🦋Иногда любовь не требует слов.
Иногда она просто стоит рядом -
и выпускает лёгкий пар.
На кухне в тот день было солнечно и немного туманно.
Только туман шёл не с улицы, а поднимался из носика Чайника,
который задумчиво пускал пар, глядя в окно.
Он всегда был немного философ — особенно в такие дни,
когда за стеклом плыли пухлые облака.
Даже кот Шалун садился рядом, будто понимал всё в чайных настроениях.
В это время Антея читала Мономи смешной фрагмент из новой главы.
Он лежал, облокотившись на подушки, с котом Фёдором у ног, и посмеивался в усы.
Из соседней комнаты доносился лёгкий звон —
Лиэль увлечённо гремел погремушкой, и это его очень забавляло.
На кухне пыл любви не думал утихать.
— Он идеален, — вздохнула Стеклянная Кружка,
стоя у края полки и не сводя глаз со Стального Чайника.
— Посмотри на изгиб его носика… Это же изящество в чистом виде!
— Ты опять про него? — буркнула миссис Вафельница.
— Остынь, подруга. Он старше тебя на три кипячения.
Кружка, действительно прозрачная до дна, вспыхнула.
Вернее, не вспыхнула, а слегка запотела изнутри.
— Но он такой… тёплый. Он всегда чувствует, когда кто-то устал.
Когда просто нужно налить чаю — и помолчать.
Ложкин, прячущийся в ящике, не удержался от смешка:
— Да уж, молчать он умеет. Один раз как замолчал —
целый день никто понять не мог, работает он или нет!
В этот момент из холодильника с вежливым покашливанием выкатился Лимон —
свежий, важный, в лёгком белом шарфике из салфетки.
— Если кто собрался признаваться в чувствах, —
сказал он, — советую добавить немного меня.
Без кислоты всё это слишком сладко. Приторно даже!
— Не умничай, долька, — буркнула Сковородка.
— Ты в прошлый раз перебродил — и всех на смех разобрал.
— А помните, как он попал в компот? — прыснула Кружка.
— С тех пор воображает себя критиком вкуса!
И в это время она снова взглянула на Чайник —
так, будто хотела сказать больше, чем могла.
Непривычно молчаливый Чайник оживился и повернулся к ней.
Медленно. Торжественно.
Кружка слегка взволновалась и опустила взгляд.
— Ты давно на меня смотришь, Кружечка, —
сказал он, и в голосе его было тепло вечернего чая.
— Я не кипячёный романтик, но… мне тоже приятно.
— Приятно что? — робко спросила она.
— Приятно… что ты видишь меня, —
ответил он после короткой паузы.
— Не носик, не блеск… А меня.
На кухне повисла тишина.
Даже Вафельница решила не хлопать крышкой
и сделала вид, что занята —
хотя ей это плохо удавалось.
— Можешь быть моей чашей? — вдруг спросил он.
Кружка задрожала:
— Я… я вся твоя.
В углу послышался тяжёлый вздох.
— Эх, молодёжь... Всё у них всерьёз и навсегда, —
проскрипела старая эмалированная Кастрюля,
чуть качнув ручками.
— Знаю, к чему всё это может привести…
Но разве их остановишь?
Вафельница молча кивнула в её сторону — мол, не вмешивайся.
Но та уже и так замолкла.
Просто смотрела на Чайник и Кружку —
с той особой теплотой,
которую может позволить себе
только посуда, видавшая не один сотейник чувств.
Когда всё на кухне затихло,
Чайник и Кружка стояли рядом на подставке,
скромно прижавшись боками.
Иногда пар поднимался не из носика,
а из самого сердца Кружки.
Из холодильника снова послышалось:
— Ну хоть кто-то нашёл счастье.
А меня опять в салат резать...
(Это был Лимон.)
Антея, улыбаясь, прошептала Мономи:
— Видишь... у нас даже кружки любят.
— Потому что здесь, в Болтании, любовь — везде, — ответил он.
— Даже между тем, кто греет,
и тем, кто хранит тепло.
