За окном моросил мелкий, противный дождь, словно сама природа решила оплакать этот день. Капли лениво стекали по стеклу, оставляя мутные дорожки, похожие на слезы, которые у Лены уже давно высохли. В квартире пахло валерьянкой, воском и той невыразимой, тяжелой затхлостью, которая всегда поселяется в доме после похорон.
Лена сидела на кухне, тупо глядя в одну точку на узоре клеенки. Ей казалось, что если она пошевелится, то хрупкий кокон оцепенения, в который она завернулась, чтобы не сойти с ума, треснет, и боль накроет её с головой. Игоря больше нет. Эту мысль она катала в голове как ледяной шарик, но та никак не хотела таять и превращаться в осознание.
В комнате слышался приглушенный звон посуды. Галина Петровна, мать Игоря, убирала со стола после поминок. Родственники разошлись быстро, словно стыдились своего живого присутствия рядом с чужим горем, и остались только они вдвоем. Две женщины, любившие одного мужчину, но так и не сумевшие найти общий язык даже сейчас.
Лена вздрогнула, когда свекровь вошла на кухню. Галина Петровна выглядела постаревшей сразу лет на десять. Ее лицо, обычно ухоженное и надменное, сейчас напоминало печеное яблоко, а глаза были красными и сухими. Она с грохотом опустила стопку тарелок в раковину и повернулась к невестке. В этом взгляде не было сочувствия. Там была черная, беспросветная пустота и затаенная злоба.
— Сидишь? — глухо спросила она. — Устала, бедная?
Лена подняла глаза, пытаясь найти в себе силы для вежливого ответа, но язык не поворачивался.
— Галина Петровна, давайте завтра все уберем. Я не могу сейчас, — тихо произнесла Лена.
— Завтра... — свекровь горько усмехнулась. — У тебя теперь много времени будет. Вся жизнь впереди. А у моего сына жизни больше нет.
Лена сжала кулаки под столом. Она знала, что Галина Петровна винит её. Винит в той глупой, пустяковой ссоре, после которой Игорь, хлопнув дверью, прыгнул в машину и поехал в ночь, на мокрой трассе не справившись с управлением на повороте. Это чувство вины грызло Лену изнутри похлеще любых слов, но слышать обвинения вслух было невыносимо.
— Не надо, пожалуйста, — прошептала Лена.
— Что не надо? Правду говорить? — голос свекрови окреп, налился визгливыми нотками. — Если бы ты ему нервы не мотала, он бы сейчас здесь сидел, чай пил! А теперь он в сырой земле, а ты... ты в его квартире осталась.
Лена закрыла глаза. Началось. Она знала, что этот разговор неизбежен, но надеялась, что хотя бы девять дней пройдут в тишине.
Их брак с Игорем длился всего два года, но для Галины Петровны это были два года непрерывной «обороны». Она с самого начала решила, что Лена — провинциалка, приехавшая покорять столицу и удачно выскочившая замуж за парня с перспективой. То, что «перспектива» заключалась в ипотечной двухкомнатной квартире на этапе котлована, за которую нужно было платить еще двадцать лет, Галину Петровну не волновало. Для неё это было родовое гнездо, пусть и купленное сыном в кредит.
— Квартира общая, Галина Петровна, — устало, но твердо сказала Лена. — Мы её вместе покупали.
— Вместе? — свекровь картинно всплеснула руками. — Не смеши меня. Игорь работал как проклятый, на двух работах пропадал! А ты что? Твоей зарплаты только на помаду и хватало.
Это была ложь, и они обе это знали. Лена работала бухгалтером в частной фирме. Зарплата была хорошая, но, как это часто бывает в небольших конторах, «серая». Официальная часть — минималка, остальное — в конверте. У Игоря, занимавшегося ремонтом техники, ситуация была похожая: заказы шли потоком, но живые деньги он приносил наличными.
Они так и решили тогда: чтобы не светить лишние доходы и не возиться с переводами, все деньги складывали в общую шкатулку. А когда приходил день платежа по ипотеке, Игорь просто брал нужную сумму наличными, шел к банкомату и закидывал на свой счет, с которого списывался кредит. Кредит был оформлен на него, Лена шла созаемщиком, но формально плательщиком везде числился муж.
— Мы платили пополам, — Лена встала, чувствуя, как дрожат колени. — Каждый месяц я клала в конверт ровно половину суммы. Иногда даже больше, если у Игоря не было заказов.
— И где доказательства? — глаза свекрови сузились, превратившись в две колючие щелки. — Бумажки у тебя есть? Чеки? Переводы?
Лена замолчала. В этом и была вся проблема. Все выплаты были наличными, доказать вложения невестки почти невозможно. Они жили как нормальная семья, доверяли друг другу, не думали о том, что нужно собирать расписки с собственного мужа. Кто же знал, что жизнь оборвется так внезапно?
— Вот именно, — торжествующе, но со злым надрывом произнесла Галина Петровна. — Нет у тебя ничего. Квартира на Игоре. Платил Игорь. Значит, это его имущество. А я — его мать, наследница первой очереди, такая же, как и ты.
Она подошла ближе, и Лена почувствовала запах её тяжелых, сладковатых духов, который теперь смешивался с запахом горя.
— Я не позволю, чтобы квартира моего сына досталась тебе целиком, — прошипела свекровь. — Я вступаю в наследство. Моя доля там есть. И я хочу получить за неё деньги. Сразу.
— У меня нет таких денег, чтобы выкупить вашу долю, — Лена почувствовала, как к горлу подкатывает паника. — Вы же знаете, все накопления ушли на первоначальный взнос и ремонт. И похороны...
— Это твои проблемы, — отрезала Галина Петровна. — Продавай квартиру, разменивай, бери еще кредиты — мне все равно. Но память о сыне я тебе топтать не дам. Через полгода я приду за своим.
Она развернулась и вышла из кухни, оставив Лену одну в сгущающихся сумерках. Вскоре хлопнула входная дверь. Лена опустилась обратно на стул и закрыла лицо руками. Ей казалось, что стены, которые они с Игорем с такой любовью красили в светло-бежевый цвет, теперь надвигаются на неё, готовые раздавить.
Следующие несколько месяцев превратились для Лены в тягучий кошмар. Днем она работала, стараясь загрузить себя отчетами так, чтобы не оставалось времени на мысли, а вечерами возвращалась в пустую квартиру, где каждая вещь напоминала о муже. Зубная щетка в стакане, забытая на полке книга, его тапочки в прихожей — все это кричало о том, что он просто вышел и скоро вернется. Но он не возвращался.
Вместо него возвращалась реальность в лице звонков Галины Петровны. Свекровь не давала о себе забыть. Она звонила не часто, но метко, каждый раз интересуясь, нашла ли Лена деньги.
Лена сходила к юристу. Молодой парень в очках долго листал документы, хмурился, а потом снял очки и потер переносицу.
— Ситуация сложная, Елена Викторовна, — честно сказал он. — Квартира приобретена в браке, значит, половина — это ваша супружеская доля. Оставшаяся половина — наследственная масса. Наследников двое: вы и мать. Значит, эта половина делится пополам. Итого у вас три четверти квартиры, у свекрови — одна четверть.
— Четверть... — прошептала Лена. — Но она требует половину стоимости всей квартиры! Говорит, что раз платил Игорь, то вся квартира фактически его, а я там никто.
— Говорить она может что угодно, — успокоил юрист. — По закону, даже если платил только муж, имущество, нажитое в браке, считается общим. Если нет брачного договора. Его нет?
— Нет.
— Тогда четверть. Но проблема в другом. Четверть в однокомнатной или двухкомнатной квартире — это так называемая «незначительная доля», если там нельзя выделить изолированную комнату. У вас комнаты смежные или раздельные?
— Раздельные.
— Плохо. Она может через суд потребовать определить порядок пользования и вселиться в одну из комнат. Или продать свою долю «черным риелторам», если вы откажетесь выкупать. Нервы они вам попортят изрядно. А доказать, что вы вкладывали свои деньги, чтобы увеличить свою долю или уменьшить её претензии... Без банковских выписок это практически нереально. Суды верят документам, а не словам.
Лена вышла из офиса юриста с тяжелым сердцем. Четверть квартиры в Москве — это огромные деньги, которых у неё не было. Ипотеку тоже никто не отменял — теперь ей приходилось платить всю сумму одной, что съедало почти весь её бюджет.
Время шло. Полгода пролетели незаметно, как один серый день. Наступил срок вступления в наследство. Галина Петровна действовала решительно. Она оформила документы на свою долю быстрее, чем Лена успела опомниться, и буквально через неделю явилась в квартиру. Не одна. С ней был какой-то грузный мужчина с папкой под мышкой.
Лена открыла дверь, даже не спрашивая «кто там». Она знала.
— Здравствуй, Лена, — сухо бросила свекровь, проходя в коридор не разуваясь. — Знакомься, это риелтор, Сергей. Мы пришли оценить мою комнату.
— Вашу комнату? — Лена встала в проходе, преграждая путь. — Галина Петровна, здесь нет вашей комнаты. У вас доля в праве, а не конкретные метры.
— Не умничай, — оборвала её свекровь. — Суд определит, где чьи метры. А пока я хочу показать Сергею, что мы будем продавать. Или ты передумала и готова заплатить?
Мужчина-риелтор смотрел на Лену оценивающе, с профессиональным цинизмом.
— Девушка, давайте по-хорошему, — прогудел он басом. — Доля проблемная, конечно, но покупатели найдутся. Семья из ближнего зарубежья, например. Им прописка нужна. Заселятся человек пять... Сами понимаете, жизнь у вас тут станет веселая. Лучше договориться с мамой.
«С мамой». Это слово резануло слух.
— Сколько? — спросила Лена, глядя прямо в глаза свекрови.
— Четыре миллиона, — выпалила Галина Петровна. — И я откажусь от претензий.
— Это грабеж. Это больше, чем стоит четверть этой квартиры, даже по рынку! — возмутилась Лена. — К тому же квартира в залоге у банка!
— А мне плевать, — лицо свекрови исказилось. — Игорь на тебя тратил все деньги! Ты жила за его счет, сыр в масле катала, пока я копейки считала! Это компенсация. За сына.
Лена смотрела на эту женщину и вдруг поняла: дело не в деньгах. Вернее, не только в них. Галина Петровна искренне верила, что Лена — паразит, присосавшийся к её идеальному сыну. Свекровь создала в своей голове миф о богатом сыне и нищей невестке, и теперь мстила этому мифу.
— Уходите, — тихо сказала Лена. — Я встречусь с вами в суде.
— Ну смотри, — зло прищурилась Галина Петровна. — Потом сама приползешь, да поздно будет.
Когда дверь за ними захлопнулась, Лена сползла по стене на пол. Ей хотелось выть. Но вместо этого она встала, прошла на кухню и налила стакан воды. Руки дрожали. Взгляд упал на старую коробку из-под обуви, стоявшую на антресолях, которую она достала вчера, чтобы перебрать документы, но так и не открыла. Там Игорь хранил всякую мелочевку: гарантийные талоны на холодильник, инструкции, старые зарядки.
Лена механически потянула коробку к себе. Ей нужно было что-то делать руками, чтобы отвлечься. Она высыпала содержимое на стол. Провода, чеки из строительных магазинов, которые уже выцвели до белизны...
Среди вороха бумаг лежал старый, потрепанный блокнот в черной обложке. Лена никогда раньше не обращала на него внимания. Она открыла первую страницу. Почерк Игоря.
«Январь. Зп — 80. Халтура — 20. Итого 100».
«Расходы: Кредит — 45. Еда — 15. Маме — 10».
Лена замерла. Она начала листать страницы. Игорь, с его педантичностью инженера, вел двойную бухгалтерию. Не для налоговой, а для себя. Он записывал абсолютно все доходы и расходы.
«Февраль. Лена дала 25 на ипотеку. Я добавил 20. Маме на лекарства — 5».
«Март. Лена премия — 30 (в конверте). Отложили на отпуск. Ипотека — Лена 22500, я 22500».
В блокноте были записи за все два года. Каждая сумма, которую Лена приносила домой в том самом «сером» конверте, была зафиксирована рукой Игоря. Даты, цифры, комментарии. «Ленка молодец, вытянула этот месяц, у меня голяк», — было написано напротив одного из осенних месяцев.
Слезы снова потекли по щекам Лены, но теперь это были другие слезы. Она гладила знакомый почерк, словно касалась руки мужа. Он словно знал. Словно оставил ей эту соломинку, чтобы она не утонула.
Но блокнот — это не официальный документ. Юрист говорил, нужны банковские выписки. Лена лихорадочно соображала. Она вспомнила, как именно снимала деньги. Всегда в одном и том же банкомате возле работы, всегда в день зарплаты — десятого числа.
Она схватила телефон и открыла приложение банка. История операций. Фильтр по снятию наличных.
10 января — снятие 25 000 руб.
10 февраля — снятие 25 000 руб.
10 марта — снятие 30 000 руб.
Даты снятия наличных у Лены идеально, день в день, совпадали с записями в блокноте Игоря о получении денег от жены. А на следующий день в выписке Игоря (которую Лена могла запросить как наследница) всегда шло внесение наличных на кредитный счет.
Эта цепочка была косвенной, но вместе с детальным дневником мужа она превращалась в железобетонный аргумент. Это было доказательство ведения совместного хозяйства и равного участия в бюджете. Более того, записи «Маме — 10», «Маме — 15» встречались подозрительно часто.
Лена взяла калькулятор. За два года набежала приличная сумма, которую Игорь тайком от жены передавал матери. Лена никогда не была против помощи родителям, но Галина Петровна всегда жаловалась, что сын ей не помогает ни копейкой, выставляя Лену жадной мегерой, отбирающей у мужа всё.
— Значит, ни копейкой... — прошептала Лена.
На следующий день она позвонила свекрови сама.
— Нам надо встретиться, — сказала она ровным голосом. — Без риелторов. Приезжайте, я покажу вам кое-что.
Галина Петровна приехала быстро, видимо, решив, что Лена сломалась и готова платить. Она вошла в квартиру с видом победительницы.
— Ну что, надумала? — спросила она, усаживаясь на стул в кухне.
Лена молча положила перед ней черный блокнот, открытый на странице с записями за последний месяц жизни Игоря.
— Что это? — свекровь брезгливо ткнула пальцем в страницу.
— Это бухгалтерия Игоря. Он записывал всё. Посмотрите внимательно. Вот здесь: «Лене на сапоги не хватило, добавил 2 тысячи». А вот здесь: «Маме на санаторий — 40 тысяч». Помните тот санаторий, Галина Петровна? Вы тогда сказали мне, что путевку вам дал профсоюз.
Лицо свекрови пошло красными пятнами.
— И что? Сын матери помогал, это преступление?
— Нет, не преступление, — Лена открыла приложение банка на телефоне и положила рядом. — А вот здесь записи о том, кто платил за ипотеку. Смотрите. Дата, сумма. «Лена внесла половину». И вот моя выписка из банка. Даты совпадают до минуты.
— И ты думаешь, этот писульки в суде примут? — фыркнула Галина Петровна, но в её голосе появилась неуверенность.
— Примут, — уверенно соврала Лена. Юрист говорил, что шансы 50 на 50, но свекрови этого знать было не обязательно. — В совокупности с выписками — примут. Но дело даже не в этом. Я тут посчитала... Если мы пойдем в суд, я подам встречный иск. О признании части денег, которые Игорь передавал вам, неосновательным обогащением. Ведь это были деньги из семейного бюджета, переданные без моего согласия. Суммы тут большие. За два года на полмиллиона наберется. Плюс судебные издержки.
Это был блеф чистой воды. Вернуть подаренные маме деньги было почти невозможно. Но Галина Петровна была женщиной старой закалки, для которой суд был чем-то страшным и позорным, а слово «неосновательное обогащение» звучало как приговор.
— Ты... ты на мать мужа в суд подашь? — задохнулась она. — Совести у тебя нет!
— А у вас? — тихо спросила Лена. — Вы хотите выгнать меня из дома, за который я платила наравне с Игорем. Вы лгали мне в лицо, что он вам не помогает, а сами тянули из него деньги, пока мы на всем экономили. Вы называли меня нахлебницей, хотя прекрасно знали, что это не так.
Галина Петровна молчала. Она листала блокнот, и её пальцы дрожали. Она видела знакомый почерк сына, видела эти сухие цифры, за которыми стояла их жизнь. Возможно, ей стало стыдно. А возможно, она просто испугалась потерять те деньги, что уже получила.
— Чего ты хочешь? — буркнула она, не поднимая глаз.
— Справедливости, — ответила Лена. — Мы оценим квартиру у независимого оценщика. Вычтем остаток долга банку. Оставшуюся сумму поделим. Я выплачу вам стоимость вашей четверти. Реальную стоимость, а не ваши фантазии. В рассрочку. Оформим все у нотариуса.
Свекровь долго смотрела в окно. Дождь на улице закончился, и сквозь тучи пробивалось бледное, негреющее солнце.
— Хорошо, — наконец выдавила она. — Но только чтобы без судов. Не хватало еще фамилию полоскать.
Они оформили сделку через месяц. Лена взяла потребительский кредит, чтобы отдать первый взнос свекрови, и договорилась о ежемесячных выплатах остатка. Ей пришлось найти подработку, и теперь она приходила домой совсем без сил, падая в кровать.
Галина Петровна больше не звонила. После того как она поставила подпись под договором купли-продажи своей доли, она словно исчезла из жизни Лены.
Однажды вечером, разбирая последние коробки на антресолях, чтобы освободить место, Лена снова наткнулась на черный блокнот. Она хотела убрать его подальше, но он раскрылся на последней заполненной странице. Там не было цифр. Там была всего одна фраза, написанная карандашом, видимо, в минуту какой-то слабости или раздумий:
«Как же я устал быть между двух огней. Надеюсь, когда-нибудь они поймут, что я люблю их обеих».
Лена провела пальцем по строчке. Боль от потери никуда не делась, она просто стала тише, глуше. Она закрыла блокнот и положила его обратно в коробку.
Квартира теперь была полностью её. Пустая, тихая, с недоделанным ремонтом в коридоре. Но это был её дом. И где-то здесь, в этих стенах, в этих цифрах старого блокнота, все еще жила любовь Игоря, которая, в конце концов, и защитила её.
Лена подошла к окну. Внизу, во дворе, играли дети, кто-то парковал машину, жизнь шла своим чередом. Она прислонилась лбом к холодному стеклу и впервые за полгода позволила себе не плакать, а просто дышать. Глубоко и ровно. Завтра будет новый день, и нужно будет платить по счетам — во всех смыслах. Но теперь она знала, что справится.
Подписывайтесь на канал и ставьте лайк, чтобы не пропустить новые истории!