– Полин, ну ты же сама понимаешь, – Сергей отвёл взгляд и стал медленно расстёгивать пуговицы на рубашке, будто это могло оттянуть неизбежный разговор. – Света осталась совсем одна. Квартиру, где она жила с этим… с бывшим, он отсудил. У неё ребёнок, Маше всего шесть лет. Куда ей с малышкой?
Полина почувствовала, как внутри всё сжимается – знакомое, тягучее чувство, когда разговор сворачивает туда, куда ей совсем не хотелось. Она поставила чашку с чаем на стол и села напротив мужа. Вечер был тёплый, майский, окна открыты, и в комнату врывался запах цветущей черёмухи из двора. Обычно этот запах успокаивал, а сегодня только раздражал.
– Сереж, – она старалась говорить ровно, – квартира досталась мне от бабушки. Только мне. В завещании всё чётко прописано. Это моя личная собственность. До брака. Ты же сам читал у нотариуса.
Сергей вздохнул, провёл ладонью по коротко стриженным волосам, в которых уже проблёскивала седина.
– Я всё помню. Но мы же семья. Света – моя сестра. Родная. Мы с ней в одной комнате росли, пока родители на двух работах пахали. Ты же знаешь, как тяжело маме было нас поднимать.
Полина знала. Знала всё: и как мама Сергея, Валентина Петровна, в девяностые торговала на рынке, и как отец уходил в запои, и как Света в шестнадцать лет сбежала с каким-то музыкантом, а потом вернулась с ребёнком на руках. Знала и молчала, потому что любила Сергея и считала, что чужое прошлое – не её ноша.
– Я не против помочь, – тихо сказала она. – Можем снять Свете квартиру, платить за неё год-два, пока она на ноги не встанет. Или дать денег на первый взнос по ипотеке. Но дарить долю в бабушкиной квартире… Это уже совсем другое.
Сергей посмотрел на неё так, будто она только что предложила выбросить его сестру на улицу.
– Ты серьёзно? Снимать? Чтобы она каждый месяц унижалась перед арендодателями? У неё ребёнок, Полин. Маленькая девочка. А ты говоришь «снять».
– А я говорю «моя квартира», – голос Полины всё-таки дрогнул. – Бабушка оставила её мне, потому что знала: я не продам, не разменяю, сохраню. Это последнее, что от неё осталось. Там каждая трещинка на паркете – воспоминание.
Сергей поднялся, подошёл к окну, постоял спиной. Плечи его были напряжены.
– Завтра родители придут, – сказал он, не оборачиваясь. – Хотят поговорить. Все вместе.
Полина замерла. Вот оно. Он всё-таки их позвал. Не спросил, не предупредил – просто поставил перед фактом.
– Ты уже всё решил за меня? – спросила она тихо.
– Нет. Но они хотят тебя увидеть. Объяснить. Света тоже будет.
Полина закрыла глаза. Она представила, как завтра в их уютной двушке соберётся вся эта родня: Валентина Петровна с её вечным выражением «я же мать», отец Сергей Иванович, который обычно молчит, но если скажет – то как приговор, и Света – с усталыми глазами и ребёнком на руках. И все они будут смотреть на неё, Полину, как на чужую, которая встала между «своими».
– Хорошо, – сказала она наконец. – Пусть приходят.
Сергей обернулся, в его взгляде мелькнуло облегчение.
– Спасибо, Полин. Я знал, что ты поймёшь.
Она ничего не ответила. Просто встала и пошла в спальню – ту самую, которую они снимали последние три года, потому что бабушкину квартиру сдавали, чтобы покрывать ипотеку за их новую, пока ещё недостроенную. Полина легла на кровать, уткнулась лицом в подушку и впервые за долгое время заплакала – тихо, чтобы Сергей не услышал.
На следующий день, в субботу, ровно в двенадцать раздался звонок в дверь. Полина открыла – и едва успела отойти в сторону: Валентина Петровна прошла первой, как всегда, будто в свой дом. За ней Сергей Иванович, за ним Света – бледная, с тёмными кругами под глазами, держа за руку Машу. Девочка робко прижалась к маме и смотрела на Полину огромными глазами.
– Здравствуйте, – сказала Полина, стараясь улыбнуться.
– Здравствуй, доченька, – Валентина Петровна обняла её крепко, с привычным уже привкусом духов «Красная Москва». – Ну что ж ты нас в прихожей держишь? Пойдём, сядем.
Они прошли в гостиную. Полина заранее поставила на стол чайник, варенье, печенье – всё как полагается. Сергей помогал рассаживать родителей, Света усадила Машу на диван и дала ей телефон, чтобы не мешала.
Первой начала Валентина Петровна – как и ожидалось.
– Полина, мы ж не чужие люди, – она сложила руки на коленях, взгляд прямой, без улыбки. – Светочка наша в беде. Совсем одна осталась. А у тебя квартира стоит пустая, сдаёте её каким-то чужим людям. Зачем? Когда родная сестра мужа без крыши над головой.
Полина посмотрела на Сергея – тот сидел рядом с матерью и молчал.
– Валентина Петровна, – начала она осторожно, – квартира не пустая. Мы её сдаём, потому что платим ипотеку за эту. Деньги нужны.
– Ну и что? – свекровь пожала плечами. – Перестанете сдавать – и всё. Пусть Света с Машей там живут. А ты оформишь на неё долю, чтобы спокойно было. Всё ж в семье останется.
Полина почувствовала, как кровь приливает к лицу.
– Это бабушкина квартира, – сказала она. – Она оставила её мне одной. Я не могу просто так взять и подарить долю.
Света подняла голову – впервые за всё время.
– Полина, я не прошу всю квартиру, – голос у неё был тихий, усталый. – Только долю. Чтобы у Маши было где жить. Я потом отработаю, всё верну…
– Чем ты вернёшь? – не выдержала Полина. – Ты сейчас даже на алименты подать не можешь, потому что он исчез. А я должна отдать то, что мне бабушка всю жизнь копила?
В комнате повисла тишина. Маша испуганно посмотрела на маму и прижалась к ней крепче.
Валентина Петровна вздохнула тяжело, как перед ударом.
– Эх, Полина, Полина… Я-то думала, ты за Сережу нашего замуж вышла, а не за его зарплату и твои метры. Оказывается, зря думала.
Полина почувствовала, как внутри всё обрывается. Она посмотрела на мужа – тот сидел, опустив голову, и молчал.
– Я вышла за Сергея, – сказала она тихо. – А не за то, чтобы решать чужие проблемы за счёт бабушкиного наследства.
– Это не чужие проблемы, – вдруг подал голос Сергей Иванович, отец. Голос у него был низкий, тяжёлый. – Это наша семья. А ты в неё вошла – значит, должна делиться.
Полина встала. Ноги дрожали, но голос уже не дрожал.
– Я вошла в вашу семью, – сказала она. – А не в коммунальную квартиру. И я не обязана дарить то, что мне оставила бабушка, только потому что у кого-то из ваших родственников не сложилась жизнь.
Света всхлипнула. Валентина Петровна посмотрела на сына.
– Сергей, ты что молчишь? Это твоя жена. Ты её выбрал. Вот и объясни ей, как у людей бывает.
Сергей поднял глаза. В них было что-то новое – смесь обиды, усталости и ещё чего-то, чего Полина раньше не видела.
– Полина, – сказал он, – я тебя очень прошу. Просто подумай. Ради меня.
Она посмотрела на него долго. Потом перевела взгляд на Свету, на Машу, на свекровь, которая уже готовилась добавить что-то ещё.
– Я подумаю, – сказала она наконец. – Но не обещать не могу.
Валентина Петровна удовлетворённо кивнула, будто уже всё решила.
– Вот и хорошо. Подумаешь – поймёшь, что мы правы.
Когда они ушли, Полина осталась стоять посреди комнаты. Сергей подошёл сзади, хотел обнять – она отстранилась.
– Ты хоть раз спросил, чего хочу я? – спросила она тихо.
– Полин…
– Нет, правда. Хоть раз?
Он молчал.
Вечером того же дня Полина поехала в бабушкину квартиру – ту самую, двухкомнатную на пятом этаже в старом кирпичном доме на окраине. Съёмщики съехали неделю назад, и квартира стояла пустая. Она открыла дверь своим ключом, вошла – и сразу почувствовала запах: старого дерева, бабушкиного одеколона «Шипр», пыли и чего-то неуловимо родного.
Она прошла по комнатам, провела рукой по обоям с мелкими цветочками, которые бабушка клеила сама, стоя на табуретке в восемьдесят три года. Посидела на диване, где они пили чай с сушками и говорили обо всём на свете. Вспомнила, как бабушка, уже совсем слабая, взяла её за руку и сказала:
– Поленька, квартира твоя. Только твоя. Не отдавай никому. Никому, слышишь? Это всё, что я могу тебе оставить.
Полина сидела в тишине и понимала: решение уже принято. Осталось только понять – хватит ли у неё сил его отстоять.
Потому что завтра Сергей снова начнёт разговор. И, судя по всему, он уже выбрал, на чьей он стороне.
– Полин, ну сколько можно тянуть? – Сергей вошёл в кухню и поставил перед ней кружку с чаем так резко, что ложечка звякнула о борт. – Прошла уже неделя. Родители каждый день звонят. Света плачет. Маша спрашивает, когда они поедут «в новый дом». Ты же не железная.
Полина отложила телефон, на экране которого только что закрыла объявление о продаже однокомнатной квартиры в спальном районе – для Светы. Цена кусалась, но накопления были. Она подняла глаза на мужа.
– Я не тяну. Я думаю.
– Думать уже нечего, – он сел напротив, взял её руку в свои ладони. Пальцы были холодные. – Просто пойди к нотариусу, оформи дарственную на четверть. Света зарегистрируется там с Машей, и всё. Мы будем спокойны, что у ребёнка есть крыша над головой.
– А потом? – тихо спросила Полина. – Потом ещё четверть попросите? Потому что «всё-таки тесно»? А потом и половину – потому что «Света же одна растит»? Где остановка, Сереж?
Он отдёрнул руку, будто обжёгся.
– Ты всё преувеличиваешь. Никто ничего больше просить не будет. Просто сейчас у человека беда.
Полина встала, подошла к окну. На улице моросил мелкий дождь, капли стучали по подоконнику.
– Знаешь, что я сегодня сделала? – она обернулась. – Позвонила в агентство. Съёмщики, которые жили в бабушкиной квартире до мая, готовы вернуться. На год вперёд. С предоплатой. Я уже внесла задаток.
Сергей замер.
– То есть ты решила сдавать квартиру чужим людям, когда моя сестра с ребёнком на улице?
– Не на улице. У неё есть съёмная комната в коммуналке. Да, тесно. Да, неудобно. Но это не значит, что я должна отдать своё.
Он смотрел на неё так, будто впервые видел. – Ты серьёзно готова пойти против всей семьи?
– А ты серьёзно готов пойти против меня? – голос Полины был ровный, но внутри всё дрожало.
Вечером того же дня позвонила Валентина Петровна. Сергей поставил телефон на громкую связь – видимо, хотел, чтобы Полина всё слышала.
– Сыночек, – голос свекрови был дрожащий, будто она только что плакала. – Света в больнице. Давление подскочило. Врач сказал – стресс. Девочка моя совсем плохая. А всё из-за того, что крыши над головой нет. Ты понимаешь, что твоя жена сейчас делает с нашей семьёй?
Полина почувствовала, как кровь отхлынула от лица. Сергей посмотрел на неё – в глазах мольба.
– Мам, мы разберёмся, – сказал он быстро. – Я сейчас приеду.
Он схватил ключи и вышел, даже не посмотрев в её сторону.
Полина осталась одна. В квартире стояла тишина, только часы тикали на стене. Она села на диван, обхватила колени руками и впервые за многие годы почувствовала себя абсолютно чужой в собственной семье.
На следующий день Сергей пришёл поздно. Вошёл тихо, будто боялся разбудить. Полина не спала – сидела в темноте с ноутбуком на коленях, читала форумы «как пережить развод» и «можно ли продать квартиру, если муж против».
– Свете лучше, – сказал он, снимая куртку. – Полежит пару дней, отпустят.
– Хорошо, – ответила Полина.
Он сел рядом, взял её за руку.
– Полин, я всё понимаю. Правда. Но… это же моя сестра. Я не могу смотреть, как она мучается. Давай хотя бы временно зарегистрируем её там. На год. А там посмотрим.
– А потом? – она посмотрела на него прямо. – Потом скажешь «ну раз уже зарегистрирована, пусть живёт». Потом родится второй ребёнок – и снова «куда им деться». Я знаю этот сценарий, Сереж. Я его уже слышала от подруг.
Он молчал долго.
– То есть ты выбираешь квартиру, а не семью?
– А ты выбираешь сестру, а не жену, – ответила она спокойно.
В комнате повисла тишина. Потом Сергей встал, пошёл в спальню, достал спортивную сумку и начал складывать вещи.
– Куда ты? – спросила Полина, хотя уже знала ответ.
– К родителям. На пару дней. Подумаю.
Он ушёл, не хлопнув дверью – просто закрыл её тихо, как закрывают книгу, которую больше не хотят читать.
Через два дня Полина поехала к нотариусу – не за дарственной, а за консультацией. Умная женщина лет пятидесяти выслушала её, посмотрела документы и сказала прямо:
– Квартира ваша добрачная. Муж не имеет на неё никаких прав. Можете распоряжаться как угодно: продавать, дарить, завещать. Даже если он подаст в суд – шансов ноль. Судебная практика однозначная.
Полина вышла от нотариуса и впервые за неделю вдохнула полной грудью.
Вечером позвонила Света. Голос был слабый, но решительный.
– Полина, я хотела сказать… Если ты не хочешь, я пойму. Правда. Просто… я думала, мы семья.
– Свет, – Полина говорила спокойно, – я помогу. Найду вам квартиру, оплачу год вперёд. Но долю дарить не буду. Это не жадность. Это принцип.
Света помолчала.
– Я передам маме, – сказала она наконец и положила трубку.
На следующий день Сергей вернулся. Вошёл с сумкой, поставил её в коридоре и сказал:
– Я поговорил с мамой. И с папой. И со Светой. Они… перегибают. Я это вижу теперь.
Полина посмотрела на него внимательно.
– И что дальше?
– Дальше я хочу, чтобы мы решили это вместе. По-настоящему вместе. Без давления. Без «ты должна».
Она кивнула. Внутри ещё всё болело, но уже не так остро.
– Я нашла квартиру для Светы, – сказала она. – Хорошая однушка, рядом с детским садом. Первый взнос и полгода аренды – за мой счёт. Потом она сама. Согласен?
Сергей долго смотрел на неё. Потом подошёл, обнял крепко-крепко и уткнулся носом в её волосы.
– Согласен. И прости меня. Я вёл себя как последний идиот.
Полина обняла его в ответ. Но в тот момент, когда он прижимал её к себе, она вдруг отчётливо поняла: что-то в их отношениях уже треснуло. И трещина эта – не исчезнет просто так.
А через неделю, когда они вместе поехали смотреть квартиру для Светы, Полина получила сообщение от незнакомого номера:
«Полина, это мама Сергея. Я всё понимаю. Прости старую дуру. Но знай: если ты не дашь долю добровольно, мы найдём способ заставить. У нас есть связи. И документы тоже можно сделать по-разному. Подумай ещё раз».
Полина посмотрела на экран, потом на Сергея, который улыбался риелтору и показывал Маше, где будет её комната.
И поняла: это ещё не конец. Это только начало настоящей войны.
– Ты видела это сообщение? – Полина протянула телефон Сергею прямо в машине, пока они возвращались от риелтора.
Сергей прочёл, нахмурился, потом побледнел.
– Это мама написала?
– Номер новый, но стиль её. И фраза «старая дура» выдаёт с головой.
Он сжал руль так, что костяшки побелели.
– Я сейчас же поеду к ней.
– Нет, – Полина положила ладонь ему на руку. – Поедем вместе. Прямо сейчас. Раз и навсегда.
Они развернулись и через полчаса уже стояли в квартире родителей Сергея. Валентина Петровна открыла дверь в домашнем халате, с бигуди на голове – явно не ждала гостей.
– Ой, вы как раз вовремя, – начала она улыбаться, – я пирожки поставила…
– Мам, – Сергей прошёл мимо неё в комнату, голос твёрдый, как никогда. – Сядь, пожалуйста. Нам поговорить надо.
Валентина Петровна растерялась, но села. Сергей Иванович выглянул из кухни, понял, что происходит, и тоже молча занял своё место в кресле.
Полина осталась стоять. Она достала телефон, открыла переписку и положила его на стол экраном вверх.
– Прочитайте, пожалуйста.
Валентина Петровна взяла телефон, надела очки, прочла. Лицо её пошло красными пятнами.
– Это… это не я, – начала она.
– Мам, – Сергей остановил её, одним словом. – Хватит.
Тишина в комнате стала такой густой, что слышно было, как тикают старые ходики на стене.
– Я думал, мы всё решили, – продолжил он. – Я сказал: Полина помогает, чем может. Квартиру снимает. Деньги даёт. Больше никто ничего не требует. А ты… угрожаешь?
– Я не угрожала! – всплеснула руками Валентина Петровна. – Я просто… напомнила, что пути разные бывают.
– Какие пути? – спокойно спросила Полина. – Подделать документы? Подать в суд по липовым основаниям? Вы же понимаете, что это уголовное дело?
Сергей Иванович кашлянул.
– Валя, – сказал он тихо, – ты переборщила.
Валентина Петровна посмотрела на мужа, потом на сына, потом на Полину. И вдруг сдулась, как проколотый шарик. Села глубже в кресло, плечи опустились.
– Я за детей своих боюсь, – прошептала она. – За Светку, за Машеньку… Я ж не для себя прошу.
– Мам, – Сергей присел перед ней на корточки, взял её руки в свои. – Я понимаю. Правда. Но нельзя так. Нельзя ломать чужую жизнь, чтобы свою наладить. Полина – моя жена. И если я сейчас позволю вам её давить, я потеряю её. Навсегда. Ты этого хочешь?
Валентина Петровна молчала. По щеке её скатилась слеза – настоящая, не театральная.
– Нет, – наконец выдохнула она. – Не хочу.
Сергей повернулся к Полине.
– Прости её. И меня прости. Я должен был сразу поставить точку, а не тянуть.
Полина кивнула. В горле стоял комок, но она проглотила его.
– Я не держу зла, – сказала она. – Просто больше не хочу угроз. Ни прямых, ни намёками.
Валентина Петровна подняла глаза – в них было что-то новое, почти робкое.
– Полина… прости ты меня, дуру старую. Права ты. Квартира твоя. И точка.
Полина подошла, присела рядом и обняла свекровь – впервые за все годы по-настоящему, от сердца.
– Прощаю, – сказала она. – И давайте жить дальше. Без войн.
Через две недели Света с Машей переехали в новую квартиру. Полина сама помогала им перевозить вещи, сама купила Маше кровать-домик и яркое постельное бельё с единорогами. Света смущалась, краснела, но в глазах её впервые за долгое время появилась надежда.
– Спасибо, – сказала она Полине, когда они в последний раз закрывали коробки. – Я отработаю. Честно.
– Работай в удовольствие, – улыбнулась Полина. – А долг вернёшь, когда сможешь. Без процентов.
Вечером того же дня Сергей пришёл домой с огромным букетом пионов – Полинных любимых.
– Я тут подумал, – сказал он, ставя цветы в вазу. – Давай бабушкину квартиру всё-таки не сдавать. Сделаем там ремонт, как ты мечтала. И будем приезжать на выходные. Только мы вдвоём. Или с детьми, когда они появятся.
Полина посмотрела на него долго-долго.
– А твои не будут против?
– Мои теперь знают: есть вещи, в которых последнее слово за тобой. И за мной – защищать твоё право на это слово.
Она подошла, обняла его за шею и впервые за последние месяцы поцеловала так, будто они снова молодожёны.
– Тогда поехали в выходные, – прошептала она. – Откроем окна, вымоем полы, поставим новые шторы. И будем пить чай на том самом диване, где бабушка мне завещание читала.
– По рукам, – улыбнулся Сергей и поцеловал её в висок.
А через месяц Валентина Петровна сама пришла в бабушкину квартиру – с банкой домашнего варенья и смущённой улыбкой.
– Можно я иногда буду приезжать? – спросила она тихо. – Чаю попить. Вспомнить, как мы со старухой твоей дружили, пока вы маленькие были.
Полина посмотрела на неё, потом на Сергея, который стоял рядом и улыбался.
– Конечно, – сказала она. – Только стучать заранее. И без чемоданов.
Валентина Петровна рассмеялась – впервые за всё время громко и искренне.
– Договорились, доченька. Договорились.
И в тот вечер, когда они вчетвером – Полина, Сергей, свекровь и даже Света с Машей – сидели на старом бабушкином балконе, пили чай с малиновым вареньем и смотрели, как садится солнце, Полина вдруг поняла: дом остался её. Но теперь в нём стало намного больше тепла, чем она могла себе представить.
Иногда, чтобы сохранить своё, нужно просто не отдать. А иногда – открыть дверь и впустить тех, кто готов войти без требования ключей.
Рекомендуем: