Ирина стояла у кухонного окна, держа в руках телефон и пытаясь осмыслить только что услышанное. Голос Валентины Петровны всё ещё звенел в ушах — требовательный, непреклонный, словно железный прут.
— Ирочка, я тебе прямо скажу, — произнесла свекровь тоном, не терпящим возражений. — Раз вы с Димой развелись, то и подарки мои должны вернуться в семью. Это справедливо.
— Простите, что именно? — переспросила Ирина, надеясь, что ослышалась.
— Сервиз, который дарила на свадьбу. Кастрюли эмалированные — хорошие, дорогие. Постельное бельё голубое с розочками, помнишь? И шкатулку деревянную для украшений.
Ирина медленно опустилась на стул. Десять лет брака пролетели перед глазами, как кадры старого фильма. Сколько раз она мыла этот сервиз после семейных ужинов, готовила в этих кастрюлях борщ для всей семьи, складывала в шкатулку скромные украшения...
— Валентина Петровна, но эти вещи... Они же были подарками.
— Подарками невестке! — резко возразила свекровь. — А теперь ты кто? Чужая женщина. Моё добро не должно доставаться посторонним людям.
Слово «посторонним» больно кольнуло. Ирина была частью этой семьи десять лет. Она ухаживала за Валентиной Петровной во время болезни, готовила на все семейные праздники, возила её на дачу... Неужели всё это ничего не значило?
— Я понимаю ваши чувства, но...
— Ничего ты не понимаешь! — перебила свекровь. — Дима мой сын, а не твой. Внуки — мои внуки. А ты... ты просто проходящая. Так что собирай всё в коробку и передавай через Диму. До свидания.
Гудки в трубке показались особенно громкими. Ирина положила телефон на стол и уставилась в пустоту. Где-то в глубине души поднималась знакомая волна покорности — привычка уступать, мириться, не создавать конфликтов. Сколько раз за эти годы она глотала обиды ради семейного мира?
Но сейчас что-то было не так. Развод изменил её. Впервые за долгое время она почувствовала, что имеет право сказать «нет».
Ирина встала и подошла к буфету, где стоял злополучный сервиз. Белые чашки с золотой каймой смотрели на неё укоризненно. В одной из них была небольшая трещинка — след от того дня, когда маленький Артёмка случайно задел её локтем. Валентина Петровна тогда час читала лекцию о бережном отношении к вещам...
— Что же мне делать? — шепнула Ирина вслух. — Собрать всё и отдать? Или...
Звонок в дверь прервал её размышления. На пороге стояла Лена, её лучшая подруга, с пакетом из кондитерской.
— Ты как-то странно выглядишь, — заметила Лена, проходя в прихожую. — Что случилось?
— Валентина Петровна требует вернуть все подарки, которые давала за время брака.
— Что?! — Лена чуть не уронила пакет. — Она серьёзно?
— Абсолютно. Говорит, что я теперь «посторонний человек» и её добро не должно доставаться чужим.
Подруги прошли на кухню. Лена молча поставила чайник и достала из пакета эклеры.
— И что ты собираешься делать? — спросила она наконец.
— Не знаю. Часть меня хочет просто собрать всё и передать через Диму. Избежать скандала, как всегда. А другая часть... другая часть бесится.
— И правильно делает! — вспыхнула Лена. — Ира, сколько ты можешь себя унижать? Сколько ты вкладывала в эту семью? Сколько денег потратила на их внуков? Сколько праздников организовала? А теперь ты «посторонняя»?
Ирина задумчиво помешивала чай. В голове медленно созревала идея — дерзкая, немного сумасшедшая, но удивительно привлекательная.
— А что если... — начала она и замолчала.
— Что «если»?
— Что если я действительно верну ей всё? Но не просто так, а... по-своему?
В глазах Лены загорелись озорные искорки.
— Я тебя слушаю, подруга.
Следующие два дня Ирина провела в странном воодушевлении. План, который родился во время разговора с Леной, казался всё более привлекательным. Она ходила по квартире, разглядывая вещи новым взглядом, словно археолог, изучающий артефакты прошлой жизни.
— Так, — бормотала она, доставая из шкафа коробку. — Что у нас тут есть от дорогой свекрови?
Сервиз отправился в коробку первым. Ирина аккуратно завернула каждую чашку в газету, мысленно прощаясь с сотнями семейных чаепитий. Следом пошли кастрюли — верные спутники бесчисленных обедов и ужинов.
— Постельное бельё с розочками, — пробормотала она, складывая голубые простыни. — Помню, как ты говорила, что оно «слишком хорошее для повседневного использования». Ну что ж, теперь будет лежать в твоём шкафу и дальше ждать особого случая.
Шкатулка для украшений далась сложнее. В ней хранились не только скромные серёжки и цепочки, но и записочки от сына, билетики в театр, фотографии... Ирина перебрала всё, оставив себе только самое дорогое.
Но главное было впереди. Села за стол и достала красивую открытку с полевыми цветами. Долго держала ручку, подбирая слова.
«Дорогая Валентина Петровна!» — написала она наконец красивым почерком.
«Возвращаю Вам подарки, как и просили. Надеюсь, они принесут Вам радость и будут напоминать о хороших моментах, которые мы когда-то разделяли.
Однако справедливость требует, чтобы и я составила список того, что вложила в нашу семью за эти годы. Возможно, Вам будет интересно:
• 36 домашних тортов ко дням рождения внуков и семейным праздникам
• 127 семейных ужинов по воскресеньям
• 15 поездок на дачу с уборкой урожая и консервацией
• 8 пар домашних тапочек для всех членов семьи
• Бесчисленные ночи у постели больных детей
• 52 букета цветов к Вашим именинам
• 4 года ухода во время Вашей болезни спины
Но не волнуйтесь — я ничего не требую взамен. Всё это было сделано от сердца и пусть остаётся в прошлом.
Также прикладываю небольшие сувениры от себя — пусть напоминают о том, что когда-то мы были семьёй.
Желаю Вам здоровья и душевного покоя.
С уважением, Ирина.»
Перечитав написанное, она улыбнулась. Не злобно, а с каким-то освобождающим чувством. Затем прошла по квартире, собирая «ответные подарки».
Магнитик из Египта — «Ваш сын подарил мне его в медовый месяц. Возвращаю как часть общих воспоминаний». Небольшая рамка с семейным фото — «Чтобы помнили, какими счастливыми мы были». Засушенный цветок из свадебного букета — «Символ того, что когда-то цвело, а теперь стало воспоминанием».
— Ира, ты уверена? — спросила Лена, помогая упаковывать коробку. — Не слишком ли это... вызывающе?
— Знаешь что, подруга, — Ирина заклеивала коробку скотчем. — Я всю жизнь боялась показаться вызывающей. Боялась обидеть, расстроить, создать конфликт. А где это меня привело? К разводу и требованиям вернуть подарки.
— Но она может разозлиться...
— Пусть злится. Я сказала правду. Никого не оскорбила, ничего плохого не пожелала. Просто напомнила, что отношения — это улица с двусторонним движением.
Вечером позвонил Дима.
— Ира, мама говорит, ты должна вернуть какие-то вещи? — голос бывшего мужа звучал виновато.
— Да, завтра передам тебе коробку. Всё, что просила твоя мама, будет там.
— Слушай, я не знал, что она тебе звонила... Это как-то неловко...
— Дима, не переживай. Всё в порядке. Я всё собрала.
— Ты не сердишься?
Ирина посмотрела на аккуратно упакованную коробку, на открытку, лежащую сверху.
— Нет, не сержусь. Наоборот, благодарна. Твоя мама помогла мне понять кое-что важное.
— Что именно?
— Что я достойна уважения. И больше не буду терпеть, когда со мной обращаются как с пустым местом.
В трубке повисла тишина.
— Ира... я...
— До свидания, Дима. Увидимся завтра.
Она положила трубку и почувствовала странную лёгкость. Словно сбросила с плеч тяжёлый груз, который несла долгие годы.
Дима пришёл на следующий день после работы. Выглядел он неловко — ёрзал в прихожей, избегал смотреть в глаза, словно провинившийся школьник.
— Вот твоя коробка, — Ирина подвинула упаковку к двери. — Всё, что просила твоя мама.
— Ира, мне правда неудобно... — Дима почесал затылок. — Я не думал, что она...
— Дима, всё хорошо. Честно. Я даже рада, что это произошло.
— Рада? — он наконец посмотрел на неё. — Почему?
Ирина облокотилась о дверной косяк. Бывший муж казался ей сейчас каким-то чужим, словно знакомый актёр из фильма, который смотрела давно.
— Потому что впервые за много лет я поступила так, как считаю правильным. Не пыталась всем угодить, не боялась обидеть, не искала компромиссы там, где их быть не должно.
— Что ты имеешь в виду?
— Твоя мама назвала меня посторонней. После десяти лет жизни в вашей семье. Знаешь, это было больно, но и... освобождающе. Я поняла, что пора перестать быть удобной для всех подряд.
Дима поднял коробку, проверяя вес.
— Там что, кирпичи? Тяжёлая какая...
— Нет, просто справедливость весит больше, чем кажется.
— Ты о чём?
— Увидишь. Точнее, увидит твоя мама.
Через два дня телефон зазвонил в семь утра. Ирина ещё лежала в постели, потягиваясь после глубокого сна. На экране светилось имя «Дима».
— Алло? — сонно пробормотала она.
— Ира, что ты там положила в коробку?! — голос бывшего мужа звучал взволнованно. — Мама читает твою открытку уже час и плачет!
— Плачет? — Ирина села в постели. — От злости?
— Не знаю от чего! Она ничего не говорит, только твердит: «Я не подумала, я не подумала...» Что там было написано?
— Правда, Дима. Обыкновенная правда.
— Какая правда?
— О том, что отношения — это дорога с двусторонним движением. Твоя мама требовала вернуть свои подарки, вот я и напомнила ей о своих.
В трубке повисла пауза.
— Ты составила... список?
— А что, разве это неправильно? Если мы ведём бухгалтерию чувств, то давайте ведём её честно.
— Господи, Ира... Я никогда не думал о том, сколько ты...
— Вот именно, Дима. Никто не думал. Всё принималось как должное. А теперь извини, мне пора на работу.
На работе Ирина не могла сосредоточиться. Мысли постоянно возвращались к разговору с Димой. Неужели Валентина Петровна действительно плачет? Или это очередная манипуляция?
К вечеру телефон зазвонил снова. На этот раз звонила сама свекровь.
— Ирочка... — голос Валентины Петровны звучал совсем не так, как обычно. Тише, как-то надломленно. — Можно мне к тебе приехать?
— Приехать? — Ирина едва не выронила трубку. — Зачем?
— Поговорить. Мне нужно с тобой поговорить.
— Валентина Петровна, мы уже всё обсудили. Вы получили свои вещи...
— Ира, пожалуйста. Я... я была неправа.
Эти слова прозвучали так неожиданно, что Ирина опустилась на диван.
— Хорошо, — сказала она наконец. — Приезжайте.
Валентина Петровна появилась через час с большой сумкой и красными глазами. Выглядела она растерянно и как-то меньше, чем обычно.
— Ирочка, — начала она ещё в прихожей, — я принесла всё обратно.
— Что?
— Сервиз, кастрюли, бельё... Всё. — Свекровь поставила сумку на пол. — И ещё хочу отдать тебе кое-что.
Она достала из сумки знакомую шкатулку, но теперь в ней лежали не украшения Ирины, а пожелтевшие фотографии.
— Это снимки с семейных праздников. Ты на всех есть. Смеёшься, готовишь, играешь с внуками... — голос Валентины Петровны дрожал. — Я смотрела на них всю ночь и думала: как же я могла назвать тебя посторонней? Ты же была сердцем нашей семьи.
Ирина молчала, не зная, что сказать.
— Я читала твой список, — продолжала свекровь. — Считала, вспоминала... Господи, сколько же ты для нас сделала! А я помню только свои подарки, словно больше ничего и не было.
— Валентина Петровна...
— Нет, дай мне договорить. Я была эгоистичной дурой. Думала только о том, что мой сын остался один, что семья распалась, что моё добро уходит к чужим... А о твоих чувствах не подумала. О том, что ты тоже потеряла семью, тоже страдаешь...
Слёзы текли по морщинистым щекам, и Ирина впервые увидела в грозной свекрови обычную пожилую женщину, которая просто боится одиночества.
— Садитесь, — тихо сказала Ирина, убирая сумку в сторону. — Я поставлю чай.
Они молчали, пока закипал чайник.
Валентина Петровна сидела за столом, теребя носовой платок, а Ирина доставала чашки — не из парадного сервиза, а обычные, повседневные.
— Знаете, что самое смешное? — наконец заговорила Ирина, разливая чай. — Я действительно собиралась всё отдать. Без лишних вопросов, как всегда. Просто чтобы избежать конфликта.
— Почему же не отдала?
— Потому что поняла: если я сейчас промолчу, то буду молчать всю оставшуюся жизнь. Буду позволять людям вытирать об себя ноги, а потом ещё и извиняться за то, что испачкала им подошвы.
Валентина Петровна подняла глаза от чашки.
— Я никогда не думала, что ты можешь постоять за себя. Ты всегда была такой... покладистой.
— Покладистой или забитой? — горько усмехнулась Ирина. — Знаете, сколько раз я хотела сказать вам, что устаю готовить на всю семью каждые выходные? Или что обидно, когда мои идеи по воспитанию детей отметаются одним взмахом руки?
— Я не знала...
— Откуда вам знать? Я же молчала. Улыбалась и молчала. А внутри копилась обида, как накипь в чайнике.
Валентина Петровна отложила чашку.
— Ирочка, а можно... можно я расскажу тебе кое-что?
— Слушаю.
— Когда Дима был маленький, его отец ушёл к другой женщине. Забрал всё, что мог, даже мою бабушкину брошь. Сказал, что я не заслуживаю ничего хорошего. — Голос свекрови стал едва слышным. — После этого я поклялась, что никто больше не заберёт у меня то, что мне дорого. Вещи, людей, воспоминания...
Ирина почувствовала, как в груди что-то екнуло.
— Вот почему я так цеплялась за сына. За семью. За эти глупые кастрюли... Мне казалось, что если я потеряю контроль, то снова останусь ни с чем.
— Но я же не забирала у вас Диму...
— Я знаю. Но когда вы развелись, во мне проснулся тот же страх. Что всё рассыпается, что семья исчезает, что нужно хотя бы вещи спасти... — Валентина Петровна всхлипнула. — Глупо, да?
— Не глупо. Понятно.
Они снова замолчали. За окном начинало темнеть, на кухне горела мягкая лампа, и атмосфера была удивительно мирной.
— А знаете, что написала мне внучка? — вдруг спросила свекровь.
— Маша? Что?
— Она узнала про наш... конфликт. Написала: «Бабушка, зачем ты ругаешься с мамой Ирой? Она же добрая, она покупала мне книжки и пекла мой любимый пирог. Папа теперь живёт отдельно, но мама Ира всё равно может быть моей мамой Ирой, правда?»
Ирина почувствовала, как к горлу подступает комок.
— Из уст младенца, — прошептала она.
— Да. И я подумала: что же я наделала? Ребёнок понимает больше, чем взрослая женщина.
Валентина Петровна встала и подошла к сумке.
— Ирочка, я хочу подарить тебе кое-что. По-настоящему подарить, без всяких условий.
Она достала небольшую коробочку.
— Это моя бабушкина брошь. Та самая, которую забрал Димин отец. Я её выкупила через много лет в ломбарде. Берегла как зеницу ока.
— Валентина Петровна, я не могу...
— Можешь. Она должна принадлежать человеку, который умеет любить. А ты умеешь. Ты любила моего сына, любила внуков, даже меня, старую дуру, любила по-своему.
Ирина открыла коробочку. Внутри лежала изящная серебряная брошь в виде ромашки с жемчужной серединкой.
— Она красивая, — сказала она, чувствуя, как на глаза наворачиваются слёзы.
— А знаешь, что ещё хочу сказать? Ты всё-таки останешься частью нашей семьи. Дети тебя любят, а я... я буду учиться тебя уважать.
— Учиться?
— Ну да. В моём возрасте трудно перестраиваться, но можно. Ты показала мне, что у каждого человека есть границы, которые нельзя переступать. Спасибо тебе за этот урок.
Они обнялись — впервые за все годы знакомства по-настоящему тепло, без принуждения и натянутых улыбок.
— Валентина Петровна, — сказала Ирина, отстраняясь, — а можно я всё-таки оставлю себе тот сервиз? Очень уж привыкла из него чай пить.
Свекровь рассмеялась — звонко, как девчонка.
— Конечно, дорогая. И кастрюли тоже. В них борщ получается особенно вкусный.
Когда Валентина Петровна уехала, Ирина долго сидела на кухне, рассматривая брошь. Завтра она позвонит Маше, пригласит её на выходные. Испечёт тот самый любимый пирог. А может быть, даже позвонит Валентине Петровне — просто поговорить о жизни.
Некоторые битвы стоит проигрывать. Но некоторые — обязательно нужно выигрывать. Особенно те, что ведёшь за своё достоинство.
Друзья, ставьте лайки и подписывайтесь на мой канал- впереди много интересного!
Читайте также: