— Я тебе говорю, этот бариста определенно тебя хочет, — Катя с хитрой улыбкой сделала глоток своего капучино, смакуя каждый миллиметр пены. — Он тебе не просто так сердечко на пенке нарисовал. Третий раз подряд! Алиш, ты хоть слушаешь меня?
Алина не слушала. Она замерла посреди шумной пешеходной улицы, словно ее током ударило. Чашка с латте, которую она только что получила из рук того самого улыбчивого баристы, выскользнула из ее расслабленных пальцев и с глухим, нелепым стуком разбилась о влажную от дождя брусчатку. Горячая коричневая жидкость брызнула на замшевые голенища ее сапог, оставляя темные, безобразные пятна. Она даже не моргнула.
— Алина? Что с тобой? — голос подруги прозвучал будто из-под воды, далеко и неясно, теряясь в гомоне города.
Все ее существо, каждая клеточка, была прикована к одной точке, к паре, стоявшей у витрины ювелирного бутика через дорогу. Мужчина, высокий, в том самом пальто цвета хаки, которое она сама выбирала ему прошлой осенью в Милане, которое пахло теперь им и дождливым вечером. Его спина, знакомая до каждой мышцы, его укладка, которую она поправляла сегодня утром, его смеющаяся, беззаботная улыбка — все было до боли знакомым, своим. Это был Дмитрий. Ее Дима. Ее муж. Мужчина, который в этот самый момент должен был быть за тысячу километров от города, на скучной деловой конференции, о чем он сам ей сообщил вчера вечером по видеосвязи, сидя в номере отеля с нейтральными стенами.
И он был не один.
С ним была молодая, стройная девушка в элегантном бежевом пальто. Ее каштановые волосы были убраны в небрежный, но стильный пучок. Она что-то оживленно говорила, запрокинув голову и смеясь беззаботным, звонким смехом, а он смотрел на нее с такой нежностью и обожанием, что у Алины похолодело в груди. Одной рукой он обнимал ее за плечи, прижимая к себе, а другой держал ее ладонь. Его большой палец медленно, почти машинально, водил по ее костяшкам. Этот жест, такой интимный, такой их… Этот жест он всегда делал, когда они вдвоем смотрели фильм на диване, укрывшись одним пледом.
— Алина! — Катя резко схватила ее за локоть, ее пальцы впились в кожу через тонкую ткань куртки. Голос подруги стал резким, сдавленным, полным нарастающей тревоги. — Ты в порядке? Ты белая как полотно! Что ты увидела?
Алина не могла вымолвить ни слова. Она чувствовала, как земля уплывает из-под ног, заставляя ее слегка пошатнуться. Гул большого города — настойчивые гудки машин, взрывы смеха прохожих, зазывная музыка из кафе — все это слилось в один оглушительный, нарастающий звон в ушах, заглушающий все. Сердце колотилось где-то в горле, бешеными, неровными ударами, мешая дышать, мешая думать.
— Это… — она попыталась прошептать, но голос сорвался в беззвучный хрип. Она подняла руку, дрожащим пальцем указав через дорогу. — Это Дима.
Катя резко, почти по-солдатски, повернула голову, ее взгляд метнулся по толпе, выискивая знакомую фигуру.
— Где? Что ты несешь? Он же в…
Подруга замолкла на полуслове. Она увидела их. Ее глаза, всегда такие насмешливые и уверенные, широко раскрылись, наполняясь сначала непониманием, а затем леденящим ужасом. Ее взгляд, словно маятник, перебегал с фигуры Дмитрия, с его счастливого, расслабленного лица, на бледное, как полотно, искаженное шоком лицо Алины и обратно. Все кусочки мозаики, все их вчерашние разговоры о командировках, все ее собственные горькие опыты — все сложилось в одну ужасающую, неопровержимую картину.
— Господи… — выдохнула Катя, и в ее голосе прозвучала не просто жалость, а нечто большее — знание. Знание того, что сейчас будет. — Алина, дыши. Просто дыши, слышишь меня?
Но Алина не могла дышать. Она видела, как Дмитрий наклонился к той девушке, к этой незнакомке в бежевом пальто, и что-то шепнул ей на ухо, губами почти касаясь ее мочки. Та засмеялась еще звонче, еще счастливее, и прижалась к нему всем телом, вжимаясь в его объятия. В ее сияющих, смеющихся глазах горели такие искренние, такие беззаботные огоньки счастья и полного доверия, что у Алины внутри все оборвалось и похолодело. Она видела этот взгляд. В зеркале. Много лет назад. Это был ее собственный взгляд, обращенный к нему.
— Он… он должен быть в командировке, — прошептала она, и в ее голосе слышалось чистое, детское недоумение, словно она пыталась решить задачу, в которой не сходились условия. — Он звонил мне вчера… поздно вечером… из номера отеля… Говорил, что все скучно, что заседания затянулись… Спрашивал, как мои съемки…
— С...ка, — тихо, но очень четко и с холодной яростью выругалась Катя, сжимая ее локоть так, что кости затрещали. Ее прагматичный, циничный ум уже анализировал ситуацию, отбросив первоначальный шок. Он работал, как компьютер, просчитывая варианты, последствия. — Алина, слушай меня. Они поворачиваются. Они могут нас увидеть. Отойдем.
Но Алина не могла пошевелиться. Она была парализована, пригвождена к месту этим зрелищем. Она видела, как Дмитрий достал из внутреннего кармана пальто свой кожаный кошелек, как он легко, небрежно расплатился за какую-то маленькую, сверкающую безделушку, которую та девушка держала в руках, сияя как ребенок, получивший долгожданный подарок. Он всегда дарил и ей, Алине, такие же маленькие, милые, неожиданные подарки просто так. «Чтобы ты знала, что я о тебе думаю, солнышко», — говорил он, целуя ее в макушку. «Чтобы ты помнила, как я тебя люблю».
И теперь он делал то же самое. Для кого-то другого. Прямо здесь, в пятнадцати минутах ходьбы от их дома.
— Пойдем, — резко, почти грубо дернула ее Катя, пытаясь оттащить в сторону, под сень арки ближайшего старинного здания, в тень. — Пойдем сейчас же! Алина!
Инстинкт самосохранения, кричащий в подкорке, на секунду пересилил паралич. Алина позволила подруге оттащить себя в укрытие арочного прохода. Ее спина вжалась в холодный камень, а взгляд, словно прикованный, не отрывался от той пары. Она видела, как Дмитрий, все еще смеясь, повернулся и, обняв ту женщину за талию, повел ее прочь, вглубь пешеходной зоны. Они растворялись в толпе, два счастливых силуэта, а он так и не обернулся, не почувствовал на себе ее пристального, разбитого взгляда.
Он ее не видел. Не подозревал, что его идеально выстроенный мир только что дал первую, сокрушительную трещину.
— Господи, Алина… — Катя, бледная и взволнованная, сжала ее руки в своих ледяных ладонях. — Ты… ты уверена, что это он? Может, просто похожий?
— Это он, — прошептала Алина, и ее голос наконец обрел звук, но это был звук пустоты и крушения. Она смотрела в ту точку, где только что был ее муж. — Это его пальто. Его походка. Его смех. И… этот жест. Он так всегда водит пальцем по моей руке.
Она медленно соскользнула по стене вниз, не в силах больше стоять. Колени подкосились. Катя тут же присела рядом, обняв ее за плечи.
— Что мне делать, Кать? — в ее голосе зазвенела отчаянная, детская беспомощность. — Он в командировке! Он… он мне звонил! Как это возможно?
— Значит, не в командировке, — голос Кати был твердым, как сталь. В ее глазах горел холодный, аналитический огонь. — Значит, все это время… Слушай, ты не должна сейчас ничего ему говорить. Ни слова, слышишь?
— Но я… я должна ему позвонить! Я должна спросить! — Алина потянулась за сумочкой, ее пальцы дрожали, не слушаясь.
— Нет! — Катя резко накрыла ее руку своей. — Никаких звонков! Никаких сообщений! Ты сейчас в шоке. Если ты сорвешься, ты все испортишь. Он начнет врать, заметет следы, и ты ничего не докажешь.
— Докажешь? — Алина подняла на подругу заплаканные глаза. — Что докажешь? Что мой муж, который клялся мне в любви у алтаря, который спит рядом со мной вот уже семь лет… что он гуляет по городу с другой женщиной? Это и так очевидно!
— Очевидно для тебя! А для суда? Для развода? Для того, чтобы выставить его подлецом перед всеми? Нет, дорогая. Этого мало. Нужны факты. Фотографии. Доказательства. Нужно знать, кто она.
Алина смотрела на Катю, не видя ее. Перед глазами все еще стояло лицо Дмитрия — счастливое, расслабленное, такое родное и такое чуждое одновременно. Каждая деталь той сцены врезалась в память, как раскаленная игла: капли дождя на его плече, светлая прядь волос, выбившаяся из пучка у той женщины, то, как он бережно поправил ее шарфик…
— Я не могу поверить, — простонала она, закрывая лицо руками. Ее тело содрогнулось от первого, беззвучного рыдания. — Это какой-то кошмар. Я, наверное, сплю.
— Не спишь, — Катя говорила жестко, почти жестоко, вытаскивая ее из ступора. — Проснись. Твоя жизнь только что разделилась на «до» и «после». И сейчас нужно решить, что ты будешь делать «после».
Она помогла Алине подняться на ноги. Та стояла, пошатываясь, опираясь на подругу.
— Пошли к тебе. Ты не должна оставаться одна. И никаких звонков ему, ясно? Ни единого намека, что ты что-то знаешь. Веди себя как обычно.
— Как обычно? — Алина горько рассмеялась, и смех перешел в истерический всхлип. — Катя, я только что видела, как мой муж изменяет мне в центре города! Какое уж тут «как обычно»…
— Соберись! — Катя встряхнула ее за плечи. — Если ты сейчас сломаешься, он выкрутится. Ты хочешь, чтобы он выкрутился? Чтобы он продолжал тебе улыбаться и врать в глаза?
Вопрос повис в воздухе. Нет. Она не хотела. В глубине души, под слоем шока и боли, уже начинала просыпаться холодная, ядовитая змея обиды и гнева.
Она молча покачала головой, вытирая лицо рукавом. Ее руки все еще дрожали.
— Тогда пошли. Молчи и слушай меня.
И они пошли, две женщины, одна — опора из стали, другая — разбитое стекло, удерживаемое вместе лишь ее волей. Алина шла, не видя дороги, не чувствуя под ногами брусчатки. Она шла по руинам своей прежней жизни, и с каждым шагом внутри нее крепло одно-единственное, пока еще слабое, но неумолимое решение. Она должна узнать правду. Всю. Какой бы горькой она ни была.
Продолжение доступно по ссылке:
Если не трудно, оставьте несколько слов автору в комментариях и нажмите обязательно ЛАЙК и ПОДПИСКА, чтобы ничего не пропустить и дальше. Она будет вне себя от счастья и внимания! Можете скинуть ДОНАТ, нажав на кнопку внизу ПОДДЕРЖАТЬ - это ей для вдохновения. Благодарим, желаем приятного дня или вечера, крепкого здоровья и счастья, наши друзья!)