В нашей подборке — сцены из литературы, где газовые плиты и котлы становятся частью вещественного мира героев, задают ритм и атмосферу повествования. Иногда они используются как символ эпохи, иногда — как бытовой предмет, который можно почувствовать почти физически. На кухнях — от коммунальной Москвы до тихих японских квартир — газ живет как неотъемлемая часть общего языка культуры повседневности.
Михаил Булгаков, очерк «О хорошей жизни» из цикла «Москва 20-х годов»
Булгаков — писатель, врач и мастер иронии, человек, который умел превращать бытовые детали в сцены почти театральные. В этом фрагменте газовая плита — не техника, а символ комфорта и удачи:
«Ведь Зина чудно устроилась. Каким-то образом в гуще Москвы не квартирка, а бонбоньерка в три комнаты. Ванна, телефончик, муж, Манюшка готовит котлеты на газовой плите, и у Манюшки еще отдельная комнатка. С ножом к горлу приставал я к Зине, требуя объяснений, каким образом могли уцелеть эти комнаты?
Ведь это же сверхъестественно!!
Четыре комнаты - три человека. И никого посторонних.
И Зина рассказала, что однажды на грузовике приехал какой-то и привез бумажку "вытряхайтесь"!!
А она взяла и... не вытряхнулась.
Ах, Зина, Зина! Не будь ты уже замужем, я бы женился на тебе. Женился бы, как бог свят, и женился бы за телефончик и за винты газовой плиты, и никакими силами меня не выдрали бы из квартиры».
Михаил Булгаков, «Площадь на колесах»
В том же московском мире Булгаков доводит абсурд тесноты до гротеска:
«Ну, и город Москва, я вам доложу. Квартир нету. Нету, горе мое! Жене дал телеграмму — пущай пока повременит, не выезжает. У Карабуева три ночи ночевал в ванне. Удобно, только капает. И две ночи у Щуевского на газовой плите. Говорили в Елабуге у нас — удобная штука, какой чорт! — винтики какие-то впиваются, и кухарка недовольна».
Виктор Пелевин, «Generation «П»
Пелевин — один из самых узнаваемых постсоветских авторов, тонкий наблюдатель переходной эпохи, где массовая культура, бизнес эпохи первоначального накопления капитала и бытовая неустроенность образуют единый сюрреалистический фон. Газовая плита — как маркер минимального стандарта цивилизации:
«Гиреев жил в покосившемся черном доме, перед которым был одичавший сад, заросший высокими, в полтора человеческих роста, зонтиками. По уровню удобств его жилье было переходной формой между деревней и городом: в будке-уборной сквозь дыру были видны мокрые и осклизлые канализационные трубы, проходящие над выгребной ямой, но откуда и куда они вели, было неясно. Однако в доме были газовая плита и телефон».
Светлана Аллилуева, «Только один год»
Дочь Сталина, писательница, эмигрантка, — в своих мемуарах она фиксирует момент, когда впервые получает возможность жить как обычный человек — без прислуги, с собственными счетами и газовой плитой:
«Здесь я научилась пользоваться газовой плитой, готовить, шить, стирать — до того все это делали за меня другие. Моя старая няня считала, что самое важное — книги и образование и никогда не учила меня хозяйству.
Все это мне пришлось наверстать только теперь, и я не сразу научилась сложной «домашней науке». Я была счастлива сама платить за газ, свет, за квартиру. После стольких казенных резиденций это был, наконец, дом».
Елена Ильина, «Четвертая высота»
Ильина — автор повестей о школьниках и подростках, чьи книги читают уже три поколения. Она пишет про простые вещи — дружбу, учебу и домашний уют. В этом эпизоде кухня — центр жизни:
«У белой газовой плиты стояла худенькая седая женщина и переворачивала на сковороде котлеты. Катя подумала, что это чья-нибудь бабушка, но Наташа шепнула ей, что это не бабушка, а мать той самой Муры, которая открыла им дверь. Масло на сковороде плевалось и брызгалось, суп в кастрюле бурлил, выбрасывая клубы пара».
Дмитрий Емец, «Бунт пупсиков»
Писатель детской фантастики, автор серии про Таню Гроттер. У него газовый котел — уже не бытовая деталь, а почти магический прибор:
«А потом папа выключил в подвале свет, все поднялись наверх и разбежались по дому. Папа показывал маме, как зажигается газовый котел и как делается самый большой в мире «ПЫХ!». Саша, разумеется, уже стоял рядом навострив уши, и папе приходилось зажимать ему уши пальцами, а заодно и закрывать глаза, чтобы Саша не пронюхал, как делается самый большой «ПЫХ!».
Дарья Донцова, «Досье на Крошку Че»
Одна из самых популярных авторов иронических детективов. Здесь газ — про квест и хитрую подростковую уловку:
«Мы проговорили с Катей долго, потом девочка спохватилась:
— Как бы бабушка не догадалась, что меня дома нет!
— Ты не сказала, куда уходишь? — спросила я.
Катя хмыкнула:
— Конечно, нет. Заперла свою ванную комнату и воду пустила. Если Лидия Константиновна к двери подойдет, то подумает, что моюсь. Я могу в пене пару часов пролежать, она об этом знает, но ведь когда-то надо и вылезти… — резонно заметила девушка.
— Как же ты в дом незаметно попадешь?
Катя засмеялась:
— У нас, кроме парадного хода, есть черный, а еще можно через окно бойлерной пролезть, оно всегда открыто в целях безопасности — там газовый котел стоит. Вы мне поможете?»
Дина Рубина, «На солнечной стороне улицы»
Рубина — писательница с редкой памятью на детали, юмор и интонацию. У нее кухня — сцена любви и точного ремесла, и газовая конфорка — часть ритуала:
«Стасик знал рецепты самых неожиданных блюд, вроде татарского чак-чака, варил лучший в мире кофе (действительно лучший; даже в Стамбуле, даже на Крите, где ее водили в специальные места — пробовать особенный кофе, она не пила лучшего, чем тот, что варил Стасик на газовой конфорке в их кухне); он по-особому заваривал зеленый чай, колдуя над нужной температурой воды, — при этом казалось, что старый чайник с надбитым носиком таинственным образом влюблен в его руки и тянется к ним, что пиала сама просится в его большую и удобную ладонь...»
👉 В продолжении статьи приведем еще несколько примеров того, как газовые приборы используются в литературе, — на этот раз из произведений зарубежных авторов. Подпишитесь, чтобы не пропустить!