Татьяна в 50 лет решилась на СМАС-лифтинг лица, верхнюю блефаропластику и уменьшение груди с 5-го до 2,5 размера у пластического хирурга Коваля Сергея Николаевича – и теперь слышит только «как ты помолодела и похорошела». В статье – честный рассказ о подготовке к пластической операции, выборе врача, реабилитации после СМАС-лифтинга и редукционной маммопластики, а также о том, почему современная пластика может выглядеть естественно и безопасно.
Иногда бывает так: вам всего «чуть за 50», а в зеркале – усталое лицо, поплывший овал, нависшие веки и грудь, которая уже не украшает, а мешает жить. Кремы и уход больше не «тянут», косметология даёт всё менее заметный эффект, а мысль о пластике будто сидит где-то на заднем плане много лет… и одновременно пугает: «А вдруг будет больно? А вдруг я себя не узнаю? А вдруг всё пойдёт не так?»
Татьяна – одна из тех женщин, кто не остановился на этих «а вдруг». В 50 лет она решила сделать шаг, о котором давно думала, и пришла к пластическому хирургу Ковалю Сергею Николаевичу. Сначала – СМАС-лифтинг нижней и средней зоны лица и верхняя блефаропластика, потом – редукционная маммопластика (уменьшение груди) с пятого до комфортного второго с половиной размера.
В этом интервью Татьяна честно рассказывает, как выбирала врача, чего боялась перед операцией, как проходили первые сутки в стационаре, почему однажды «урок жизни» ей преподнёс обычный ботинок и что она чувствует сейчас, когда может спокойно ходить без бюстгальтера и смотреть на себя в зеркало с удовольствием. А за кадром остаётся главное: профессионализм хирурга, который не просто оперирует, но и ведёт пациента 24/7, не оставляя один на один ни со страхами, ни с реабилитацией.
Это не история про «новое лицо» и «другого человека». Это история про то, как современная пластическая хирургия может мягко вернуть угол молодости, открытый взгляд и лёгкость в теле – если рядом оказывается свой врач и вы готовы сделать шаг навстречу себе.
«Я всегда знала, что сделаю пластику»: как Татьяна в 50 лет решилась на операцию и почему выбрала именно этого хирурга
– Татьяна, расскажите, пожалуйста, какие у вас были операции. Сергей Николаевич сказал, что их было две, и шли они последовательно.
– Да, всё верно, было две операции подряд.
– Давайте начнём с самого начала. Почему вы вообще захотели что-то менять?
– Вы знаете… Тут, наверное, два уровня ответа: «почему вообще» и «почему именно у Сергея Николаевича». Если про «вообще»… Мне исполнилось 50 лет. Я посмотрела на себя внимательно – не одним глазом в зеркале, а вот прямо честно. Стало очень заметно, что процесс идёт: кожа уже не такая, как раньше, овал поплыл. Косметология перестала вытягивать. То есть эффекты есть, но уже не те, чтобы сказать: «О, все проблемы решены».
– В какой момент вы это особенно остро почувствовали?
– По фотографиям. Берёшь снимки пятилетней давности – и видишь, как ты выглядела тогда. Смотришь на себя сейчас… и понимаешь, что это уже две разные женщины. Мне как раз было 50, я это увидела и честно сказала себе: «Ну всё, косметология своё отработала, дальше нужна пластика».
– Для вас это было неожиданным решением или вы давно к нему шли?
– Честно? Я всегда знала, что когда-нибудь сделаю пластическую операцию. У меня никогда не было этого страха, который часто бывает у женщин: «ой, резать, наркоз, вдруг что-то пойдёт не так…». Нет. Я как-то внутренне была к этому готова. Просто ждала момента, когда станет понятно: «Вот теперь – пора».
– То есть вопрос был скорее во времени и в выборе врача?
– Да. И во внешности тоже. Для меня эстетический вид всегда был на первом месте. Я всю жизнь за собой ухаживаю, это для меня как чистить зубы – само собой разумеющееся. Дочка с детства видела, как мама всегда что-то делает с лицом, с волосами, кремчики, масочки… Сейчас она уже взрослая, работает в сфере моды и красоты. И говорит: «Мам, это благодаря тебе. Я с детства видела, как ты себя приводишь в порядок».
– То есть для вас «быть по красоте» – это образ жизни, а не разовая история?
– Именно. Мне всегда нужно было быть «по красоте», как я это называю. Аккуратной, ухоженной, собранной.
– А почему это так важно? Рабочий момент, общение с людьми, самооценка?
– Всего понемногу. У меня работа всегда была связана с людьми. Там хочешь не хочешь – ты на виду. Но даже дело не в этом. Для меня важно и перед людьми хорошо выглядеть, и самой себе нравиться.
– То есть и самооценка, и впечатление, которое вы производите?
– Да. Вы же знаете, у нас до сих пор встречают по одёжке. Внешность никуда не убрать из этой формулы. Если я хорошо выгляжу, у меня и внутреннее состояние другое: я увереннее, спокойнее, легче общаюсь. Так что тут и для себя важно, и для общения с людьми.
– Возвращаясь к пластике. Вы сказали, что давно были к ней внутренне готовы. Поговорим теперь о самом сложном – о выборе хирурга. Как вы искали «своего» специалиста?
– Честно скажу: про Сергея Николаевича я знаю давно, лет десять уже. Ещё тогда, когда вообще о пластике всерьёз не думала. Просто увидела рекламу в нашем городе, где он тогда работал.
– То есть это было задолго до ваших операций?
– Да, задолго. Я увидела рекламу, зашла почитать, кто он такой, какие операции делает. Потом оказалось, что его знают мои знакомые, у некоторых он оперировал. В администрации, где я работала, тоже были женщины, которые делали у него пластику. Я видела результаты – и просто так, про себя, отметила: «Интересный доктор. Возможно, когда-нибудь, если соберусь, пойду к нему».
– Но когда «время подошло», вы всё равно смотрели и других хирургов?
– Конечно. Я человек рациональный, мне важно сравнить. Я просматривала сайты, работы других докторов, читала отзывы. Но ключевым всё равно стало то, что я услышала про Сергея Николаевича от очень близкого человека.
– От кого именно?
– От подруги. Её дочка делала у него операцию по увеличению груди. И вот тут меня, честно, окончательно «подкупило» даже не то, как выглядел результат, а как он ведёт пациента.
– Что именно вас впечатлило в его подходе?
– То, что он не относится к операции как к «отрезал – зашил – до свидания». К сожалению, такое бывает: хирург соперировал, дальше перевязки делает кто-то из сестёр, связь с врачом минимальная. А здесь – совсем другая история.
Подруга рассказывала, что Сергей Николаевич всегда на связи. Что у них есть прямой контакт в WhatsApp, что можно написать ему в любое время, если что-то беспокоит, страшно, больно, непонятно. Он не исчезает после операции.
– То есть чувство, что ты под присмотром, а не брошен один на один со страхами?
– Да, именно. Он реально ведёт пациента. Если что-то не так, он говорит: «Приезжайте, я посмотрю». Если нужно, приедет на работу вне графика, чтобы оценить состояние. Не отмахивается, не делает вид, что «это всё ерунда, потерпите». Он прислушивается. Помогает. И это для меня было очень важно.
– Получается, выбор сложился из нескольких слоёв: вы давно слышали о докторе, видели его работы, знали людей, которых он оперировал, и услышали от близких, как он ведёт пациента после операции?
– Так и есть. Информация копилась годами. Сначала просто реклама – и любопытство. Потом реальные люди вокруг, с конкретными историями и результатами. А когда подруга рассказала, как он поддерживал её дочь после операции, для меня всё встало на свои места.
– И когда наступил тот момент в 50 лет, когда вы сказали себе «косметология уже не справляется», пазл сложился окончательно?
– Да. Время подошло, внутреннее решение созрело, и из всех вариантов я вернулась к тому самому доктору, которого «приметила» ещё десять лет назад. Вот так мой выбор и остановился на Сергее Николаевиче.
«Минус пять килограммов и минус два размера груди»: как Татьяна готовилась к операции и научилась снова любить своё тело
– То есть у вас совсем не было опасений, мыслей «а вдруг что-то пойдёт не так»?
– Было, конечно, – улыбается Татьяна. – Я же не железная. Думаю, как у всех: а вдруг что-то пойдёт не так, а вдруг результат будет не тем, о котором мечтаю. Это нормально, когда речь идёт об операции.
– Что помогло эти страхи пройти?
– Консультация с Сергеем Николаевичем. Когда я к нему пришла и мы всё подробно обсудили, я вышла с чётким ощущением: «Я буду делать у него». Он буквально разложил всё по полочкам: что может быть, что не может быть, какие риски, какие варианты результата.
– То есть не обещал «чудо без единого шва», а честно рассказал, как всё бывает на практике?
– Именно. И при этом он посмотрел на меня и спокойно сказал, что всё будет хорошо. И как-то… расположил к себе. У него такая манера общения: уверенная, спокойная, без суеты. Плюс я, конечно, смотрю на опыт. У него стаж в хирургии и пластической хирургии очень большой. Для меня это было ключевым моментом.
– А как близкие отнеслись к вашему решению? Кто-то отговаривал, не понимал, зачем вам это нужно?
– Вы думаете, я сильно кому-то рассказывала? – смеётся Татьяна. – У меня мама до сих пор не знает, что я делала какие-то операции. Она просто видит: дочь прекрасно выглядит, посвежела, помолодела. И всё. Для неё на этом история заканчивается.
– То есть вы сознательно решили не вовлекать её в подробности?
– Да. Я понимала, что она будет переживать, накручивать себя, задавать тысячу вопросов. Мне это было совсем не нужно. Знали только две мои близкие подруги. Они, наоборот, меня подбадривали: «Классно! Давай! Давно пора!»
– Среди них была та самая подруга, чья дочь оперировалась у Сергея Николаевича?
– Да. И она сказала буквально так: «Даже не сомневайся и никому больше не ходи». Её уверенность меня очень поддержала.
– Давайте теперь про подготовку к операции. Был ли у вас какой-то специальный режим – диета, образ жизни?
– Да, подготовка была. К тому моменту я ещё немного поправилась. И когда мы с Сергеем Николаевичем обсуждали первую операцию, это был смас-лифтинг нижней и средней зоны лица, он честно сказал: «Было бы идеально, если бы вы похудели килограммов на пять».
– То есть сначала вы обсудили лицо?
– Да. Лицо как раз «поплыло» после пятидесяти. У меня не было проблемы с верхней третью, лбом и так далее. Основная беда – это нижняя часть: овал и вот эти мои ненавистные брыли. Я их так и называю – «дурацкие брыли».
– И доктор объяснил, почему важен вес?
– Конечно. Он сказал, что операцию он сделает в любом случае, но если я потом буду худеть, кожа и ткани будут ещё меняться, и это может повлиять на результат. А если сначала убрать лишние килограммы, а потом уже подтягивать, всё ляжет идеально.
– И вы решили, что похудеете во что бы то ни стало?
– Я прямо на консультации сказала: «Хорошо. Я похудею на пять килограммов и приду на операцию». Это было в декабре. А в конце февраля я уже легла в операционную.
– То есть два–три месяца вы осознанно готовились: следили за питанием, снижали вес, настраивались морально?
– Да. Для меня это было не просто «хочу быть худее», а часть пути к результату. Я понимала, что делаю это не ради цифры на весах, а ради того, чтобы лицо после смас-лифтинга выглядело максимально гармонично.
– Первая операция – смас-лифтинг нижней и средней зоны лица. А как появилась вторая – редукционная маммопластика, уменьшение груди?
– О ней я мечтала даже не меньше, чем о лице. Вторая операция была именно редукционная маммопластика – уменьшение груди.
– То есть вы не увеличивали, а наоборот уменьшали бюст?
– Да, уменьшали. И я этого хотела очень давно. У меня всегда был полный третий размер груди. Всё было хорошо, всё устраивало. Но после ковида всё изменилось.
– Что именно случилось после болезни?
– Я переболела ковидом, у меня пошёл гормональный сбой, я начала поправляться. И больше всего – в груди. Она стала очень большой. Реально очень. Я уверена, что это была гормональная история.
– До этого был третий размер, а потом?
– А потом стал пятый. Представляете? Был полный третий, а после ковида – пятый. И это было уже не «женственная пышность», а тяжесть.
– Что вас больше всего беспокоило – внешний вид или физический дискомфорт?
– Всё вместе. Это было жутко неудобно и тяжело. Одежда сидела плохо, бюстгальтер пятого размера – это испытание, а не деталь гардероба. Плечи устают, спина ноет, в жару вообще кошмар. Вещи не смотрятся, всё как будто «навешано».
– Женщины с большим размером груди сейчас наверняка узнают себя в ваших словах.
– Я таких женщин прекрасно понимаю. Поэтому честно всем рекомендую редукционную маммопластику, если грудь мешает жить. Это совершенно другие ощущения. После операции ты наконец чувствуешь, что тело – твоё, а не какой-то тяжёлый рюкзак, который всё время носишь на груди.
– Какой размер у вас сейчас?
– Сейчас у меня второй с половиной. Вместо пятого, можете себе представить? И я… я просто балдею, – смеётся Татьяна. – Я себя ощущаю какой-то молодой девочкой.
– Это, наверное, очень яркое ощущение – когда тело становится легче.
– Легче – и физически, и психологически. Я теперь спокойно хожу без бюстгальтера, и у меня всё красиво. Ничего не висит, ничего никуда не «торчит». Всё аккуратно, подтянуто.
– Вы прямо сейчас говорите об этом так, как будто снова смотрите на себя в зеркало.
– Так и есть. В одежде всё сидит идеально. Я надеваю вещи, которые раньше даже не рассматривала, и не думаю: «А как это будет на пятом размере груди?» Сейчас я просто выбираю то, что нравится, и наслаждаюсь.
«День Х под наркозом и первый взгляд в зеркало»: как проходит SMAS-лифтинг и блефаропластика шаг за шагом
– Значит, сначала у вас была операция на лице. Лицо – в приоритете. Что именно вы делали?
– Я делала SMAS-лифтинг нижней и средней зоны лица и верхнюю блефаропластику, – рассказывает Татьяна. – Всё в один заход, в комплексе.
– То есть сразу и подтяжка, и веки?
– Да, всё вместе. Смысла растягивать по разным операциям не было: раз уж ложиться под наркоз, то сделать сразу всё, что нужно.
– Сколько дней вы провели в стационаре после этого?
– Три дня. И это, по-моему, идеальный срок. Первые сутки ты отходишь от наркоза, тебе вообще ничего не хочется – главное, что за тобой ухаживают. Сергей Николаевич приходил, навещал, смотрел, всё ли в порядке, всё ли ему нравится по результату. Каждый день перевязки. И на четвёртые сутки – выписка, подробные рекомендации и дальше уже связь с врачом 24/7.
– Давайте прямо по шагам. День операции. Вы приезжаете в клинику – что происходит дальше?
– У нас была заранее договорённость по времени, когда я должна приехать. К этому моменту все анализы уже были сданы. Их, естественно, смотрит и сам доктор, и анестезиолог: кровь, основные показатели, чтобы всё было в норме. Это была операция 24-го года, поэтому детали анализов я уже не вспомню, но обследование было полноценным.
– То есть сначала: похудели, сдали анализы, врачи всё одобрили – и назначили день операции?
– Да, именно так. Я немного схуднула – те самые минус пять килограммов, о которых мы говорили, и после этого мне назначили дату. В день операции я приехала с утра, естественно, натощак.
– Как вас готовили уже непосредственно перед операцией?
– Сначала меня осмотрели, померили давление, температуру, всё как положено. Потом сделали успокаивающий укол, чтобы я не переживала. Всё равно волнуешься, как ни крути. Какой именно препарат – не скажу, но что-то вроде лёгкого успокоительного, чтобы снять внутреннее напряжение.
– Медперсонал помогал справиться с волнением?
– Очень. Медсёстры всё делали мягко, аккуратно, спокойно разговаривали, настраивали, чтобы я не накручивала себя. Надели специальные чулки – противотромбозные, компрессионные. Это важно на время операции. Дали чистое бельё, одежду для операционной. Потом проводили в операционную.
– Дальше включается команда операционной?
– Да. В операционной меня спокойно уложили, поставили катетер в вену. Анестезиолог разговаривал со мной, объяснял, что будет происходить, задавал вопросы, поддерживал контакт. Девочки-медсёстры в это время заплели мне косички – чтобы волосы не мешали. И всё это время мы разговаривали о чём-то отвлечённом, чтобы я меньше думала о том, что сейчас начнётся операция.
– То есть никто не бросает пациентку одну на столе под лампой, где страшно и холодно?
– Нет, вообще не так. Всё очень по-человечески: с тобой говорят, шутят, отвлекают. Потом анестезиолог потихоньку добавил препараты – и дальше я уже ничего не помню. Следующий кадр – я просыпаюсь в палате.
– Просыпаетесь в палате. Что дальше?
– Дальше начинается вот этот самый первый, странный день после наркоза. Ко мне постоянно заходила медсестра. Там такая история: после операции на лице, особенно когда делается SMAS-лифтинг, первые сутки вставать нельзя. Совсем.
– Совсем нельзя вставать?
– Да, именно. Это важно для того, чтобы не было отёков и лишнего давления, всё должно спокойно «улечься». У меня был катетер, чтобы не вставать. Медсестра приходила, поила меня с ложечки – водичкой.
– То есть питание – минимум, а главное – пить и отдыхать?
– Да. После наркоза есть вообще не хочется. Я в тот день не ела совсем, только пила понемногу. Плюс нужно восстановить глотательный рефлекс: во время наркоза же вставляется тонкая и мягкая трубочка в горло, а потом всё это должно снова «включиться» и работать. Я вам прям совсем подробно рассказываю, – смеётся Татьяна, – но это важные вещи, о которых обычно не знают.
– Как вы себя чувствовали в эти первые сутки?
– Честно? Хотелось только одного: чтобы меня оставили в покое, дали водички и дали поспать. И это нормально. Я пила и спала. Боли, какой-то жути – этого не было. Больше такая общая слабость после наркоза.
– А на следующий день?
– На следующий день катетер уже убрали, разрешили вставать, я почувствовала себя гораздо бодрее.
– Помните момент, когда впервые посмотрели на себя в зеркало?
– Очень хорошо помню. Я встала, подошла к зеркалу… Конечно, вся замотанная: бинты, повязки. Но всё равно видно. Видно, что овал лица подтянут. И самое главное – глаза.
– Вы переживали за глаза?
– Очень. Я всё думала: «А как будут выглядеть глаза?» Потому что веки – это такая деликатная зона, хочется, чтобы всё было естественно. И когда я посмотрела в зеркало, увидела, что глаза – прекрасные.
– Как выглядели швы на верхних веках?
– Шовчики на веках были заклеены такими телесными стикерами. То есть ничего красного, страшного, разъезжающегося – просто аккуратные полосочки. И при этом века уже без нависающей кожи, взгляд открытый.
– Больно было?
– Вот что удивительно – я вообще не помню, чтобы было больно. Ни в глазах, ни в лице. Есть отёк, да, есть ощущение натянутости, но именно боли – нет. И это тоже очень успокаивает.
– То есть уже на второй день вы смотрите в зеркало и видите не только бинты, но и первые результаты?
– Да. Уже видно, что лицо подтянуто, глазки открытые, вот это нависание ушло. И ты стоишь, вся такая перемотанная, но всё равно думаешь: «Ну ничего себе… Это я?» И становится приятно на себя смотреть – даже через повязки.
«Это был мне урок»: почему после пластики важно не геройствовать и слушать врача
– На второй день вы уже вставали. А третий день тоже провели в клинике?
– Да, ещё в клинике. Выписали меня только на четвёртые сутки. Формально всё зависит от самочувствия, но я считаю, что три дня «вылежать» в стационаре – идеально.
– Всё это время вас наблюдали – давление, температура?
– Обязательно. Каждое утро и вечером – давление, температура, таблетки, уколы. Антибиотики, конечно, тоже, после такого вмешательства без них никуда. Ты чувствуешь, что за тобой следят, что ты не одна, и это очень успокаивает.
– Потом вас выписали, вы поехали домой. Дальше вы были дома с бинтами. Перевязки делали сами или в клинике?
– О, вот здесь у меня своя отдельная история, – улыбается Татьяна. – Сама я перевязки не делала. Я через день ездила в клинику на перевязку. Всё под контролем: медсестра, доктор, осмотр.
– И всё шло хорошо до какого-то момента?
– Да. И тут началась «сага о ботинке», как я её называю. Дело было накануне 8 Марта. Я это помню очень хорошо. Приехала с перевязки домой, поднялась на свой этаж, начала снимать обувь…
– Казалось бы, обычное действие.
– Да. Причём меня заранее предупреждал Сергей Николаевич: никаких резких наклонов, не напрягаться, не тянуть, не пытаться всё самой. «Пусть вам помогают раздеваться, обувь снимать», – говорил он. Я послушно кивала: «Да-да-да».
– И что пошло не так?
– У меня были казаки без застёжек, такие замшевые, которые нужно стягивать, натягивая. Один особенно тугой. И вот я, уже на радостях, что всё хорошо заживает, думаю: «Да чего там, сама справлюсь». Это был, наверное, седьмой или восьмой день после операции.
– То есть уже появилось ощущение, что всё позади и можно не так строго следить за собой?
– Да, именно. Я сильно напряглась, чтобы стянуть этот ботинок, наклонилась – и в этот момент почувствовала, как будто что-то внутри «щёлкнуло». Не боль, а такой странный надрыв.
– Вы сразу поняли, что это не очень хорошо?
– Да. Буквально за 15–30 минут я почувствовала, что одну сторону лица как будто распирает изнутри, она начинает «надуваться». При этом до этого всё было просто идеально. А тут – раз, и ощущение, что что-то не так.
– Это был рабочий день?
– Да, по-моему, 6 марта, предпраздничный день, последний рабочий перед 8 Марта. Вечер, часов восемь уже. Я, естественно, сразу звоню Сергею Николаевичу: рассказываю, что сделала, что чувствую.
– Как он отреагировал?
– Очень спокойно, без паники, но очень чётко: «Срочно вызывайте такси и езжайте в клинику. Я тоже туда приеду». Он уже был дома, наверняка ужинал, но всё равно сорвался и приехал.
– Что оказалось в итоге?
– У меня лопнул сосудик, и начала надуваться гематома. На лице, да, как раз в зоне операции. Это был результат вот этого моего героизма с ботинком, – усмехается Татьяна. – Для меня это был большой урок.
– Что делали дальше?
– В клинике была медсестра, не дежурная, а «наша». Сергей Николаевич всё посмотрел и начал эту гематому эвакуировать. Честно скажу, я уже не помню технических деталей, но он всё это «вычистил».
– Больно было?
– Нет. Чувствительности в этой зоне поначалу всё равно почти нет, она со временем возвращается. Так что боли я не испытывала, только понимала, что что-то делают. Главное – что всё вышло наружу, а не куда-то внутрь.
– Вас снова оставили в клинике?
– Да, меня уложили ещё на сутки, понаблюдали. После этого я уже была паинькой и больше никаких таких экспериментов не устраивала. Потом всё заживало просто идеально, без осложнений. Сейчас вообще всё замечательно.
– То есть главный вывод – слушать врача не только на словах?
– Обязательно. Вот правда, обязательно. Врач говорит «не наклоняться, не тянуть, не напрягаться» – значит, это не просто так. Теперь я всем говорю: «Не геройствуйте после операции, это не время показывать самостоятельность».
– Скажите, когда уже бинты стали снимать, подключали ли какие-то дополнительные методики восстановления? Массажи, физиопроцедуры, что-то ещё?
– Да, расскажу. Уже дома я подключила микротоки. У меня есть свой аппаратик для микротоковой терапии – я делала процедуры сама. Очень хорошо.
– То есть микротоки – как поддержка восстановления тканей?
– Да. Такие же процедуры есть и в клинике, можно делать там. Но у меня была возможность делать дома, я знала, как. В остальном – никаких излишеств. Первые месяцы вообще лучше ничего лишнего не делать, только выполнять рекомендации врача.
– Были ли какие-то ограничения, которые вам особенно тяжело дались?
– О да. Целый месяц нельзя было мыть голову. Для меня это было прям испытание.
– Из-за швов под волосами?
– Именно. Швы в волосистой части головы, под волосами, и мочить их нельзя. Поэтому месяц – без мытья головы. Я, конечно, была в лёгком шоке, но пережила. Косички как заплели перед операцией, так я их и не трогала.
– То есть косички – не просто удобство, а часть подготовки к реабилитации?
– Конечно. Теперь я понимаю, что это было очень мудрое решение. Я ходила либо в головном уборе, либо просто в капюшоне. На улицу – капюшон, и всё, никто ничего особо не замечает.
– Вы в этот период работали или взяли паузу?
– Я не работала. Но сейчас, оглядываясь назад, понимаю: если бы нужно было выходить на работу, это было бы возможно. Через две недели лицо уже выглядело очень прилично.
– То есть примерно через 14 дней после SMAS и блефаропластики можно уже вернуться в обычную жизнь и людей не пугать?
– Да. Через две недели вполне можно выйти «в свет». Отёки ещё есть, но они уже не критичные. Если не говорить всем подряд: «Я только что сделала операцию», многие могут даже не понять, что было что-то серьёзное – просто подумают, что вы хорошо отдохнули и выспались.
«Ты просто отдохнула и похорошела»: как изменилась жизнь после пластики и почему Татьяна вернулась к тому же хирургу
– Может быть, немного про то, как вы общались с Сергеем Николаевичем уже после операции. Наверняка он просил приходить на контрольные осмотры?
– Конечно, да, обязательно. Я приходила на осмотр через месяц – он посмотрел, сказал, что всё прекрасно, всё идёт как надо. Потом ещё через полгода приходила. То есть это не история «сделал и исчез», а именно сопровождение: посмотрели, оценили результат, убедились, что всё заживает правильно.
– Были ли какие-то изменения в вашей жизни после операции? Может быть, вы заметили, что близкие стали по-другому на вас смотреть?
– Конечно. Вот это – сто процентов.
– В каком смысле?
– Кто-то, кто хорошо меня знает, конечно, мог догадываться, что я что-то сделала. Но большинство людей говорили одно и то же: «Татьяна, ты так прекрасно выглядишь! Отдохнула, похудела?» Я брала отпуск на месяц специально под операцию и восстановление. И со стороны это выглядело так, будто я просто съездила в отпуск и очень хорошо провела время.
– То есть окружающие замечали результат, но не всегда понимали, какой именно?
– Да. Кто не знал про операцию – до сих пор не знает. Родственники, например, мама. Я уже говорила: мама даже не в курсе. Она просто видит, что я выгляжу моложе, свежее – и радуется. Люди замечают, что я изменилась, помолодела, но не могут понять, «за счёт чего».
– Многие женщины боятся, что изменения будут слишком сильными – до неузнаваемости. Что люди перестанут узнавать. Вы это обсуждали с Сергеем Николаевичем?
– Сейчас уже точно не помню, как мы это формулировали, но в целом да, обсуждали. Понимаете, у меня такая операция, которая не «перекраивает» лицо. Мне кажется, сильнее всего внешность меняется, когда делают, например, нос. Тогда, да, лицо может стать совсем другим.
– Вы заранее знали, какого эффекта хотите?
– Да, мы с доктором это проговаривали. Мне не нужно было никаких модных сейчас «лисиих глазок», которые реально меняют лицо до неузнаваемости. Я сразу сказала: «Мне этого не надо».
– А что было нужно?
– Мне нужно было вернуть глазам молодой вид, убрать нависающую кожу на верхних веках. Не менять разрез глаз, не тянуть их куда-то «к вискам», а именно убрать лишнее. По лицу – главное было убрать брыли, подчеркнуть овал, восстановить так называемый «угол молодости».
– То есть не «новое лицо», а обновлённая, отдохнувшая версия себя?
– Вот именно. Я понимала, что я не превращусь в другого человека. Я останусь собой, просто уйдёт усталость, «поплывший» овал и нависшие веки. Результат, которого я хотела, – эффект отдохнувшего, помолодевшего человека. И я его получила.
– Сейчас очень важно проговорить: страхи, которые были у людей в 90-е, когда пластика ассоциировалась с «перекошенными лицами» и неестественными скулами, уже неактуальны, верно?
– Совершенно верно. Сейчас всё по-другому. Нормальная современная пластика – это не про «неузнаваемое лицо», а про то, что ты выглядишь так, как будто хорошо выспалась, съездила на хороший курорт и скинула лет десять. Никто не обязан видеть явный след операции. Мне вот этого «всё перекроить, скулы выдвинуть» совсем не надо было. Мне надо было подтянуть овал и убрать лишнюю кожу.
– Понимаю. Тогда задам традиционный вопрос в конце. Может быть, есть ещё что-то важное, что вы хотели бы сказать? О чём мы ещё не поговорили?
– Наверное, я повторюсь, но для меня это ключевой момент. Для меня было очень важно, что доктор не теряет связь с пациентом, а именно ведёт его. Я всегда знаю, что могу обратиться: если вдруг что-то пойдёт не так, появятся вопросы, сомнения, какие-то странные ощущения.
– То есть вы чувствуете, что не остались один на один со своим новым лицом?
– Да. Человек всегда ответит. Не формально, не «для галочки», а по-настоящему. Выслушает, проникнется, оценит ситуацию и назначит грамотное лечение, если оно нужно. И вот это – одна из главных причин, почему я пошла на вторую операцию именно к Сергею Николаевичу. Потому что я знаю: он не только хорошо оперирует, но и не бросает своих пациентов после операции.
История Татьяны легко могла бы сложиться иначе, если бы она когда-то махнула рукой: «Ну и ладно, возраст уже». Большая грудь продолжала бы тянуть плечи и спину, лицо – всё больше уставать, а в зеркале жила бы женщина, которая внутренне чувствует себя моложе, чем выглядит снаружи.
Но один визит на консультацию к Ковалю Сергею Николаевичу всё изменил. Спокойный разбор рисков, честный разговор без обещаний «вечной молодости», подробный план операций, тщательная подготовка, чёткое ведение после вмешательства, связь 24/7 – всё это сложилось в тот самый результат, когда окружающие говорят: «Ты так отдохнула и похорошела», даже не догадываясь, что за этим стоит работа пластического хирурга.
Если вы тоже ловите себя на мысли, что косметология уже не справляется, а возрастные изменения мешают вам чувствовать себя собой, не обязательно сразу ложиться на операционный стол. Первый шаг – это консультация с грамотным специалистом, который оценит показания, расскажет о возможных вариантах, рисках и реабилитации и честно скажет, что в вашем случае действительно поможет.
Запишитесь на консультацию к Ковалю Сергею Николаевичу, пластическому хирургу, на сайте клиники.
Обсудите с врачом, какие именно изменения вас беспокоят, какие методы подойдут именно вам, и как можно безопасно и аккуратно вернуть лицу и телу тот самый «эффект отдохнувшего, помолодевшего человека», о котором говорит Татьяна. Иногда достаточно одного профессионального разговора, чтобы страх уступил место спокойствию и осознанному решению о заботе о себе.
Читайте также: