Февральское солнце светило ярко, но не грело. Валентина Петровна стояла у окна и смотрела, как во дворе мальчишки играют в снежки. Весело им. Беззаботно. Она вздохнула, отошла от окна, взяла телефон.
На экране — фотография сына. Димочка. Её единственный. Тридцать два года. Женатый. Счастливый.
А она не разговаривает с ним уже три недели.
Валентина Петровна села за стол, положила телефон перед собой. Пальцы сами потянулись набрать номер, но она остановилась. Нельзя. Он же просил не звонить.
Вспомнился тот разговор. Три недели назад. После свадьбы.
Свадьба была скромная. Человек тридцать. В ресторане на окраине. Валентина Петровна старалась изо всех сил — улыбалась, поздравляла молодых, обнимала Диму. Невеста Алина держалась холодно. Целый вечер едва отвечала на вопросы свекрови, а когда Валентина Петровна предложила помочь с организацией застолья, просто отмахнулась:
— Спасибо, мы сами.
После свадьбы Дима обещал заехать к матери. Через недельку, как с медового месяца вернутся. Валентина Петровна ждала. Готовила любимые Димины пирожки с капустой, убиралась, даже шторы постирала — вдруг с Алиной зайдёт, неловко же, если грязно.
Но неделя прошла, а Дима не приехал. Не позвонил даже.
Валентина Петровна набрала ему сама.
— Димочка, привет, — сказала она, стараясь говорить радостно. — Как вы там? Как медовый месяц?
— Привет, мам, — голос у него был какой-то натянутый. — Всё нормально. Хорошо съездили.
— Вы когда заедете? Я пирожков напекла, твоих любимых.
Дима помолчал.
— Мам, слушай, нам надо поговорить.
— О чём? — Валентина Петровна почувствовала, как внутри что-то сжимается.
— Давай лучше встретимся. Я один подъеду.
— Без Алины?
— Да. Так будет лучше.
Он приехал на следующий день. Зашёл, разделся, сел за стол. Валентина Петровна поставила перед ним тарелку с пирожками, налила чай.
— Ешь, Димочка. Только из печи.
Дима взял пирожок, откусил, но не жевал. Положил обратно на тарелку.
— Мам, мне тяжело это говорить, но… Алина просит, чтобы ты не звонила мне больше.
Валентина Петровна замерла с чайником в руках.
— Что?
— Ну, в общем, она считает, что мы слишком близко общаемся с тобой. Что это мешает нашей семье.
Валентина Петровна поставила чайник на стол. Руки задрожали.
— Димочка, я не понимаю. Как это мешает?
Дима потёр лицо руками.
— Она говорит, что ты всё время контролируешь. Звонишь каждый день, спрашиваешь, где я, что делаю, с кем.
— Ну так я же мать! Мне интересно, как ты живёшь!
— Мам, мне тридцать два года. Я взрослый. У меня теперь своя семья.
Валентина Петровна села на стул.
— А я что, теперь чужая?
— Нет, — Дима покачал головой. — Просто нам нужна дистанция. Понимаешь?
— Не понимаю, — она посмотрела на него. — Ты мой сын. Единственный. Как я могу не общаться с тобой?
— Я не говорю, что совсем не общаться. Просто реже. Не каждый день. И не звонить мне. Я сам буду звонить, когда будет время.
— Когда будет время, — повторила она. — То есть когда Алина разрешит?
Дима нахмурился.
— Не надо так. Это моё решение тоже.
— Правда? — Валентина Петровна почувствовала, как к горлу подкатывает комок. — Ты правда так считаешь?
Он помолчал.
— Да. Я считаю, что нам нужно немного отдалиться. Чтобы у нас с Алиной была своя жизнь.
Валентина Петровна встала, подошла к окну. За стеклом падал снег. Крупными хлопьями.
— Хорошо, — сказала она тихо. — Не буду звонить.
— Мам, ну не обижайся…
— Я не обижаюсь, — она обернулась. — Просто делаю, как ты просишь.
Дима встал, подошёл к ней, обнял.
— Мам, я же не насовсем. Просто мне нужно время. Нам нужно время. Мы с Алиной только начали жить вместе.
Валентина Петровна не ответила. Стояла и смотрела в окно.
Дима ушёл через десять минут. Пирожки так и остались нетронутыми.
С тех пор прошло три недели. Валентина Петровна не звонила. Держалась изо всех сил. Каждый вечер брала телефон, смотрела на номер Димы, но не набирала. Ждала, что он позвонит сам.
Но он не звонил.
Подруга Нина заходила во вторник, пила чай на кухне и расспрашивала про Диму.
— Ну что, как молодожёны? Навещают?
— Нет, — Валентина Петровна размешивала сахар в чае.
— Как это нет? Ты же мать!
— Они заняты. У них своя жизнь.
— Да ладно тебе, — Нина махнула рукой. — Сын всегда сын. Позвони ему.
— Не могу.
— Почему?
Валентина Петровна рассказала. Про разговор, про просьбу Димы, про Алину. Нина слушала, качала головой.
— Ну и невесточка досталась, — сказала она. — Я таких знаю. Мужа от матери отрывают. Делают вид, что свекровь — враг.
— Дима сам так решил, — возразила Валентина Петровна.
— Да ну! — Нина фыркнула. — Она ему мозги промыла. Классическая манипуляция. Я по телевизору передачу смотрела, там психолог объяснял.
Валентина Петровна помолчала, потом тихо сказала:
— Может, я правда слишком много звонила?
— Какое слишком? Ты мать! Имеешь право!
— Но он же взрослый. Ему тридцать два.
— И что? Мой сорок пять, и я ему каждый день звоню. Нормально всё.
Валентина Петровна допила чай, посмотрела в окно. Снег всё шёл и шёл.
— Не знаю, Нин. Может, мне правда надо отпустить его.
Нина встала, обняла её.
— Валь, ты хорошая мать. Лучшая. Просто невестка попалась не та.
После ухода Нины Валентина Петровна долго сидела на кухне. Потом достала альбом с фотографиями. Вот Дима маленький, в песочнице. Вот в школу идёт, первый раз. Вот выпускной. Вот институт закончил.
Всё это время они были вместе. Она одна его растила — муж ушёл, когда Диме было три года. Она работала на двух работах, чтобы сыну всего хватало. Недосыпала, недоедала, но Димочка был одет, обут, накормлен.
А теперь он просит не звонить.
Прошла ещё неделя. Четыре недели молчания. Валентина Петровна начала плохо спать. Лежала по ночам, смотрела в потолок, думала. Может, она правда что-то не так делала? Может, правда слишком опекала?
Она вспоминала, как звонила Диме каждый день. Спрашивала, поел ли он, не замёрз ли, не устал ли. Напоминала надеть шапку, взять зонт. Иногда приезжала к нему с едой — готовила борщ, котлеты, пирожки.
Может, для тридцатидвухлетнего мужчины это правда было слишком?
В пятницу позвонила соседка снизу, бабушка Клава.
— Валентина Петровна, у меня кран потёк. Не могли бы попросить Диму зайти? Он же золотые руки, всегда помогал.
— Я… я попробую, — Валентина Петровна положила трубку и впервые за четыре недели набрала номер сына.
Длинные гудки. Один, второй, третий. Она уже собиралась бросить, когда Дима взял трубку.
— Алло, — голос у него был сонный.
— Димочка, привет. Это мама.
Пауза.
— Привет, мам.
— Извини, что звоню. Просто соседка снизу попросила. У неё кран потёк. Ты не мог бы зайти? Помочь?
Дима помолчал.
— Мам, я не могу. Занят.
— Ну когда сможешь? В выходные, может?
— Не знаю. У нас планы.
— Ну Димочка, бабушка Клава же старенькая. Ей некого попросить.
— Пусть сантехника вызовет.
Валентина Петровна сжала телефон.
— Дима, ну это же соседка. Она всегда нам помогала. Помнишь, когда ты маленький был, она с тобой сидела, пока я работала?
— Мам, я сказал — не могу. Извини.
— Хорошо, — она почувствовала, как голос дрожит. — Извини, что побеспокоила.
— Ничего. Пока.
Он повесил трубку. Валентина Петровна сидела с телефоном в руках и не верила. Её Димочка, который всегда помогал всем, отказал соседке. Потому что занят. Потому что у него планы.
Она набрала бабушке Клаве, сказала, что Дима не может, предложила вызвать сантехника за свой счёт. Клавдия Семёновна согласилась, но голос у неё был обиженный.
Вечером пришла соседка сверху, молодая женщина с ребёнком.
— Валентина Петровна, здравствуйте! Мы тут пирог испекли, хотели угостить.
— Спасибо, Леночка, — Валентина Петровна взяла тарелку.
— А что вы такая грустная? Что-то случилось?
Валентина Петровна хотела сказать, что всё нормально, но вдруг почувствовала, как глаза наполняются слезами.
— Да так… Сын не звонит.
Лена прошла на кухню, села за стол.
— Расскажите.
И Валентина Петровна рассказала. Всё. Про свадьбу, про разговор с Димой, про четыре недели молчания. Лена слушала внимательно.
— А вы его часто до свадьбы видели? — спросила она.
— Каждую неделю. Он заезжал, я кормила его, мы разговаривали.
— И звонили каждый день?
— Ну да. А что такого? Он же мой сын.
Лена помолчала.
— Валентина Петровна, а вы не думали, что ему, может, иногда хотелось побыть одному? Без звонков, без расспросов?
Валентина Петровна посмотрела на неё.
— Но я же переживаю за него!
— Понимаю. Но он взрослый мужчина. У него теперь жена. Ему нужно пространство.
— Все мне про пространство говорят! — Валентина Петровна всплеснула руками. — А как же я? Я что, теперь вообще ему не нужна?
— Нужна. Но по-другому. Не как маленькому ребёнку, а как взрослому человеку.
Валентина Петровна утерла слёзы платком.
— Я просто хотела заботиться о нём.
— Знаю. Но иногда забота может душить.
После ухода Лены Валентина Петровна долго сидела на кухне. Думала. Вспоминала. Может, она правда слишком много лезла в жизнь Димы? Может, он устал от её опеки?
Она вспомнила, как недавно, ещё до свадьбы, Дима приехал к ней расстроенный. На работе что-то не заладилось. Она тогда час его успокаивала, советовала, что делать. А он в какой-то момент сказал:
— Мам, я просто хотел выговориться. Не надо советов.
А она не услышала. Продолжала советовать.
Может, таких моментов было много? Когда она не слышала его?
Прошло два месяца. Март сменился апрелем. Дима так и не звонил. Валентина Петровна держалась. Не звонила сама. Жила своей жизнью — ходила в магазин, убиралась, смотрела телевизор. Но внутри всё болело.
Нина заходила регулярно, причитала, что невестка — стерва, что надо бороться за сына. Но Валентина Петровна не хотела бороться. Она хотела просто поговорить с ним. Услышать его голос.
В конце апреля позвонила незнакомая женщина.
— Здравствуйте, это Валентина Петровна?
— Да.
— Меня зовут Марина. Я мама Алины. Жены вашего сына.
Валентина Петровна выпрямилась.
— Здравствуйте.
— Я хотела с вами поговорить. Можно встретиться?
— Зачем?
— Давайте встретимся, и я объясню.
Они встретились в кафе на следующий день. Марина оказалась женщиной лет пятидесяти, строгой, подтянутой.
— Спасибо, что согласились, — сказала она, когда принесли кофе.
— Что вы хотели?
Марина помолчала, потом заговорила:
— Валентина Петровна, я знаю, что произошло между вами и Димой. Алина рассказала.
— И?
— И я хотела извиниться. От её имени.
Валентина Петровна удивлённо посмотрела на неё.
— Извиниться?
— Да. Алина… она сложная. Ревнивая. Ей кажется, что все женщины — соперницы. Даже вы.
— Я — мать.
— Знаю. Но для неё это не имеет значения. Она хочет, чтобы Дима принадлежал только ей.
Валентина Петровна отпила кофе. Горький, остывший.
— И что мне с этим делать?
— Не знаю, — Марина вздохнула. — Честно. Я пыталась с ней говорить. Она не слушает. Говорит, что это её жизнь, её муж.
— А Дима?
— Дима её любит. И делает всё, что она просит.
Валентина Петровна закрыла глаза.
— Значит, я правда потеряла сына.
— Не навсегда. Может, со временем он поймёт. Но сейчас… сейчас ему важнее она.
После встречи Валентина Петровна шла домой медленно. Весенний ветер трепал волосы, на деревьях набухали почки. Скоро лето. Жизнь продолжалась.
А у неё внутри было пусто.
Дома она достала телефон, посмотрела на фотографию Димы. Её мальчик. Её единственный.
Она поняла, что, может, Лена права. Может, она правда слишком много опекала. Может, правда душила заботой. Но теперь уже поздно что-то менять. Дима сделал выбор. И в этом выборе для неё места не осталось.
Валентина Петровна убрала телефон в ящик стола. Не удалила номер, не выбросила фотографии. Просто убрала. Подальше.
Может, когда-нибудь он позвонит. Может, когда-нибудь всё наладится.
Но сейчас она просто будет жить. День за днём. Одна.
И это понимание было страшнее, чем сама потеря.
❤️❤️❤️
Благодарю, что дочитали❤️
Если история тронула — не проходите мимо, поддержите канал лайком, подпиской и комментариями❤️
Рекомендую прочесть: