Андрей, мой муж, сидел на диване, увлеченно листая ленту в телефоне. Мы были женаты пять лет, и наша жизнь казалась мне тихой гаванью, построенной на взаимопонимании и любви. По крайней мере, я так думала.
Наша квартира, моя квартира, если быть точной, досталась мне от бабушки. Андрей переехал ко мне сразу после свадьбы. Он хороший парень, заботливый, внимательный. Единственной тучкой на нашем семейном небе была его мама, Тамара Петровна. Не то чтобы она была злой, нет. Просто… всепоглощающей. Она жила в другом городе, в четырех часах езды на поезде, но ее присутствие ощущалось постоянно. Андрей звонил ей каждый день, подолгу обсуждал все наши дела, от покупки нового чайника до планов на отпуск.
— Лена, ну что ты готовишь вкусного? — лениво протянул Андрей, не отрывая взгляда от экрана.
— Пирог, твой любимый. С яблоками, — улыбнулась я, ставя румяный противень на плиту.
— Ммм, молодец. Мама, кстати, такой же печет. Только она еще орехи добавляет. Говорит, так текстура интереснее.
Опять мама. Конечно, мама. Мама делает лучше, мама знает лучше, мама всегда права. Я вздохнула, но промолчала. За пять лет я научилась не реагировать на эти бесконечные сравнения. Андрей делал это не со зла, просто он был маминым сыном до мозга костей. Его отец умер давно, и Тамара Петровна воспитала его одна, вложив в него всю свою нерастраченную любовь и энергию. Иногда мне казалось, что она до сих пор не перерезала пуповину.
Последние пару месяцев Андрей стал особенно часто говорить о ней. Жаловался, что они редко видятся, что мама скучает одна в своем большом доме, что ей одиноко.
— Понимаешь, Лен, ей там тоскливо. Подруги все разъехались, здоровье уже не то. Я так за нее переживаю, — говорил он с искренней болью в голосе.
— Так давай съездим к ней на выходные, — предлагала я.
— Да что те выходные… Приехали-уехали. Не то это всё. Вот бы она была поближе…
Я сочувственно кивала, но внутри всё сжималось от дурного предчувствия. Мне нравилась наша жизнь вдвоем. Я не была готова делить свое личное пространство с кем-то еще, даже с матерью мужа.
Телефонный звонок разрезал уютную тишину вечера. Андрей поднял трубку.
— Мам? Привет! Что-то случилось? — его лицо мгновенно стало серьезным. Я замерла с полотенцем в руках. — Как на вокзале? В нашем городе? Почему ты не предупредила?
Я подошла ближе. Слышала взволнованный, но твердый голос Тамары Петровны из динамика. Андрей слушал, кивал, его глаза становились все больше и больше. Наконец, он посмотрел на меня, и на его лице расцвела такая искренняя, такая детская радость, что у меня похолодело внутри.
— Да… Да, конечно! Сейчас приедем! Жди нас там, никуда не уходи! — он сбросил звонок и повернулся ко мне, сияя. — Лена, ты не поверишь! Мама приехала! Насовсем!
Насовсем? Что значит насовсем? Мозг отказывался воспринимать эту информацию.
— Как… насовсем? — пролепетала я.
— Она сказала, я так часто жаловался, что мы мало видимся, что она больше не могла это терпеть! — тараторил он, натягивая джинсы. — Она продала свой дом и решила переехать к нам! Сделала нам сюрприз! Представляешь, какой она у меня молодец? Всё ради сына! Поехали скорее, она на вокзале с чемоданами!
Я стояла посреди кухни, где все еще витал аромат моего пирога. Иллюзия уюта и гармонии рассыпалась на глазах. Мой дом. Моя тихая гавань. И в нее, без спроса и предупреждения, врывался чужой человек. Насовсем. Андрей уже обувался в прихожей, его счастье было таким неподдельным, таким оглушительным, что я не нашла в себе сил сказать ни слова против. Я просто молча надела куртку, и мы поехали на вокзал, в новую, неизвестную мне жизнь.
Когда мы приехали, Тамара Петровна стояла у входа в здание вокзала, гордо возвышаясь над тремя огромными чемоданами и несколькими картонными коробками, перевязанными бечевкой. Она была одета в свое лучшее пальто, на губах — яркая помада. Вид у нее был не растерянный, а победительный.
— Мамочка! — Андрей подбежал к ней и сжал в объятиях.
— Сынок, родной мой! — она прижимала его к себе, поглаживая по спине. — Ну вот я и здесь. Больше не будем скучать.
Потом она повернулась ко мне. Её взгляд был оценивающим, немного снисходительным.
— Здравствуй, Леночка. Надеюсь, ты рада. Я ведь ради вас старалась.
Я выдавила из себя слабую улыбку.
— Здравствуйте, Тамара Петровна. Неожиданно…
— Сюрпризы — это хорошо! — отрезала она. — Помогите мне с вещами.
Всю дорогу до дома Андрей и его мама щебетали без умолку, вспоминая детство, общих знакомых, обсуждая, как теперь всё замечательно устроится. Я вела машину и молчала, чувствуя себя таксистом, который везет счастливую семью на воссоединение. Когда мы затащили чемоданы в квартиру, Тамара Петровна с порога обвела всё хозяйским взглядом.
— Ну что ж, неплохо. Тесновато, конечно, после моего-то дома, но ничего, в тесноте, да не в обиде.
Она без малейшего смущения прошла в нашу спальню, поставила чемодан у стены и произнесла ту самую фразу, которая стала отправной точкой конца моего мира.
— Сынок жаловался, что мало видимся, так что я продала свой дом и переезжаю к вам насовсем! — объявила она, будто даруя нам величайшее благо.
Андрей был на седьмом небе от счастья. Он кружил вокруг нее, предлагал чай, разбирал коробки, суетился, как мальчишка.
— Мама, ты даже не представляешь, как я рад! Это лучший подарок! Правда, Лен?
Я посмотрела на его сияющее лицо, на довольное лицо свекрови, на чемоданы в моей спальне, и почувствовала, как внутри меня что-то обрывается. Холодная, звенящая пустота заполнила место, где раньше была любовь и доверие.
Да, — подумала я. — Это действительно «сюрприз». Но мой будет поинтереснее. И я заставила себя улыбнуться самой фальшивой улыбкой в своей жизни.
Первые дни были похожи на тихий кошмар. Тамара Петровна вела себя не как гостья, а как полноправная хозяйка, которая просто на время уезжала и вот теперь вернулась наводить порядок. Она начала с кухни. Мои любимые кружки были переставлены на самую дальнюю полку, потому что «они не подходят к сервизу». Специи, которые я так долго собирала и расставляла по удобным баночкам, были сгружены в один ящик под предлогом «освобождения рабочего пространства».
— Леночка, ты не обижайся, — говорила она своим медовым голосом, — я просто хочу, чтобы было по-настояшему уютно, по-семейному. У тебя, конечно, хороший вкус, но немного не хватает… основательности.
Андрей на все это смотрел с обожанием.
— Мама у меня дизайнер от бога! Смотри, как сразу лучше стало!
Лучше? — кричал мой внутренний голос. — Она просто разрушает мой мир, кусочек за кусочком, а ты и рад! Но вслух я говорила: «Да, конечно, так гораздо удобнее». Я выбрала тактику выжидания. Я хотела понять, что происходит на самом деле. Не верилось, что пожилая женщина могла сорваться с места и продать дом просто из-за жалоб сына на одиночество. Тут было что-то еще. Что-то, чего я не знала.
Подозрения начали обрастать плотью из мелких, почти незаметных деталей. Тамара Петровна постоянно шепталась с Андреем, когда думала, что я не слышу. Стоило мне войти в комнату, как они тут же замолкали и с преувеличенно невинными лицами меняли тему. Однажды вечером я вернулась с работы пораньше. Дверь была не заперта, и я вошла тихо. Из кухни доносились их приглушенные голоса.
— …главное, сейчас не давить на нее, — говорила свекровь. — Пусть привыкнет. Она девочка мягкая, ведомая. Немного потерпим, и всё будет так, как мы хотим.
— Ты уверена, мам? Она свою квартиру очень ценит, — с сомнением отвечал Андрей.
— Все они ценят, пока не появляется что-то важнее. Например, семья. Настоящая, крепкая семья. А квартира… квартира — это просто стены. Мы сделаем всё по-умному, сынок, не переживай.
Я отступила в прихожую, сердце колотилось где-то в горле. О чем они? Что значит «всё будет так, как мы хотим»? И при чём тут моя квартира? Я сделала несколько вдохов, потом нарочито громко звякнула ключами и вошла на кухню с улыбкой.
— Всем привет! А я уже дома!
Они вздрогнули. Андрей тут же вскочил:
— Ой, Ленусь, а мы тут как раз обсуждали, куда поехать на следующих выходных, чтобы маме город показать.
Ложь была такой очевидной, такой неуклюжей, что мне стало противно. Но я подыграла.
— Отличная идея!
С каждым днем я чувствовала себя всё более чужой в собственном доме. Свекровь заняла большую комнату, которая раньше была нашей гостиной и моим рабочим кабинетом. Мой стол с компьютером и документами был небрежно сдвинут в угол, завален ее вещами. Андрей же превратился в ее тень. Он больше не спрашивал, как прошел мой день, не обнимал меня по вечерам. Все его внимание было сосредоточено на маме. Они вместе смотрели сериалы, вместе ходили в магазин, вместе решали, что мы будем есть на ужин. Я стала для них невидимой. Или, скорее, удобным предметом интерьера.
Однажды, убираясь в комнате свекрови (она попросила меня протереть пыль, потому что у нее «прихватило спину»), я заметила папку с документами, небрежно оставленную на комоде. Любопытство пересилило все нормы приличия. Я имею право знать, что происходит в моем доме. Дрожащими руками я открыла папку.
Сверху лежал договор купли-продажи ее дома. Я пробежалась глазами по строчкам. И дата… Дата продажи была три месяца назад. Три месяца! А Андрей все эти месяцы продолжал рассказывать мне, как его мама скучает одна в своем большом доме. Значит, они оба мне лгали. Давно. И методично.
Но это было не всё. Под договором я нашла еще один любопытный документ. Это был черновик, набросок какого-то юридического соглашения. Я не юрист, но смысл был предельно ясен. Это был проект дарственной. На мою квартиру. В черновике было указано мое имя как дарителя и имя Андрея как одаряемого. У меня потемнело в глазах.
Они… они планировали заставить меня подарить ему квартиру? Мою квартиру, единственное, что у меня есть, что я заработала не сама, но что давало мне чувство уверенности и независимости?
Я аккуратно положила бумаги на место и вышла из комнаты, чувствуя, как ноги становятся ватными. Всё встало на свои места. И жалобы Андрея, и внезапный «сюрприз» с переездом, и их шепотки по углам. Это был план. Хорошо продуманный, циничный план. Они хотели выдавить меня из моего же дома, лишить меня всего, сделать полностью зависимой. Наверное, рассчитывали, что я, ослепленная любовью и желанием сохранить «семью», подпишу всё, что мне подсунут.
В тот вечер я не спала. Я лежала рядом с Андреем, который мирно посапывал, и смотрела в потолок. Любви больше не было. На ее месте зияла черная дыра предательства. Было больно, до тошноты. Но сквозь боль пробивалась холодная, ясная ярость. Нет. Я не буду жертвой. Я не позволю им это сделать. Я смотрела на спящего мужа и видела перед собой чужого, алчного человека. Пять лет моей жизни, моей заботы, моей любви — всё было ложью. Он не любил меня. Он любил удобство, которое я ему предоставляла. И мою квартиру.
На следующий день я взяла на работе отгул. Сказала, что плохо себя чувствую. А сама поехала к знакомому риелтору. Потом к юристу. Я действовала быстро, четко, словно во мне включился какой-то аварийный механизм. Боль притупилась, уступив место ледяному расчету. Я должна была защитить себя. И я знала, как это сделать.
Следующие две недели я играла свою роль. Роль любящей, хоть и немного растерянной жены и невестки. Я улыбалась, кивала, соглашалась с перестановкой мебели, хвалила стряпню свекрови. Они расслабились. Они видели, что их план работает. Я «привыкала». Тамара Петровна становилась всё более властной, Андрей — всё более отстраненным. Они уже мысленно поделили мою жизнь и мое имущество. Они не знали, что обратный отсчет уже пошел. И я готовила им свой собственный сюрприз. Настоящий.
Вечером в пятницу я приготовила праздничный ужин. Запекла утку, сделала сложный салат, достала красивые бокалы.
— А что за повод? — удивился Андрей.
— Ну как же? — я широко улыбнулась. — Нужно же отметить воссоединение вашей семьи. Тамара Петровна теперь с нами, это большое событие. Я думаю, мы должны это отпраздновать.
Они переглянулись. Моя инициатива их явно обрадовала и укрепила в мысли, что я окончательно смирилась. Свекровь даже расчувствовалась.
— Какая ты у меня умница, Леночка. Я знала, что ты всё поймешь. Семья — это главное.
Мы сели за стол. Комната была залита теплым светом торшера, еда аппетитно пахла. Идиллия. Фальшивая, насквозь прогнившая идиллия. Тамара Петровна подняла бокал с соком.
— Я хочу выпить за наш новый дом! За нашу большую и дружную семью! За то, чтобы мы всегда были вместе, сынок!
Андрей счастливо улыбался. Они выпили. А потом я подняла свой бокал.
— Да, это нужно отметить, — сказала я спокойно, мой голос звенел в наступившей тишине. — Андрей, Тамара Петровна, я ведь тоже приготовила вам сюрприз. Думаю, он вам понравится не меньше вашего.
Я видела, как в их глазах промелькнуло любопытство, смешанное с легкой настороженностью. Андрей усмехнулся:
— Интригуешь. Ну, что там у тебя? Новые шторы?
Я покачала головой.
— Нет. Кое-что получше.
Я встала, подошла к комоду, где лежала моя сумка, и достала оттуда аккуратную папку. Не ту, что я нашла у свекрови. Свою. Я вернулась к столу и положила ее перед ними.
— Это вам.
Андрей с недоумением открыл папку. Его взгляд скользнул по первому листу и замер. Улыбка медленно сползла с его лица. Тамара Петровна заглянула ему через плечо. Я видела, как ее лицо каменеет.
— Что… что это такое? — прошептал Андрей, поднимая на меня глаза, полные непонимания и зарождающегося ужаса.
— Это мой сюрприз, — ответила я ровным, холодным голосом. — Это копия договора купли-продажи.
Наступила мертвая тишина. Было слышно только, как тикают часы на стене.
— Я продала эту квартиру, — я произнесла каждое слово медленно, чеканя слоги. — Сделка была закрыта еще три дня назад. Покупатели — очень милая молодая пара.
Андрей смотрел то на документ, то на меня. Он не мог поверить.
— Ты… ты не могла. Без моего согласия…
— Почему же? — я усмехнулась. — Квартира моя. Она досталась мне от бабушки, задолго до нашего брака. Она не является совместно нажитым имуществом. Я имела полное право распоряжаться ею по своему усмотрению. Что я и сделала.
Тамара Петровна ахнула и схватилась за сердце.
— Лена! Что ты наделала?! Где же мы теперь будем жить?!
— «Мы»? — я посмотрела ей прямо в глаза. — Не знаю, Тамара Петровна. Вы ведь так хотели быть поближе к сыну. Вот и будете. Вам нужно будет найти новое место для жизни. Вместе.
Я достала из сумки еще пару листов. Это были распечатки. Копия того объявления о продаже ее дома трехмесячной давности и фото черновика дарственной, который я сфотографировала на телефон. Я бросила их на стол поверх договора.
— А это, чтобы вам было понятнее, почему я так поступила. Вы ведь думали, я ничего не знаю о вашем плане? Думали, я «мягкая» и «ведомая» девочка, которая отдаст вам всё, что имеет, ради иллюзии «крепкой семьи»? Вы просчитались. Оба.
Лицо Андрея исказилось. Он понял, что я знаю всё.
— Лена… это не то, что ты думаешь! Я могу всё объяснить!
— Не трудись, — отрезала я. — Новые жильцы въезжают в понедельник. Сегодня пятница. У вас есть ровно два дня, чтобы собрать свои вещи и освободить… уже не мою квартиру.
Это был конец. Занавес рухнул.
Реакция была предсказуемой. Андрей вскочил, опрокинув стул. Его лицо побагровело от ярости.
— Да как ты смела?! Ты просто выгоняешь нас на улицу! Меня, своего мужа, и мою мать! Ты бессердечная!
— Бессердечная? — я горько рассмеялась. — Это я бессердечная? А вы, планировавшие за моей спиной отобрать у меня дом, вы кто? Благодетели?
Тамара Петровна начала рыдать. Но это были не слезы горя, а слезы злости и рухнувших надежд.
— Я всё ради него делала! Всё ради сыночка! А ты… ты всё разрушила! У меня ведь были проблемы! Ты не понимаешь!
И тут она проговорилась. Сквозь всхлипы вырвалось то, что они так тщательно скрывали.
— Я не просто так дом продала! Меня обманули! Втянули в одну историю, я потеряла все сбережения! Мне срочно нужны были деньги, чтобы выпутаться! Продажа дома едва покрыла всё! Мы остались ни с чем! Я думала, мы здесь начнем новую жизнь, а ты…
Так вот оно что. Не просто жадность. Отчаяние. Она попала в какую-то финансовую аферу, потеряла всё и решила, что спасением станет квартира жены ее сына. А Андрей, ее верный сынок, решил ей в этом помочь. За мой счет.
— И ты знал об этом, — я посмотрела на мужа. Он отвел глаза.
— Знал, — глухо признался он. — Маме нужна была помощь. А у тебя… у тебя же всё есть. Эта квартира… Я твой муж! Мы должны были быть командой, делить всё поровну! А ты всегда была сама по себе, независимая…
Независимая. Это слово прозвучало как обвинение. Моя независимость, моя опора на саму себя — это было то, что они хотели уничтожить. Не просто отобрать стены, а сломать меня как личность.
— Собирайте вещи, — повторила я, чувствуя, как внутри меня вместо боли и ярости разливается ледяное спокойствие. — У вас два дня.
Следующие два дня превратились в молчаливый ад. Они паковали свои вещи, гремя чемоданами и коробками. Тамара Петровна периодически бросала на меня полные ненависти взгляды. Андрей пытался заговорить со мной несколько раз.
— Лен, неужели пять лет нашей жизни ничего не значат? Неужели нельзя всё исправить?
Я смотрела на него и не чувствовала ничего. Пустота.
— Пять лет чего, Андрей? Пять лет, в течение которых ты ждал удобного момента, чтобы всё у меня отнять? Нет, они ничего не значат.
В воскресенье вечером они ушли. Андрей тащил чемоданы, его мать семенила рядом, сгорбленная, постаревшая за эти два дня. Он обернулся у двери. В его глазах стояли слезы.
— Прости, — прошептал он.
Я ничего не ответила. Просто закрыла за ними дверь.
Я осталась одна в пустой квартире, в которой еще пахло чужими духами и предательством. Стены, которые скоро станут чужими. Я прошла по комнатам, прикасаясь к вещам, которые скоро придется упаковать. Не было ни радости победы, ни злорадства. Была только огромная, всепоглощающая усталость.
Я подошла к окну. Внизу горели огни большого города. Я продала свою квартиру, свой единственный дом, чтобы освободиться от людей, которые хотели превратить мою жизнь в тюрьму. У меня не было плана. Я не знала, где буду жить и что буду делать дальше. Но впервые за долгое время я почувствовала, что могу дышать. Воздух в комнате стал чище. Впереди была неизвестность, но это была моя неизвестность. Свободная от лжи, манипуляций и фальшивой любви. Я сделала шаг в новую жизнь, оставив позади руины старой. И это было правильно.