А затем, словно это жуткое воспоминание было неразрывно связано именно с комком волос в сливном отверстии, я услышала голос моего брата, причем настолько близко, что вся похолодела от страха: Вот здесь он и живет. В сливном отверстии. Сюда он и детей затягивает.
И старые, давно похороненные ощущения вдруг разом вырвались из-под спуда подобно засору из водопроводной трубы, и я почувствовала, что падаю во тьму, как Алиса, когда она провалилась в кроличью нору.
Джоан Харрис, Узкая дверь
Наверное, вы не удивитесь, что Джоан Харрис снова приглашает нас в школу Сент-Освальдс по причине чрезвычайного события. На территории школы, на самой её окраине, где заброшки, школьники вроде бы нашли труп. В школьном блейзере, со значком префекта. Как сообщил нам Гумбольдт в книге Кельмана: "Каждая горсть земли когда-то была человеком, а до него ещё и другим человеком". И они сообщают об этом своему классному руководителю, пожилому, старой закалки, латинисту Рою Стрейтли (в классических школах в Британии основное место занимают мертвые языки и литература на них). Рой просит учеников повременить с распространением этой новости, хватит школе уже скандалов, подробно описанных в предыдущих двух книгах цикла:
И он идёт к директрисе (той самой ла Бакфаст, кризисному менеджеру, которой удалось встать во главе школы в конце прошлой книги), чтобы рассказать о происшествии. Но выглядит все так, как будто она давно в курсе того, кто и почему найден на задворках школы в непрезентабельном виде кучи грязного тряпья. И она начинает свой длинный рассказ, о себе, но также и о старом друге Стрейтли, что действует на него как наживка. Ведь про него в прошлой книге открылась страшная правда. Стрейтли заворожен историей ла Бакфаст как сказками Шехерезады. Он хочет лучше разобраться в прошлом того, кого с детства считал своим другом. Она рассказывает свою историю изо дня в день, каждый раз останавливаясь на клифхэнгерах, и тем тянет время, не вызывая полицию. Рассказывает о своем детстве, о том, как у нее пропал брат, как родители от нее отстранились, запершись в своем горе, как в 16 лет она стала матерью-одиночкой, как они с дочерью бедствовали, пока она училась, как однажды, семнадцать лет назад, ей всё-таки удалось получить работу в школе Святого Генриха, такой же классической частной школе, как и Сент-Освальдз, но только ещё более привилегированной. Что тянуло её туда? Неужели то, что когда-то именно там учился и пропал ее брат? "Его забрал мистер Смолфейс в канализационные трубы" - объяснила пятилетняя Бекки полиции. И вот она, как Алиса в кроличью нору, проваливается в свои воспоминания. "До меня начинало доходить, что мои воспоминания – это некая запертая дверь в сад, много лет пребывающий в запустении." Этот образ возникает в книге не раз, что навело меня на мысль приготовить в качестве напитка-компаньона вариант чайного латте, именуемого лондонским туманом, в чашках коллекции Сад Алисы. Ну, они словно ждали случая покрасоваться) Только в рецепте я вместо ванильной эссенции использовала кленовый сироп. Готовится Лондон фог просто. Нужно заварить эрл Грей покрепче, подсластить сиропом по вкусу, а затем добавить молочную пенку.
Начало рассказа Бекки вызывает симпатии к ее героине (как и во всех книгах этого цикла, мы имеем дело с ненадежными рассказчиками, которых было бы наивно полностью отождествлять с героями их повествования). Это девушка, столкнувшаяся с большим количеством трудностей и несправедливостей, но всегда крепко стоящая на ногах: "Существуют два типа людей, Рой: одни застывают на месте, стоит оказать на них давление, а другие сразу же сами идут в атаку. Я принадлежала ко второму типу." У нас нет повода сомневаться по крайней мере в этой ее рефлексии, ведь мы свидетельствовали это в предыдущей книге. Её отчаянная борьба с конформизмом школы для мальчиков, да и британского общества в целом, напоминает мне ещё один образ Кэрролла: черная королева хватает Алису и бежит с ней очень быстро просто, чтобы остаться на месте.
Невероятное сопротивление материала приходится преодолевать женщине в таком герметичном мужском сообществе, где нет женских туалетов, хотя женщины в школе всё-таки есть, но им, за небольшими исключениями, дозволено только убираться и стенографировать, где новая учительница французского с боем отвоевывает право носить брюки (и это сцена не вымышлена, Джоанн Харрис, 15 лет проработавшая учительницей французского, просто делится своим реальным опытом в этом сюжете), где ей открыто ищут замену, невзирая на успешное преподавание.
Её коллега и подруга Керри рассказывает Бекки в школьном театре про один из костюмов - венецианскую маску moretta: "Предполагалось, что человек должен закусить эту пуговицу и тем самым удерживать на себе маску, – пояснила Керри. – Так что надевшая ее женщина оказалась бы не просто лишена лица, но и вынуждена молчать." И это наилучшим образом иллюстрирует образ идеальной женщины в патриархальном обществе.
Но в какой-то момент Стрейтли открывается новый образ его рассказчицы. Нет, это не Шехерезада: "В ее сияющих волосах играло солнце, я чувствовал запах ее духов – по-моему, это был аромат гиацинта – и думал о Мерлине, волшебнике из сказаний о короле Артуре, угодившем в ловушку, когда его обманом завлекла в куст боярышника (где он и спит до сих пор) чаровница Нимуэ."
Ла Бакфаст протиснулась в мужской мир классических школ через игольное ушко, но теперь она намерена широко раскрыть эти двери, и начинает с того, что открывает двери Сент-Освальдз для девочек: дать девочкам голос, снять с них маску moretta. Она не просто отвоевывает себе место под солнцем, у нее есть цель за пределами ее собственного существования. В этом своем крестовом походе она переходит черту. Впрочем, и сами крестоносцы, и другие воины веры ее не раз пересекали. Ведь "бог узнает своих".И, как ни странно, в том, как важна для нее школа, они совпадают со Стрейтли, для которого образ Школы тоже значит многое, если не все, ведь он буквально посвятил ей всю жизнь. В ней учился, в ней преподавал, и у него никогда не было другой семьи, кроме мальчишек его класса и других преподавателей. И он до последнего колеблется, слушая историю Нимуэ, как ему поступить, погубить школу последним скандалом или позволить ей измениться.