О границах компетенции и странной смелости незнания

О границах компетенции и странной смелости незнания⁠⁠

Давайте поразмышляем.

Человек, не имеющий профессионального образования в области ядерной физики, после просмотра трёх видеороликов на YouTube и участия в обсуждении на форуме «Юный физик», вряд ли решится утверждать перед инженерами ЦЕРНа, что аНдронный коллайдер спроектирован с фатальными ошибками, а магнитные ловушки — опасная профанация. Он в лучшем случае задаст вопрос. В худшем — промолчит, осознавая пропасть между бытовым любопытством и инженерной ответственностью.

Но стоит речь заходить о медицине — и та же логика внезапно выходит из чата.

Пациент, не изучавший анатомию, биохимию, фармакокинетику, патофизиологию, не проходивший ординатуру, не сталкивавшийся с дифференциальной диагностикой «в реальном времени», с уверенностью, достойной уважения (если бы не её предмет), заявляет: «Антидепрессанты — это химическое подавление личности», «вакцины ломают иммунитет и чипируют вас», «врачи просто зарабатывают на больных».

Почему?

Не потому, что медицина проще физики. Напротив — она в каком то моменте сложнее: объект её — не электроны в вакууме, а живой человек, вплетённый в контекст генетики, биографии, культуры, эмоций, семьи, языка. В этом — и величие, и уязвимость медицинского знания.

Дело не в доступности информации. Дело в иллюзии прозрачности тела и психики. Мы все имеем тело. Мы все испытываем тревогу, усталость, горе, гнев. Отсюда — соблазн: раз я это чувствую, значит, я могу это объяснять. А раз я могу объяснить — значит, я вправе оценивать, отвергать, рекомендовать.

Между тем переживание боли — не ЗНАНИЕ о болезни.

Субъективный опыт — не клиническое свидетельство.

Искренность убеждения — не гарантия его истинности.

Медицина особенно уязвима к этому феномену, потому что:

- её решения касаются личного — тела, болезни, смерти;

- её неопределённость (диагнозы уточняются, препараты подбираются методом пробы) легко трактуется как «некомпетентность»;

- её институт доверия ослаблен — исторически (избыток патернализма), социально (неравенство доступа), медийно (сенсационность побеждает доказательство).

Но есть ли ответ у врача на эту смелость незнания?

Да — в терпении. В готовности не осуждать, а спрашивать: «Что вы прочитали? Что вас напугало? Что вы ожидали от лечения?»

И — в твёрдом соблюдении границ: не уступать профессиональной этике ради одобрения, но и не прятать за цитаделью терминов то, что можно и нужно объяснить.

Потому что задача врача — не победить в споре.

А создать условия, при которых человек сам перестанет искать ответы в случайных роликах — и поверит в смысл совместного, вдумчивого, постепенного движения к выздоровлению.