.
— Мама? Что-то случилось?
— Оля, дочка, у меня беда, — начала Вероника Семеновна и пересказала всю историю.
Ольга слушала молча. Когда мать закончила, вздохнула.
— Мама, ну ты даёшь. Как можно было так наивно поступить?
— Я думала, она хорошая...
— Думала! — голос Ольги звучал раздражённо. — Первому встречному квартиру дарить! Это же глупость!
— Помоги мне, Оленька, — попросила Вероника Семеновна. — Хотя бы временно, пока не разберусь...
— Мама, я не могу. У меня муж, дети, работа. Снимаем трёшку, еле-еле вписываемся. Ещё одного человека не потяну.
— Но куда же мне идти?
— Не знаю, мама. Обратись в социальную службу, пусть они помогут. Ты сама во всём виновата, не мы. Прости, но я ничем не могу помочь.
Ольга повесила трубку. Вероника Семеновна опустила телефон. Дети отказались. Оба.
Социальная служба направила Веронику Семеновну в государственный пансионат для пожилых людей. Сотрудница объяснила, что мест в приличных домах престарелых нет, придётся идти в бюджетное учреждение.
Пансионат располагался на окраине города, в старом двухэтажном здании. Вероника Семеновна вошла внутрь и поморщилась. Запах лекарств и застоявшейся еды. Облезлые стены, тусклый свет, скрипучие полы.
Комната, куда поселили пожилую женщину, оказалась крошечной. Шесть коек, шесть тумбочек, один шкаф на всех. Соседки по комнате — старушки за восемьдесят, почти не разговаривающие. Одна постоянно бормочет что-то себе под нос, другая кашляет по ночам.
Еду давали три раза в день. Невкусную, пересоленную, холодную. Каша по утрам, суп в обед, макароны на ужин. Персонал — уставшие медсестры, которые выполняли обязанности механически, без участия.
Вероника Семеновна лежала на узкой койке, глядя в потолок. Как же быстро рухнула жизнь. Ещё месяц назад у неё была квартира, надежда на тепло и семью. А теперь — казённая койка в забытом Богом пансионате.
Слёзы высохли. Плакать больше не было сил. Осталась только горечь и жгучий стыд. Как можно было так ошибиться? Как можно было поверить чужому человеку, отдать единственное, что имела?
Соседка по койке закашлялась. Где-то в коридоре кричала другая старушка. Вероника Семеновна закрыла глаза.
Дети не простят. Квартиру не вернуть. Жизнь закончилась в этой серой, холодной комнате, где никому нет дела до того, что внутри каждой старушки — целая жизнь, воспоминания, надежды.
Вероника Семеновна повернулась к стене. Одиночество, от которого она так отчаянно пыталась убежать, догнало её здесь, в этом пансионате. Только теперь к нему добавились боль утраты и горький привкус собственной глупости.
Она отдала квартиру за призрак тепла. И поплатилась всем, что имела.