Виктор шёл на вокзал, когда на него обратили внимание двое скучающих патрульных.
— Гражданин! Гражданин! Постойте!
Он шёл дальше, решив, что обращаются к кому-то другому. Народу на привокзальной площади было много, люди двигались потоком на вокзал и с вокзала и немудрено в этой толчее заблудиться.
Но когда позади громко крикнули: "Стоять, мужик!", он затылком почувствовал, что обращаются к нему. Виктор остановился и обернулся. К нему бежали полицейские. Он поставил баул на брусчатку и покорно ждал, когда к нему приблизятся.
— Ты глухой что ли? — спросил один из подбежавших полицейских, румяный, толстенький и запыхавшийся прапорщик средних лет.
— Нет, — ответил Виктор.
— Нарывается на неповиновение, — отметил другой, более худой, молодой и спортивный сержант.
— Ваши документы, гражданин! — потребовал прапорщик.
Виктор полез во внутренний карман за документами, и тут на его кисть, испещрённую тюремными татуировками, обратил внимание молодой страж порядка.
— Замри, не шевелись! — предупредил он и сказал старшему: — Это урка с переулка, надо его досмотреть.
— Давно от хозяина? — спросил прапорщик.
— В документах всё написано, — процедил Виктор.
— А чего такой неласковый? — спросил прапорщик. — На нарах давно не чалился? Можем устроить! За неповиновение, за попытку проигнорировать законные требования сотрудника полиции, за сопротивление представителям власти, за мелкое хулиганство, выражающееся в нецензурной брани... Вот видишь сколько всего накопилось. Надолго можешь зависнуть.
Виктор молчал, понимая, что оправдываться ему не в чем, да и смысла нет.
— Руки в гору! Лицом к стене! Ноги расставил! Шире!
Его наспех осмотрели, похлопывая по карманам (про себя Виктор отметил, что с таким осмотром он вполне мог утаить заточку или гранату). Ничего криминального не нашли.
— Что в бауле? — спросил молодой.
— Шмот, — ответил Виктор.
— Открывай, посмотрим, что за шмот. Ворованное поди.
— Я не вор, — сказал Виктор. Он нагнулся и расстегнул молнию сумки.
— Доставай всё и выкладывай, только без глупостей, — предупредил молодой полицейский.
— Да куда складывать-то? Грязно же на вокруг!
— Да нам без разницы, клади на землю, посмотрим, что там у тебя. На предмет запрещённого.
Виктор осмотрелся по сторонам, нашёл место почище, достал из баула термос, несколько пачек лапши быстрого приготовления, хлеб, пару консерв, камуфляжную кепку, сложенный мультикам с шевроном, на котором изображён череп в перекрестье прицела, разгрузку, берцы, перочинный сложенный нож, красные коробочки с наградами, наградные книжечки в файле.
— О, да тут у тебя холодное оружие! Холоднячок! — улыбнулся молодой, разглядывая складничок.
— Так, всё, хорош, — сказал прапорщик, что-то осознав. — Давай укладывай всё на место и ступай, куда шёл.
— Погоди, с ножиком не разобрались, — сказал молодой. Чем-то этот складничок ему приглянулся.
— Оставь! — приказал старший.
Молодой вздохнул и положил нож сверху на вещи. Затем обратил внимание на красные коробочки.
— А что в коробочках?
— Хорош, я сказал! — повысил голос старший. — Не видишь разве, кто это?
— А что такого? — возразил сержант. — Посмотреть нельзя? Интересно же.
— Свои когда заслужишь, тогда и посмотришь, — сказал старший.
— Может там наркотики у него? И мы документы не проверили! Может он вообще всё это украл?
— Вот документы, — Виктор достал из кармана бумаги.
— Не надо, убери. Вижу, что в порядке, — махнул рукой прапорщик. — У меня племянник сейчас там, уже месяц нет с ним связи. Куда путь держишь?
— Домой, — сказал Виктор.
— Давно не был дома?
— Пятнадцать лет.
— Солидно, — отметил прапорщик и предупредил: — Имей в виду, многое с тех пор изменилось.
— Я вижу, — ответил Виктор.
— Ну, доброго пути! Подбросить до перрона?
— Спасибо... я сам как-нибудь.
***
Виктор занял верхнюю полку, согласно билету. Устав от вокзальной суеты и шума, в вагоне он чувствовал себя безопаснее, казалось, что эти стены защитят его. На соседние места заселилась молодая миловидная женщина с двумя маленькими детьми, мальчиком и девочкой, а на боковых плацкартных напротив — две тихие старушки, видимо, богомолицы.
Дети шалили, мать устало ворчала на них, пытаясь их занять игрушками. Сверху он осторожно наблюдал за ними. Пришла проводница, проверять билеты. Пришлось спускаться с полки. Соседка, скользнув взглядом по набитым "перстням", вся съёжилась, подобралась.
— Не бойтесь, женщина, ошибка молодости, — он улыбнулся, попытавшись успокоить её.
Но женщина и вовсе от этого пришла в тихий ужас. Он видел это по её глазам.
Вроде не страшный и не старый, сорок лет всего, чуть постарше её, а боится меня, подумал он. Да, сидел, было дело. А кто в этой стране не сидел? Сидел за убийство и не только, сел ещё молодым, глупым, когда после армии связался с бандитами. Натворил дел, так уж вышло. Не раскаялся, хоть и признал вину, считал, что всё сделал правильно.
Он не оправдывал себя, но искренне не понимал, почему люди вокруг так подозрительно относятся к нему. И проводница посмотрела укоризненно. Ведь он освободился и не собирался обратно. С криминалом завязал. Прошёл тюремные университеты и школу "Оркестра", но соблазну вляпаться в мутные делишки не поддавался, а такие соблазны были.
Старался держался независимо от всех, отстранённо, предпочитал быть мужиком и не прибиваться к активу или воровскому. Когда требовалась помощь — помогал, в чужие дела старался не лезть, не пёр на рожон. Участвовал в самодеятельности, рисовал газету, работал на производстве. По УДО выйти не удалось, были на то причины. Но когда предложили пойти на войну, согласился, хотя отбывать оставалось совсем ничего.
И дело вовсе не в искуплении вины, виноватым он себя не чувствовал. И героем прослыть не хотел. Просто показалось, что это изменит его жизнь, ведь он много думал о будущем. И о прошлом тоже думал. Что он видел в своей жизни?Срочная служба в морской пехоте, банда и срок. Немного. Да и вырваться с зоны хотелось, чего уж там. Хоть на такую свободу, условную. Это был шанс. А эти дурацкие наколки сделал по глупости, ещё в самом начале, когда казалось, что жизнь закончилась и он всё равно пропадёт. Но не пропал, хотя в глазах окружающих сейчас читает иное.
Он постарается их свести, эти наколки, чтобы стать обычным человеком, как все. Ведь невозможно всю жизнь ловить косые взгляды. А понимание и одобрение он найдёт только в среде преступников, но в эту среду он не желал возвращаться. Они, люди, боятся, потому что не знают, что он завязал с криминалом, потому что не знают, какой он есть на самом деле, внезапно понял он. Они ещё узнают, обязательно узнают. Он докажет.
***
Все главные глупости мужчины совершают по пьянке или из-за женщин. Женщин на войне Виктор не знал, их держали в строгости. А вот пьянка... Они зависли в этих развалинах, когда дело, казалось, пошло на успех. И вперёд не протолкнуться и назад нельзя. Все кто шли вперёд, там и оставались, впереди, шквальный огонь не давал шансов. Старший решил вызвать огневую поддержку, расчистить поляну для продвижения групп. И тут Фафыт нашёл бутылку самогона, когда они забросав гранатами подземелье, сунулись в подвал. В подвале противника не было, но на стеллажах имелись закрутки, оставленные хозяевами. И среди этих банок с салатами и помидорами Фафыт нашёл это.
— Шах, смотри! — Фафыт сиял от удовольствия, обняв зеленую бутыль с мутным пойлом.
— Что это? — спросил Шах, он же Витя Шахов.
— Ты чего, не шаришь? Это же сэм! — засмеялся Фафыт и предложил: — Бахнем?
— Ты что, нельзя же! — поразился Виктор. — Нас же предупреждали, за употребление — расстрел!
— Да мы малёхонько, никто и не заметит! — подмигнул Фафыт, откупоривая бутыль.
— Я не буду, — твердо сказал Виктор.
— Ты что, боишься что убьют? — рассмеялся Фафыт. — Какая разница, не свои, так эти убьют! Задолбало всё! Сколько нас привезли с зоны? Девяносто человек. Сколько нас осталось через неделю тут? Да никого почти не осталось! Ты как хочешь, Шах, а я прибухну малёхо, хоть какой-то кайф от жизни поймать! Наши расстрелять не посмеют, по закону не положено! Максимум, на зону обратно вернут, да мне уже без разницы!
И Фафыт присосался к бутыли, подняв её двумя руками, и пил большими глотками, затем оторвался, выдохнул и вмиг осоловел.
— Надо идти, — сказал Виктор.
— Не суетись, Шах, сейчас пойдём, — сказал пьяненький Фафыт. — Дай мне минуту.
И снова присосался к бутыли.
И они действительно пошли, побежали в атаку и Фафыта каким-то чудом не убило, хотя первые метры он бежал с трудом, заплетались ноги. Но вскоре рядом шарахнуло и он быстро пришёл в норму. Теперь его походку корректировал вражеский гранатомётчик. Фафыт даже протрезвел среди этой круговерти пуль и взрывов. После пакета "Града" штурмовым группам удалось пробиться вперёд, пройти открытку в виде изломанной аллеи и занять несколько руин. И продвинулись они знатно.
Двойка Шах-Фафыт шла впереди, остальные продвигались за ними. Проёмы, подвалы, лестничные марши, глыбы бетона и кирпичей, вспышки огня, искорёженное от удара лицо врага — всё это мелькало перед глазами Виктора как кадры ускоренной киноплёнки. И они победили, хотя противника было в два раза больше. Но вечером старший учуял перегар.
— Пил? — прямо спросил старший.
— Пил, — признался Фафыт.
— А ты? — старший обратился к Виктору
— Я — нет, — твердо ответил Виктор.
— Дыхни!
Виктор дыхнул. Старший построил уставших бойцов и всех обнюхал. Потом вернулся к Фафыту и забрал его автомат.
— Пошли! — сказал старший и взял его за шкирку.
— Куда? — подозрительно спросил Фафыт.
— В штаб, — ответил старший.
— Но погоди, старшой, погоди! — попытался оправдаться Фафыт. — Мы же продвинулись, мы же сделали за день больше, чем другие за неделю! Мы же бились в рукопашной, лопатками бились! Шах, ну скажи же ему! Я ведь совсем немножко выпил, для бодрячка, чтобы двигаться было веселее!
— Шагай давай, — сказал старший. — Вас предупреждали.
И утащил Фафыта за собой. Вернулся он уже без него. И снова построил бойцов.
— Слушайте все, больше повторять не буду, — сказал старший. — За синьку — сразу в расход! Даже если пива глотнул из бутылки, без разницы! И так будет с каждым! Все уяснили?
Бойцы понуро молчали. Грязные, в пыли, в кирпичной крошке и известке, прошедшие Ад и оказавшись в нём лучшими, они, тем не менее, умирать не собирались.
— Как его хоть звали? — спросил старший у Виктора.
— Фарит его звали, — ответил Виктор. — Он букву "эр" не выговаривал, поэтому так и повелось — Фафыт.
— Шлёпнули его, прямо там, в подвале, — сухо рассказал старший. — Даже ничего не спрашивали, просто командир отвёл в другую комнату и из "Стечкина"... Вас предупреждали, Шах. Здесь не шутят.
***
Виктор лежал на верхней полке, лицом к стене, и все гонял в голове картины из прошлого. Он отказался от чая, который предложила проводница, он вообще решил не слезать вниз до своей остановки. Есть он не хотел, а если даже и захочет — двое суток можно и потерпеть.
Ещё в Молькино, во время обучения, он мечтал вот так занять горизонтальную поверхность и блаженно лежать часами, днями и не шевелиться. Ну что же, его мечта сбылась. Даже несколько. Он лежит. Он живой. Он едет домой.
***
Однажды их накрыло так, что небо смешалось с землей и вокруг наступила темнота. Это было время, когда иссякли снаряды и ракеты, а Первый гнал их вперёд, чертыхаясь и матерясь. Давайте, мужики, поднажмите, выбьем этих чертей! А затем следовала длинная в три этажа тирада из нецензурных выражений. В выражениях он не скупился и обвинял во всех бедах министерских.
Легко в тех местах никогда не было, но стал трудно на восьмерку, по шкале от одного до десяти. Павших складывали в уцелевшем спортзале разрушенной школы, их не успевали вывозить. А у противника снаряды в наличии имелись, и ракеты тоже. Противник в те дни занимался избиением отрядов. Противник приободрился, узнав о неполадках у "оркестрантов". Противник подогнал свежие резервы и попытался пойти в наступление. Противник торжествовал, наконец-то выдалась возможность отомстить за свои павшие бригады и перемолотые полки.
Но, несмотря на то, что в эту мясорубку полезли сотни свежих бойцов врага, надеясь смять уставших и выдыхающихся "оркестрантов", те продемонстрировали настоящий русский характер, независимо от национальностей и вероисповедания. Упёрлись рогом, как говорится, поднатужились и пошли вперёд. И тогда противник, недолго думая, ухнул мощной иностранной ракетой, прям по тому месту, где человеческие фигурки рубились не на жизнь, а на смерть. Ударил, не разбирая, где свои, а где чужие.
Пыль стояла не столбом, а весь воздух превратился в прогорклую пыль. Кто ещё мог двигаться после ударной волны и разрушений, ползли в разные стороны, стонали, просили помощь или добить.
Шах сбросил рюкзак, шлем, разгрузку и броник и тащил на себе два автомата и Капитоху на спине, надеясь подальше уйти от того страшного места, где взрывная волна, словно электрический разряд разбежалась по радиусу и искромсала всё живое.
Капитоха стонал, а Шах ему всё говорил: — Держись, братан! Держись...
Шах падал, спотыкаясь об груды мусора, но поднимался и снова, сгорбившись, шёл вперёд. Он почти ничего не видел и надеялся, что идёт в верном направлении. И когда силы оставили его и он собирался упасть — его подхватили, уложили товарища на одни носилки, а его на другие.
Он не видел, кто его несёт, кровь из рассечённого лба заливала глаза. В какой-то момент он решил, что их подобрал противник и потянулся за гранатой, но разгрузку он сбросил ещё на территории Ада и пальцы бессильно хватали пропитавшуюся кровью одежду.
Кто-то из санитаров заметил его движения и сказал: — Да успокойся ты, мы свои.
И он поверил и потерял сознание.
***
Дети уже угомонились и спали. Женщина внизу шуршала какими-то обёртками.
Виктор попытался снова отключиться, но его вывел из забытья несмелый женский голос.
— Мужчина... Мужчина, вы есть будете? — спросила эта женщина снизу.
— Спасибо, не буду, — ответил он.
— Спускайтесь вниз, мои спят уже. Я ужинать собралась, а мне одной неловко. Составите компанию?
— Спасибо, я не хочу есть.
— Ну просто посидите со мной, а то одной тоскливо.
— А вы уже не боитесь? — спросил он и напомнил: — Я же уголовник.
— Боюсь, — призналась она. — Но уже не так сильно. Вас не видно и не слышно, вы даже не храпите. Как будто вас нет. Но я-то знаю, что вы тут. Я к вам немного привыкла. Спускайтесь вниз, поужинаем. А то мне неудобно. Попутчики, а я даже не знаю, как вас зовут.
— Виктор, — представился он. — Фамилия моя Шахов, возвращаюсь домой, давно не был.
— А я Лена, — сказала она. — Еду к маме.
Виктор спустился вниз, осторожно присел напротив, стараясь не разбудить девочку.
— Отчего же вам тоскливо? — спросил он.
— Да так, — неопределённо ответила она. А затем призналась: — Я от мужа сбежала... Мы все сбежали. Вот, теперь едем к маме.
— Не задалась семейная жизнь? — спросил Виктор.
— Пил он и бил, — сказала Лена. — А когда работу потерял — совсем озверел. И ладно бы только меня бил. Сын Андрейка пытался заступиться, ему тоже досталось. И мы сбежали, в тот же вечер. Я собрала игрушки, документы, деньги, какие были, одела детвору и бежать, пока он не проснулся. Теперь вот с вами еду, в одном вагоне и в одну сторону.
— Надеюсь, все наладится, — пожелал Виктор. — Наверное он уже всё осознал и собирается за вами. Будет просить прощения. Дадите парню второй шанс?
— Думаете, люди меняются? — спросила она. — Он ведь не в первый раз на меня руку поднимает. Как Яна родилась, так и началось. Говорит, что она не похожа на него. Будто бы нагуляла. Но это не правда! Никогда я ему не изменяла, какой есть, а муж. Мы даже венчались, клятву верности давали. Разве можно её нарушить?
— Я не знаю, что тут сказать, — ответил он. — Просто надеюсь, что всё уладится.
— Ой, не знаю, очень я в этом сомневаюсь, я его теперь боюсь даже больше чем вас, а вы напротив сидите.
Виктор улыбнулся.
— А вы как? Женаты? Есть жена, детки? — спросила Лена.
— Нет, не успел ещё, — ответил он. — Я к родителям еду.
— Они старенькие уже?
— Отцу восемьдесят будет в этом году. Мама помладше.
— А расскажите мне о них?
— Зачем? — спросил он.
— Просто хочется услышать историю, в которой всё хорошо, — призналась она.
— Ну слушайте, Лена. Мама моя работала учительницей младших классов. Сеяла разумное, доброе, вечное. Сейчас на пенсии. Отец мой был машинистом тепловоза, а когда вышел срок — устроился путевым обходчиком. Сейчас он такой могучий старик, с бородой как у Льва Толстого. Пост этот находится в лесу, на железной дороге. У него даже названия нет, один номер. Город совсем близко, в пятнадцати километрах, его видать, если посмотреть в ту сторону, но вокруг лес, зайцы бегают, косули иногда, лисицы, бывает, забегают. Природа, в общем.
— Самые настоящие лесные звери? — удивлённо спросила Лена.
— Самые настоящие, — подтвердил Виктор. — Отец даже как-то видел следы рыси, но я её не встречал.
— А вам не страшно было там?
— Я часто это место вспоминал, — признался он. — Вспоминал, как цветут травы, кузнечики стрекочат, лежишь в траве, а над тобой с веточки спускается пушистая гусеница. И пахнет так... Это было самое лучшее моё вспоминание, я нигде так счастлив не был, как там. Когда отец только устроился на службу, мы приехали посмотреть, как там и что. Стояла ветхая будочка и заросший огородик и больше ничего. Но надо знать моего отца. Он сказал — будем обустраиваться. Он договорился с материалом в лесхозе, железная дорога что-то подкинула и мы начали строиться.
— Вдвоём? — спросила Лена.
— Ну почему же вдвоём. Семья у нас была большая. Пятеро братьев и сестра Светланка. Старший, Георгий, на тот момент служил в Афганистане. А я ещё мальцом был, но всё равно помогал, гвозди поднести, инструмент подать. Выстроили мы два дома, один большой, общий, и один для старшего брата, Георгия. Он должен был с армии вернуться. Но он не вернулся, погиб на последнем задании в 1989 году.
— Ой, жалко-то как! — всплеснула руками Лена.
— Я его почти не помню, — сказал Виктор. — Следующим по старшинству у нас был Глеб, его я помню хорошо, он часто брал меня на рыбалку и по грибы. Он пропал без вести в Таджикистане в 1992 году. Пограничником был, а там шла гражданская война и моджахеды лезли с той стороны постоянно. Родители пытались добиться правды, но не смогли, бардак в стране стоял. До сих пор верят, что он вернётся. А Савелий погиб в 1995 году, во время штурма Грозного. Его мы похоронили, рядом с Георгием. И остались мы из детей семьи Шаховых втроём. Светланка, я да Егорка. Светланка сейчас в Москве живёт, замужем, бизнес у неё. Егор пошёл по отцовской части, тоже сейчас машинист. А я вот... еду сейчас с вами в одном вагоне и в одном направлении.
— Грустная история, — сказала Лена. — И чем вы собираетесь заниматься теперь?
— Вернусь, первым делом затоплю баню, баня у нас мировая. Отогреюсь, напарюсь от души. Затем... буду на работу устраиваться, рабочие руки, говорят, везде нужны, не пропаду, рабочие специальности есть, я за эти годы многому научился.
— Здорово, — улыбнулась она и спохватилась: — Ой, а что же я, пригласила вас за стол, да заслушалась, не разложила. Вот кулёма! Угощайтесь, яички варёные, колбаса, хлеб, сало, курочка! Кушайте, потом чай попьём с пряниками, у меня пакетики есть и сахар.
— Да вы ешьте сами, — предложил он. — Да и детям надо оставить, проснутся, проголодаются. У меня в термосе есть сладкий чай, ещё есть консервы и хлеб.
— Детей это есть не заставишь, — посетовала она. — Им бы только сладости да фруктовые йогурты. Да нам уже выходить через два часа, завтракать они будут уже у бабушки. А ваша станция когда?
— Моя только через сутки, Лена.
— А знаете, я вас совсем не боюсь теперь! Ни капельки!
— Спасибо, Лена.
— Да за что спасибо? — тихо засмеялась она. — За то, что я вас уже не боюсь?
— За всё спасибо! За угощение, за доверие, за то, что вы рядом сейчас едете. Для меня это очень важно. То, что меня больше не боятся. Новую жизнь я хочу начать с доверия. Мне хочется доверять людям и хочется, чтобы они доверяли мне. И вы мне сейчас очень в этом помогли.
— Это вам спасибо, что не обидели, — сказала Лена. — Я очень боялась незнакомых мужчин, потому что знакомые были так себе, а сейчас вижу, что не всё так плохо.
— А знаете что, приезжайте к нам в гости? — предложил Виктор. — Вместе с детишками и приезжайте. У отца пасека есть, кроликов он завёл, мама за курочками ухаживает, хозяйство. Маленький дом сейчас пустует, отдохнете на природе. Гостите сколько хотите! Родители против не будут!
— Ну что вы! — сказала Лена — Ваши родители даже не знают меня, а я их не знаю. Да и вас я совсем не знаю. Как я могу приехать? Да ещё с детьми? Так не делается, Виктор.
— Пожалуй, вы правы, — подумав, ответил он. — Так действительно не делается.
— Оставьте мне свой номер телефона, я вас наберу через пару дней, — предложила она.
— У меня пока нет своего номера телефона, — развёл он руками.
— Я напишу вам свой, — решила она. — Позвоните, когда обживётесь, расскажете, как у вас дела.
— А если к тому времени вы помиритесь с мужем? — спросил Виктор.
— Тогда вы об этом узнаете из телефонного разговора и порадуетесь за меня,
— улыбнулась Лена.
— Договорились, — улыбнулся он в ответ.
Виктор Шахов, бывший зэка и бывший штурмовик. И неизвестно, кем он ещё станет в будущем и как сложится его судьба. Но ему хотелось надеяться на лучшее. Впереди маячила новая жизнь, какая бы она не была.
2025г. Андрей Творогов
Автор сердечно благодарит Татьяну Юрьевну Б., Ильдара К., Михаила Евгеньевича М., Галину Георгиевну Р., Михаила Владимировича М., Сергея Александровича Г., Олега Михайловича Т. и неизвестных благотворителей, которые прислали свои переводы на карту редактора и через кнопку Дзена "Поддержать автора", чтобы поддержать творчество Андрея Творогова.
От редакции. Желающие поддержать нашего автора военных рассказов могут это сделать, отправляя посильную помощь для А.Творогова на карту редактора ( Сбер 2202 2032 5656 8074 редактор Александр К.), или отправить донат через кнопку Дзена "Поддержать". Автор очень ценит Ваше отношение и всегда выражает искреннюю благодарность. Спасибо! Вся помощь от читателей передается автору, за ноябрь она будет фиксироваться тут.
Рассказы А.Творогова публикуются только на нашем канале, прочитать их можно в этой подборке.