Началоhttps://dzen.ru/a/aQtSet6usUJOYpfW
Фаин стоял за стойкой лавки и выкладывал на нее зелье одно за другим – он уже был одет, но выглядел так, словно уже – это неправильное слово. Под глазами у него залегли густые тени, а в мешках можно было спрятать несколько колб с зельями – похоже он вообще не ложился спать, а занимался именно их приготовлением.
Об этом свидетельствует и приоткрытая дверь зельеварни, из которой выбивался зеленоватый дымок – знак, что зелье от головной боли уже проходило последнюю стадию фильтрования. Я сильнее сжала перила и отступила в более глубокую тень; Фаин тем временем приветствовал посетителей с неизменной улыбкой, которая сейчас, впрочем, казалась несколько вымученной.
- А где же наша ведьма? - спросил вдруг кто-то из крестьян среди общего гомона голосов. А гомона этого было немало, создавалось впечатление, что едва ли не все жители Ясновца вдруг решили собраться возле моей хижины. Но стоило вопросу сорваться с языка господина Гонта, как все притихли. Фаин растрепал свои короткие волосы и глянул наверх, где стояла я.
Он заметил меня сразу же, как будто его глаза уже были натренированы видеть меня повсюду. На мгновение замер, а потом повернулся к посетителям, как ни в чем не бывало:
- Она еще отдыхает. Так чем я могу вам помочь?..
Крестьяне еще какое-то мгновение растерянно осматривали лавку, большинство из них не поднималось к ней, вероятно, с момента смерти Агнии. А тут изменилось немало, хотя я так и не удосужилась на настоящий, содержательный ремонт – даже тогда, когда на него появились деньги после продажи всех зелий в соседние села. Что-то словно останавливало меня: будто бы латание дыр в стенах и крыше стало бы окончательным сигналом, что я примиряюсь с наследием бабушки, пускаю здесь корни. Что я отпускаю мать и принимаю ее смерть.
- Конское зелье мне дайте. Да еще вот то, розовое, для желудка, - послышался первый голос, а все заговорили наперебой: зелье от похмелья, настойка для красивого цвета лица, средства для волос и ногтей... все это благодаря неутомимому труду Фаина и его постоянным экспериментам в зельеварне теснилось на полках позади мужчины.
А он влился в работу продавца так легко, словно был для этого рожден: Фаин улыбался, принимал деньги, безошибочно отсчитывал сдачу и за считанные мгновения находил зелья во всех моих классификациях, что я меняла едва ли не каждую неделю в надежде, что новая расстановка как-то привлечет покупателей.
И как только на лицо пролезла робкая улыбка – ведь события в магазине напоминали какой-то сон, мечту, которую я имела с мгновения, когда появилась в деревне, она сразу же сползла. Фаин должен был уехать. Он точно не останется здесь, в Ясновце, что бы он там ни говорил. Зачем ему, когда к его ногам стелилась вся Ятрофа, когда у него в друзьях была королевская семья, и когда он работал главой Гильдии?..
Я тихонько прикрыла за собой дверь спальни и начала день, как обычно. Быстро умылась холодной водой, переоделась, туго заплела косу и накрыла волосы сверху платком. А перед дверью снова остановилась: пересекаться ни с Фаином, ни с благодарными крестьянами я сейчас не хотела. Не знала, что говорить ни тем, ни другими – и подозревала, что в важный миг изо рта точно вылетит что-то не то.
Поэтому я наскоро написала записку Фаину, что отправляюсь ухаживать за Туром, а потом открыла окно. Расстояние со второго этажа было немалое, но почти до самого подоконника доходила ветка раскидистой яблони, росшая в садике уже не одно десятилетие. Я отлично лазила по деревьям, хоть и делала это только в случае страшной нужды – поэтому без особого труда зацепилась за ветки и спустилась наземь. Отряхнула платье, подхватила ранее сброшенную корзину, и зарослями малинника и ежевики спустилась с холма.
Гесту я нашла во дворе ее дома – она вывешивала белье и тихонько что-то напевала себе под нос. О недавнем горе напоминали только красные глаза и пятна на лице, еще не сошедшие окончательно. И еще мне показалось, что в ее светлых волосах появилось несколько прядей седины – но я не могла сказать наверняка.
- Алтея! - она бросилась ко мне и сжала меня в крепких объятиях. Я же сначала замерла, а потом также подняла руку и неуверенно похлопала ее по плечу. - Он уже просыпался! И даже говорил!
Я кивнула. Это было хорошо и вполне ожидаемо – я проспала едва ли не целые сутки, и за это время зелье из полуденника уже должно было бы подействовать как следует.
– Я его осмотрю, - я сказала это уже на пороге, толкая дверь. Геста только кивнула и счастливо прижала к груди мокрую рубашку, принадлежавшую ее мужу. А в гостиной уже также произошли существенные изменения: окна, ранее закрытые тяжелыми занавесками даже днем, теперь пропускали в комнату свет, вся она была убрана, и я заметила, сколько же цветов Геста держала и в доме: букеты ромашек, что ей приносил Тур едва ли не каждый вечер, гортензии, розы и пионы из ее сада, маленькие пестрые цветочки в горшках.
Тур сидел на кровати, опираясь на несколько больших подушек, и писал что-то на коленях. Больную ногу не укрывало одеяло, поэтому я посмотрела на нее сразу – и с удовольствием заметила, что она действительно выглядела в разы лучше.
Струпья, покрывавшие всю плоть до колена раньше, уже полностью исчезли. Их заменила розовая нежная молодая кожа, что уже, к сожалению, никогда не будет выглядеть так, как до ранения. Шрамы никуда не исчезнут – как и повреждения костей и суставов. Даже полуденник не был всесильным. На полное заживление раны Туру придется потратить еще не один месяц.
- Ведьма с холма, - мужчина поднял глаза от письма и растянул губы в улыбке. Впрочем, я не могла не заметить, что улыбка эта была несколько натянута – и не от боли.
- Доброе утро, - тихо сказала я, поставила корзину у самой кровати. Достала из неЕ бинты, настойки, лечебные припарки и несколько зелИй. - Как твоя нога?
Туровая улыбка стала чуть менее напряженной:
- Точно лучше, чем в ту ночь, когда меня выбросили на опушку леса. И я все еще ... я все еще не могу ходить.
В его голосе, несмотря на то, что он старательно пытался это скрыть, затаился страх.
- Я пытался, но нога меня не слушает, понимаешь? Скажи мне сразу, Алтея - я теперь калека?
От одного этого слова руки мне будто прошило десятками острых иголок и я едва не уронила очередную колбу с зельем исцеления. Перевела острый взгляд на лесоруба:
- Я думала, что оставила Гесте четкие инструкции. И главная из них - не беспокоить ногу.
- Геста не знает, не ругайся на нее, – отмахнулся Тур.
В его голос просочилось что-то такое слабое, что я отвернула голову. Осторожно сняла старую повязку с раны, наложила на нее новые, чистые бинты. Налила зелья в кружку и размешала их так, как объяснял Фаин.
- Ты будешь ходить, – сразу же сказала я, - но не сразу. На полное исцеление могут уйти месяцы – и твои попытки ходить не приближают этот миг, а только отдаляют.
Тур нахмурился. В его лице одновременно читалось и страшное облегчение, и озабоченность.
- Так это что я, буду привязан к кровати вплоть до осени? А кто за лесом будет смотреть? Кто…
Он смолк. Глаза его скользнули по стене дома и остановились на Гесте, которая за окном медленно возилась на грядке с овощами.
- Сейчас это не твоя забота, – как могла мягко сказала я, – ты должен выздороветь. А насчет кровати ... мы что-нибудь придумаем.
Я слышала, что в Ятрофе делали кресла с большими колесами, крутившимися благодаря одному хитрому артефакту. Они были недешевые, но сейчас, я подозревала, что денег я имела достаточно. Если заказать одно такое сегодня, оно может появиться уже совсем скоро, может даже со следующим поездом.
Я передала зелье Туру. Мужчина скривился, но выпил, и я спросила:
- Что произошло?
Мне не пришлось ничего добавлять, Тур понял, о чем я спрашиваю, мгновенно. Он с силой закрутил чернильницу и отставил ее на столик рядом. Туда же убрал письмо, что писал.
– Я и сам не знаю, Алтея, - начал он тихо. - Я уже возвращался тогда в Ясновц. Хотел только напоследок проверить, все ли в порядке у ручья. В последнее время я видел много... странного в лесу.
- Ты о людях барона и стройке? - спросила я спокойно, складывая все свои инструменты обратно в корзину.
- Ты знала? - спросил мужчина удивленно. Он сжимал свои могучие кулаки, но я подозревала, что с уничтожением леса сделать он мог немного.
Я кивнула.
- Увидела как-то выжженную пустошь на поляне. Я, впрочем, не понимаю, чего барон пытается достичь, – все же признала, пожимая плечами. Я порой думала об этом, но ни одна версия не удовлетворяла меня полностью.
- Они приходят в леса все чаще. Оставляют камни, вырубают деревья, выжигают заклятиями землю. Но еще ничего не строят. Только забирают, и забирают, и забирают…
Тур замолчал на несколько долгих мгновений.
- Я вышел на очередную пустошь случайно, но на этот раз там были люди. Не только рабочие, но и колдун – это он накладывал проклятия на землю. Это поверенный барона - этот Вязиль. Он поселился в Гостином дворе неподалеку, - Тур скривился, неожиданно протянул свою могучую ладонь и сжал ею мою руку.
- Я слышал, что ты ходила в лес тогда, Алтея. Умоляю тебя ... будь осторожна. Эти люди не остановятся ни перед чем. Я даже не успел тогда ничего сказать: он отдал приказ, и в меня выстрелили. А после этого ... он заклял меня так, что я не мог ни пошевелиться, ни сказать нечего. Но все видел. И чувствовал.
Ладонь Тура была горячая, а моя словно вдруг похолодела. Это Брест Вязиль был ... это он был колдуном. Вдруг вспомнились следы магии, что я почувствовала в первый же день, как только зашла в дом Агнии. Могли ли это быть его чары?
Но что тогда барон и его помощник могли вообще хотеть от Агнии и меня?
- Они лихие люди, Алтея. Лучше не переходить им дорогу.
По его словам колдовская боль глубже, чем та, что могла нанести ранение – конечно же, он все еще помнил о судьбе, постигшей его детей. Образы Исая и Марели появились перед глазами так отчетливо, словно те стояли совсем рядом, у отцовской кровати.
Я едва не открыла рот, чтобы рассказать обо всем, и заставила себя смолкнуть. А что, если вернуть их не получится? Что, как моих сил окажется недостаточно, или же это вообще невозможно?..
Хуже того, что пережили Тур и Геста, могло быть только одно – еще одна напрасная надежда.
- Боюсь, этого не избежать, - тихо сказала я, и сжала руку Тура в ответ. - Нельзя оставлять это без ответа. Я обещаю тебе, они поплатятся.
За лес, за Тура, за Исаю и Марелю. И, я убеждалась в этом все сильнее с каждым мгновением, за мою бабушку, Агнию Лесик.
Я вернулась в лавку уже к ночи, до того собирала травы на опушке леса, не углубляясь больше, чем на несколько метров, где кроны деревьев еще не смыкались слишком сильно.
Фаин снова устроился спать в теплице, и когда я приблизилась к лестнице, он проводил меня преисполненным печали взглядом. Я на мгновение остановилась – желание поговорить с ним, поделиться мыслями и рассказать ему все было невероятно сильным, но заставила себя двинуться дальше.
Я еще его не простила. Пока нет.
Сон не шел долго – я вертелась с боку на бок, а стоило закрыть глаза, как перед глазами появлялись странные видения: вот я снова в озере, тону и захлебываюсь, а сила - совсем рядом, стоит только протянуть руку и взять. По крайней мере попробовать – так, как, вероятно, сделала моя бабушка.
И тогда я протянула руку, но сила оказалась дальше на шаг. Я поднялась и подвинула к ней, а она снова удалилась. Медленно я побрела за ней, спустилась вниз, в более глубокие воды озера, почему-то напоминавшие лестницу.
Я шла и шла, а сила все удалялась и удалялась, словно умышленно дразнила меня. Но почему-то я не могла найти в себе сил остановить эту странную погоню. Я спустилась с одного подводного холма и поднялась на другой, а потом остановилась в самом его центре.
Вода колыхалась вокруг моего лица и голых рук, как ночной ветер, а кучка могучего сияния зависла в каком-то шаге и, казалось, больше не собиралась убегать. Остался последний шаг и я коснусь ее, стану мощнее, чем когда-либо могла себе представить.
Я этого не хотела, зачем? Но ноги сами ступили вперед, словно и не слушая меня.
Я протянула ладонь. Сияние должно было оказаться горячим, раскаленным, но почему-то было холодным. Холодным, как камень. А босые ноги мне щекотали вовсе не песок и водоросли, а земля и высокая, густая трава.
Я моргнула, а потом открыла глаза – по-настоящему. И проснулась.
Не у себя в постели, а среди густого поля травы, на соседнем ничем не засеянном холме, на который выходили окна лавки.
Рядом удовлетворенно мяукнула Ютта.
Продолжение следует...