Тёплый весенний вечер застыл в воздухе, пахло цветущей сиренью. Антон вышел на балкон покурить – давно укоренившаяся привычка, от которой он не мог избавиться. Внизу, в сквере между домами, он заметил знакомую фигуру дочери. Алина стояла, уткнувшись носом в телефон, а перед ней – тот самый Вадим, долговязый и нескладный, с гитарой за спиной.
Антон хотел было уйти, но что-то в напряжённой позе Вадима заставило его замереть. Он притушил сигарету и стал невольным свидетелем беседы.
Вадим что-то говорил, горячо и взволнованно, жестикулируя. Антон не слышал слов, но понял всё без них. Это было признание. Полное, безоглядное, выстраданное. Сердце Антона, отца четырнадцатилетней девочки, сжалось.
И тогда он увидел лицо Алины. Не холодное и не жестокое, нет. Оно было… снисходительным. Она улыбалась лёгкой, безразличной улыбкой, пожимала плечами, что-то отвечала. И по тому, как она чуть отстранилась, как взгляд её скользнул мимо Вадима, Антон всё понял. Она не отвечала ему взаимностью, но и не отпускала. Она позволяла ему любить себя, как позволяют солнцу светить или дождю идти. Это было спокойное, почти царственное принятие поклонения.
В груди у Антона закипело что-то тёмное и неприятное. Не к Вадиму – к тому парню он испытывал даже какую-то жалость. Нет, его бесила собственная дочь. Её спокойная уверенность в том, что можно вертеть человеком, как прихотью. «Дина́мит хорошего парня», – пронеслось в голове.
Он дождался, когда Алина, напевая, войдёт в квартиру.
– Пап, я дома! – крикнула она, исчезая в своей комнате.
Антон подождал минут пять, заварил чай и постучал к ней.
– Алин, можно поговорить?
Она сидела на кровати, всё так же уткнувшись в телефон.
– Да, пап?
– Я видел, как Вадим с тобой разговаривал внизу, – начал он, стараясь, чтобы голос звучал мягко.
Алина насторожилась.
– И? Он тебе что, пожаловался?
– Нет. Но мне не понравилось, как ты с ним общаешься.
Дочь подняла на него удивлённые глаза.
– А как? Я же не грубила. Я вежливо сказала, что не испытываю таких чувств.
– Вежливость – это не всё, дочка. Ты смотришь на него свысока. Ты позволяешь ему бегать за тобой, зная, что ничего ему не обещаешь. Это неправильно. Так нельзя обращаться с людьми.
На лице Алины появилось знакомое упрямство.
– Пап, я никого не заставляю! Если он дурак и не понимает слова «нет», то это его проблемы. Я никому ничего не должна.
Спор зашёл в тупик. Все его аргументы о сочувствии, об уважении к чужой боли разбивались о стену юного эгоизма. Он вышел из комнаты с тяжёлым чувством. Убедить её не получилось.
***
Тогда он пошёл другим путём. Раздобыл номер Вадима и позвонил ему.
Встретились в том же сквере. Вадим был бледен и готов ко всему, вероятно, думая, что отец Алины сейчас будет грозить ему расправой.
– Вадим, я не для скандала, – начал Антон. – Я видел, как ты к Алине относишься. И… я ценю твои чувства. Они искренние. Но послушай меня, как мужчина мужчину. Алина – моя дочь, я её знаю. Она тебя не полюбит. Она сейчас в том возрасте, когда нравится быть объектом обожания, но не более. Если ты продолжишь так висеть на ней, ты изведёшь себя вконец. Сбереги себя, парень. Найди ту, которая будет ценить тебя по-настоящему.
Вадим слушал, не поднимая глаз, сжав кулаки.
– Я её люблю, – прошептал он.
– Знаю. Но иногда лучше отойти.
Он не знал, понял ли его Вадим. Парень молча кивнул и ушёл, сгорбившись ещё больше.
Антон вернулся домой с ощущением, что сделал что-то грязное, но необходимое. Он спас одного человека от боли, причиняемой другим. Хотя бы попытался.
Вечером, когда Алина уже спала, он лёг в кровать рядом с женой. Она отложила книгу и внимательно посмотрела на него.
– Ты сегодня какой-то нервный. Что случилось?
И он, нуждаясь в поддержке, выложил ей всё. И про признание Вадима, и про свой разговор с Алиной, и про встречу с самим Вадимом.
Валентина слушала молча, её лицо становилось всё суровее. Когда он закончил, в комнате повисла тяжёлая тишина
– Ты… ЧТО? – её голос был тихим и острым, как лезвие. – Ты посмел поговорить с посторонним парнем о чувствах к нашей дочери? За её спиной?
– Валя, он же мучается! А она его просто использует! Я не мог смотреть на это!
– Она не использует! Она – ребёнок, который учится строить отношения! – Валентина села на кровать, её глаза горели. – И она права – она никому ничего не должна! Ты не имел права вмешиваться. Ты перешёл все границы!
– Я хотел как лучше.
– Как лучше? Кому? Себе? Чтобы успокоить свою отцовскую совесть? Ты решил всё за неё! Ты отнял у неё право на ошибку, на собственный опыт, как горький, так и сладкий! И ты унизил этого мальчика, встав между ним и нашей дочерью, как какой-то надзиратель!
Антон открыл рот, чтобы возразить, но слова застряли в горле. Он смотрел на разгневанное лицо жены и впервые за весь день увидел ситуацию не своими, а её глазами. И ему стало стыдно. Стыдно и одиноко. Он хотел быть рыцарем, защитником, а оказался грубым кукловодом, разорвавшим невидимые нити, которые должны были рваться сами – или, наоборот, крепнуть.
***
Алина заметила исчезновение Вадима из её свиты почти сразу. И когда она узнала, что это дело рук отца, в доме грянула буря. Хлопанье дверьми, ледяное молчание за ужином, взгляд, полный ненависти.
– Ты разрушил все! Ты вмешался в мою жизнь! Я тебя ненавижу!
Антон понимал, что его дочь злится не столько из-за Вадима, сколько из-за того, что Антон посмел вмешаться в её жизнь. Она всегда серьёзно относилась к тому, что в модной нынче у психологии называлось «личные границы». Но не нужно быть психологом или использовать модные термины, чтобы понять, когда ты облажался.
Валентина, надо отдать ей должное, не подливала масла в огонь. Она наблюдала за скандалом со стороны с тихим удовлетворением. Вероятно, считала, что он получает по заслугам, и была права. Антон не сомневался – со временем жена его простит. К сожалению, у него не было такой же уверенности по поводу Алины.
***
Валентина не хотела мстить. Тем не менее, то, что она задумала, сложно было назвать как-то иначе. Она захотела проучить мужа, показав, какого это, когда твоё личное пространство грубо взламывают. Со стороны наверняка показалось бы, что «месть» довольно точно описывает положение дел, однако сама Валентина понимала – есть ещё один важный момент, сподвигнувший её на это. Да, Антон усвоит урок, если ещё не усвоил. Но усвоит его и Алина. Она увидит, как огорчён её отец, и перестанет злиться. Быть может, даже проявит сочувствие – редкая для неё эмоция.
Валентина действовала хладнокровно и расчетливо. Начала с малого — чаще звонила друзьям Антона, якобы для того, чтобы передать ему какую-то мелочь, заодно интересуясь их жизнью. Потом «случайно» пересекалась с ними в баре, где они собирались после работы. Она была прекрасной слушательницей — мягкой, участливой, понимающей.
И когда барьеры были разрушены, и друзья начали видеть в ней почти свою, Валентина нанесла удар. Она говорила с каждым наедине, с сочувственным вздохом, под большим секретом.
– Слушай, мне так неловко это говорить, но Антон… Он, конечно, тебя ценит, но после вашей последней рыбалки он говорил, что ты невыносим, когда напьешься. Говорил, что ты испортил всем настроение.
Другому:
– Он считает, что ты погряз в быту и из тебя вышел занудный обыватель. Прости, он просто высказался при мне, а я не могу молчать, мне за него стыдно.
Третьему:
– Знаешь, Антон уверен, что тебе на работе давно пора дать отставку, что ты не справляешься. Он даже шефу намекал…
Она плела паутину, выдавая осторожные высказывания мужа, его мимолетные мысли и усталые жалобы за жесткие, обдуманные приговоры. И каждый раз добавляла:
– Только, ради бога, ни слова ему. Он мне доверяет, а я… я просто не могу больше молчать, видя, как он о вас отзывается.
Эффект был сокрушительным, но для Антона — абсолютно загадочным. Его друзья вдруг разом стали отдаляться. Звонки прекратились, встречи сходили на нет. Когда он звонил сам, в трубке звучали холодные, вежливые голоса:
– Привет, Антон. Нет, все в порядке. Просто занят.
Стена. Такая же, какую он выстроил между собой и дочерью.
Антон был в отчаянии. Он ломал голову, что случилось. Может, он ненароком кого-то обидел? Сказал что-то не то? Он чувствовал себя так, будто стоял на палубе корабля и смотрел, как берег, полный близких людей, медленно и неумолимо уплывает в туман.
Он так и не узнал правды. Алина по-прежнему молчала и хлопала дверью. Друзья исчезли. Дом наполнился невысказанным напряжением.
Валентина, наблюдая за этой тихой войной, сначала испытывала удовлетворение. Антон получил урок, как она считала, за своё вмешательство. Но со временем, видя, как муж страдает от отчуждения друзей, она начала сомневаться в правильности своего поступка. Антон, обычно такой общительный и жизнерадостный, стал замкнутым и подавленным. Он пытался понять, что произошло, но друзья, словно сговорившись, избегали его, отвечая на попытки завязать разговор холодным молчанием.
Однажды вечером, когда Антон, как обычно, сидел в кресле, погружённый в свои невесёлые мысли, Валентина подошла к нему. Она села рядом, и в её глазах читалось раскаяние.
– Антон, – начала она тихо, – я знаю, что ты расстроен из-за друзей. И я знаю, почему.
Антон поднял на неё удивлённый взгляд.
– Ты думаешь, я не видела, как ты страдаешь? Я видела. И я поняла, что перегнула палку. Моё желание проучить тебя оказалось сильнее здравого смысла.
– Это сделала ты? – медленно спросил Антон. В глазах его на мгновение вспыхнул гнев, но почти сразу сменился усталостью и отчаянием. Он повесил голову.
– Как? Что ты им сказала? – спросил он, глядя вниз на свои сложенные на коленях руки.
Она взяла его за руку.
– Я знаю, что ты любишь Алину и хотел как лучше. И Вадим – хороший парень, ты прав. Но вмешиваться в их отношения, тем более так… это было неправильно. А мои действия… они тоже были неправильными. Я наговорила им всяких пакостей якобы от твоего имени. И я очень сожалею об этом.
Антон смотрел на неё, и в его глазах мелькнула надежда.
– Ты… ты можешь всё исправить? – глухо спросил он.
Валентина кивнула.
– Я поговорю с ними. Я объясню, что произошло. Я скажу им, что ты никогда не говорил ничего плохого о них. Что это была моя выдумка, чтобы наказать тебя за твоё вмешательство. Я не знаю, поверят ли они мне, но я должна попробовать.
На следующий день Валентина, собрав всю свою смелость, отправилась к друзьям Антона. Она встретила их в баре, где они обычно собирались. Сначала они были насторожены, но Валентина говорила искренне, слёзы наворачивались на её глаза, когда она рассказывала о своём поступке. Она призналась, что была зла на Антона за его вмешательство в дела дочери, и в порыве гнева решила ему отомстить. Она рассказала им, как она выдумала эти неприятные слова, которые якобы говорил Антон, и как она сожалеет о своём поступке.
Мужчины слушали её, и постепенно их лица смягчались. Они видели искреннее раскаяние в глазах Валентины, её дрожащий голос и слёзы, которые она не пыталась скрыть. Один из них, Сергей, первым протянул руку и коснулся руки Валентины.
– Валентина, мы понимаем, – сказал он мягко. – Антон – наш друг. Мы знаем его много лет. Он никогда не сказал бы о нас ничего плохого. Мы просто не могли поверить… Это было так странно.
Другие мужчины согласно закивали. Напряжение, висевшее в воздухе, начало рассеиваться. Валентина почувствовала огромное облегчение.
– Я очень надеюсь, что вы сможете простить меня, – прошептала она. – И я надеюсь, что вы сможете поговорить с Антоном. Он очень переживает. Он не понимает, что сделал не так.
В тот же вечер Валентина позвонила Антону.
– Антон, – сказала она, стараясь, чтобы её голос звучал спокойно. – Я поговорила с твоими друзьями. Они… они готовы с тобой общаться. Я всё объяснила. Я сказала им, что это была моя глупая месть.
Антон молчал несколько секунд, а затем в его голосе послышалось облегчение.
– Спасибо, Валюша, – сказал он. – Спасибо тебе большое.
На следующий день Антон встретился со своими друзьями. Разговор был долгим и непростым. Он объяснил им свою позицию относительно Вадима и Алины, признал, что, возможно, перегнул палку. Друзья, в свою очередь, рассказали о своём недоумении и обиде. Но, услышав объяснения Валентины и увидев искренность Антона, они смогли простить его. Постепенно прежняя дружба начала восстанавливаться.
Алина, видя, что отец больше не давит на неё, начала понемногу оттаивать. Она всё ещё была обижена на отца за то, что он косвенно стал причиной её расставания с Вадимом, но уже не держала зла. Она видела, как отец страдал из-за своих друзей, и это смягчило её сердце.
Однажды вечером, когда вся семья собралась за ужином, Антон, немного поколебавшись, сказал:
– Алина, я хотел бы извиниться перед тобой. Я понял, что не имел права вмешиваться в твои отношения с Вадимом. Я просто хотел, чтобы ты была счастлива, но, видимо, выбрал неверный путь.
Алина посмотрела на отца. В его глазах она увидела искреннее сожаление.
– Пап, – сказала она тихо. – Я тоже хочу извиниться. Я была слишком резка с тобой. Я понимаю, что ты хотел как лучше.
Валентина улыбнулась. Напряжение, которое так долго висело в их доме, наконец-то рассеялось. Она поняла, что её попытка "проучить" мужа была ошибкой. Понимала, что пошла и сделала именно то, за что сама так яростно осуждала мужа.
Что касается Вадима, то он, возможно, осознав наконец, что его чувства не взаимны, действительно прекратил ухаживания. Он всё ещё испытывал симпатию к Алине, но теперь держался на расстоянии, уважая её выбор. Однажды Алина призналась в задушевном разговоре с матерью, что понимала теперь, как эгоистично она вела себя, давая Вадиму ложную надежду, и что её отец был отчасти прав… Лишь отчасти.
В этот миг Валентина с иронией подумала, что даже неправильные поступки иногда приводят к положительному результату.
Автор: Илья Шевченко
---
---
Оля вьёт гнездо
Оля боялась маму. Ей казалось, что родители больше любят старшую сестренку Настю, фото которой стояло на телевизоре. С карточки смотрела черноглазая девочка в платье с кружевным воротничком. Около портрета лежали дефицитные шоколадные конфеты, пупсики, и еще куча самых лучших на свете мелочей. Брать их строго воспрещалось. Однажды Оля свистнула пару конфет и поиграла с удивительными, мягкими пупсиками. Она никогда не ела таких замечательных конфет и никогда не играла с такими пупсами. Для Оли тоже покупали конфеты, но те были с белой начинкой, хоть и шоколадные сверху, а Олины пупсы – пластмассовые и некрасивые.
Если бы Оля спрятала фантики куда подальше – ничего бы не случилось. Настя, девочка с фотографии, не наябедничала. Но фантики мама сразу заметила.
- Ты воруешь у Насти конфеты? Как тебе не стыдно, гадина ты такая! – кричала и кричала мама.
Она хлестала Олю по щекам, лупила ремнем, и глаза ее под линзами очков казались ужасно большими. В этих глазах не было ни злости, ни ярости, однако руки мамы и слова ее были злыми, каменными, тяжелыми.
Потом Олю не выпускали из комнату неделю. Пожаловаться некому – ни бабушки, ни дедушки у Оли не было. Даже папа не хотел ее защитить. Папа вел себя так, будто Оля стеклянная – просто не замечал. За всю жизнь он с ней перебросился, наверное, только парой фраз. Оля искренне считала, что это нормально: все папы заняты важными делами. Детей воспитывают мамы. И не обижалась. Пока не пошла в первый класс, где увидела, как много девочек из ее класса пришли на день знаний не только с мамами и бабушками, но и с папами.
Папы держали девочек и мальчиков за руку, и нежно с ними беседовали. Оле это показалось странным и даже ненормальным – разве так бывает? Может быть, Олю просто не любят? Ведь Олин папа не был глухонемым – он нежно разговаривал с черноглазой Настей с портрета, дарил ей сладости и фрукты, и не позволял приближаться к телевизору даже на метр.
Девочка Настя не сразу стала жить в портрете, три года назад она была вполне живой девочкой, и тоже пошла в первый класс. Однажды, по дороге из школы, она переходила дорогу, не посмотрела по сторонам и была сбита грузовиком. Потому и переселилась в этот проклятый портрет. Оля ее не помнит. Наверное, маленькая была.
Она вообще плохо помнила то время. Иногда ей снились странные, пугающие сны. Будто Олю обнимает и целует мама, но НЕ ЭТА. Другая. Но почему-то Оля была уверена, что ЭТА – ее настоящая мама. С ней спокойно. Хотя Оля не видела лица настоящей матери, но знала – она красивая, красивее всех.
Снилось, как они стояли на крыше. Небо возвышалось над ними фиолетовым куполом с багровыми ободками вечерней зари. Мамины волосы развевал легкий ветер. Она ничего не говорила, крепко сжимая Олину ладошку в своей руке. Мир вокруг был сказочно прекрасен, и видно было, как где-то вдалеке, за городом, зеркальной ленточкой поблескивала река, а солнце, красное и раскаленное, как спиральки домашнего электрического обогревателя, погружалось за край огромной земли…
Странные сны, странные. После них Оля горько плакала. Но спросить у мамы, что это такое, Оля не могла решиться.
То, что она – чужая девочка, Оля узнала совершенно случайно. . .
. . . дочитать >>