Я готовила пасту, напевая себе под нос какую-то незамысловатую мелодию из радиоприемника. Дима, мой муж, сидел за столом, листая на планшете фотографии квартир. Мы были так близки к нашей мечте. Почти десять лет совместной жизни, десять лет мы откладывали каждую копейку, отказывая себе в отпусках, в дорогих покупках, в спонтанных радостях. Все ради нее — нашей будущей трехкомнатной квартиры с большими окнами, выходящими на старый парк.
Я помню, как мы впервые увидели этот дом. Еще на стадии котлована. Мы стояли на грязной строительной площадке, держась за руки, и представляли, как будем пить утренний кофе на балконе, слушая пение птиц, а не гул машин. Эта мечта стала нашим общим проектом, смыслом, который скреплял нас даже сильнее, чем штамп в паспорте. На нашем общем счете лежала почти вся сумма. Еще два-три месяца, и мы бы смогли внести первый, самый главный взнос. Я чувствовала это почти физически — скорое счастье, осязаемое, как теплый хлеб.
— Ань, посмотри, — Дима повернул ко мне экран планшета. — Вот этот вариант. Планировка идеальная. И лоджия застекленная.
Я подошла, обняла его за плечи, вдыхая родной запах его волос. На экране была квартира нашей мечты. Просторная гостиная, уютная спальня, отдельная комната, которую мы планировали под детскую, когда придет время.
— Она прекрасна, — прошептала я. — Наша. Почти наша.
На душе было так светло и тепло. В этот самый момент, когда казалось, что гармония абсолютна, зазвонил его телефон. Резкий, пронзительный рингтон разрезал уютную тишину кухни. Дима посмотрел на экран, и его лицо неуловимо изменилось. Улыбка сползла, в глазах появилась тень беспокойства. На экране светилось одно слово: «Карина». Его младшая сестра.
Господи, опять, — пронеслось у меня в голове. — Только не сегодня.
Карина была его болью и его крестом. Вечно попадающая в какие-то передряги, вечно нуждающаяся в помощи, спасении, деньгах, сочувствии. Она была мастером драмы, способной раздуть из мухи слона и заставить всех вокруг чувствовать себя виноватыми. Дима же, как старший брат, чувствовал за нее какую-то гиперответственность. Он отдал бы за нее последнюю рубашку, и Карина этим бессовестно пользовалась. Я старалась быть понимающей, но с каждым годом это давалось все труднее. Ее «проблемы» всегда возникали в самый неподходящий момент и требовали немедленного Диминого участия.
— Да, Карин, что случилось? — его голос стал напряженным.
Я отошла к плите, делая вид, что полностью поглощена соусом, но сама превратилась в слух. Я не слышала, что она ему говорила, но видела, как хмурится его лоб, как он нервно ходит по кухне из угла в угол.
— Успокойся, не плачь… Да, я понимаю… Конечно, помогу… Я сейчас приеду.
Он положил трубку и посмотрел на меня виноватым взглядом. Тем самым взглядом, который я знала наизусть.
— Ань, прости. Мне надо съездить. У Карины опять что-то стряслось.
— Что на этот раз? — спросила я, стараясь, чтобы голос не звучал слишком холодно.
— Я толком не понял. Она рыдает, говорит, что-то срочное, вопрос жизни и смерти. Просила приехать, помочь разобраться.
Вопрос жизни и смерти. Как и в прошлый раз, когда она не могла выбрать цвет платья на корпоратив. И в позапрошлый, когда поссорилась с очередным ухажером.
— Дима, у нас ужин. Может, это подождет до завтра?
— Нет, ты же ее знаешь. Если она звонит в таком состоянии, значит, все серьезно. Я быстро, туда и обратно. Обещаю.
Он чмокнул меня в щеку, схватил с вешалки ключи от машины и куртку. Дверь за ним захлопнулась, оставив меня одну на кухне, где все еще витал запах нашего несостоявшегося идеального вечера. Паста на плите остывала. А внутри меня начало медленно прорастать холодное, липкое семя тревоги. Я не знала почему, но в тот вечер оно было сильнее, чем когда-либо прежде.
Дима обещал вернуться быстро, но часы на стене отмеряли минуту за минутой, а его все не было. Девять вечера. Десять. Одиннадцать. Я несколько раз набирала его номер, но он сбрасывал, присылая короткое сообщение: «Занят. Решаем. Скоро буду». Слово «решаем» меня особенно насторожило. Что они там могли «решать» до полуночи? Мое воображение рисовало самые разные картины, одна мрачнее другой. Я убрала ужин в холодильник, вымыла посуду и села в кресло в гостиной, тупо уставившись в темное окно. Беспокойство перерастало в глухое раздражение. Наша мечта, наша квартира, все это требовало от нас собранности и дисциплины, а очередной каприз его сестры снова выбивал нас из колеи.
Он вернулся уже после полуночи. Тихий, осунувшийся, с темными кругами под глазами. Он прошел в комнату, не глядя на меня, и рухнул на кровать прямо в одежде.
— Что случилось? — спросила я, подходя к нему.
— Устал, — коротко бросил он, отворачиваясь к стене. — Давай завтра поговорим.
— Дима, я волновалась. Ты можешь объяснить, что за проблема у Карины, которую нужно было решать до часу ночи?
Он тяжело вздохнул.
— Серьезные проблемы, Ань. Очень серьезные. Финансовые. Ее подставили партнеры по бизнесу. Она может потерять все.
Какой еще бизнес? У нее никогда не было никакого бизнеса. Она работала администратором в салоне красоты, и то с перерывами.
— Какой бизнес? Она же…
— Она недавно решила свое дело открыть, — перебил он меня раздраженно. — Небольшое. Я тебе не говорил, не хотел заранее сглазить. И вот, так получилось. Ей срочно нужна помощь.
В его голосе звучали фальшивые нотки. Он что-то недоговаривал, я это чувствовала кожей. Но он был так измотан и закрыт, что я решила не давить. Утро вечера мудренее, — сказала я себе. Хотя сон ко мне так и не пришел. Я лежала рядом с ним, слушала его ровное дыхание и чувствовала, как между нами вырастает невидимая стена.
Следующие несколько дней были странными. Дима был молчалив и задумчив. Он постоянно с кем-то переписывался в телефоне, пряча экран, если я подходила близко. На все мои вопросы о Карине он отвечал односложно: «Разбираемся», «Все сложно», «Я пытаюсь помочь». Напряжение в доме можно было резать ножом. Наша мечта о квартире отошла на второй план, словно ее и не было. Мы больше не смотрели планировки вечерами, не обсуждали цвет стен в будущей детской. Все мысли Димы были там, с сестрой.
В один из вечеров он сам начал разговор. Неловко, издалека.
— Ань, слушай… Я тут подумал. Мы ведь с тобой молодцы, такую сумму накопили.
— Да, — настороженно ответила я. — Еще немного осталось.
— Да, да, немного… А скажи, вот чисто теоретически… Если бы кому-то из близких понадобилась очень большая сумма, ну, просто на время… Мы ведь смогли бы помочь?
Холодок пробежал у меня по спине.
— Ты о Карине?
— Ну, например, — он не смотрел мне в глаза, ковыряя вилкой остатки салата в тарелке. — Я не говорю, что это нужно. Просто рассуждаю. Семья ведь — это главное, правда? Мы должны поддерживать друг друга.
— Дима, мы десять лет копили эти деньги. На нашу общую мечту. Каждая копейка давалась нам трудом. Мы не можем просто так взять и…
— Я не говорю «просто так»! — он вдруг взорвался. — Я говорю «помочь»! На время! Она бы все вернула! Почему ты сразу воспринимаешь все в штыки? Это же моя сестра!
Это был первый раз за долгое время, когда он на меня накричал. Я опешила.
— Потому что я знаю твою сестру. И знаю, что ни один ее «временный» долг к нам еще не возвращался. Помнишь деньги на «срочное лечение зуба», которые пошли на новую сумочку? А «долг за учебу», который оказался оплатой поездки на море?
Он вскочил из-за стола.
— Это другое! Сейчас все по-настоящему серьезно! Ты ничего не понимаешь!
Он ушел в спальню и хлопнул дверью. Я осталась сидеть на кухне, и сердце мое колотилось от дурного предчувствия. Что-то происходит. Что-то ужасное. И он мне врет.
На следующий день я не выдержала. Пока он был в душе, я взяла свой телефон и зашла в приложение банка. Руки дрожали. Я открыла наш общий накопительный счет. Тот самый, на котором хранилось наше будущее. Я смотрела на цифры на экране, и у меня перехватило дыхание. Сумма была меньше. Ненамного, но ощутимо. Не хватало примерно ста тысяч. Я пролистала историю операций. Три дня назад. Перевод на карту. Получатель — Карина Викторовна П.
Когда Дима вышел из душа, я сидела на том же месте, с телефоном в руке.
— Что это? — тихо спросила я, показывая ему экран.
Он замер. На его лице промелькнула паника, но он быстро взял себя в руки.
— А, это… Да, я перевел. Карине на самые неотложные нужды. Адвокаты, консультации… Я хотел тебе сказать.
— Ты перевел сто тысяч с нашего общего счета, не сказав мне ни слова?
— Ань, это экстренная ситуация! Я бы вернул! Со своей зарплаты в следующем месяце! Не делай из этого трагедию!
Он не извинялся. Он нападал.
— Трагедия не в ста тысячах, Дима. А в том, что ты сделал это за моей спиной. Ты взял наши общие деньги, нашу мечту, и отдал ей, солгав мне.
— Я не лгал! Я просто не успел сказать!
Мы смотрели друг на друга, и я понимала, что пропасть между нами становится все шире. Я заставила себя поверить ему. Или сделала вид, что поверила. Сказала, чтобы впредь он обсуждал такие вещи со мной. Он с облегчением кивнул, пообещал, что больше такого не повторится. Но я ему уже не верила. Ни одному его слову.
Подозрения грызли меня изнутри. Я стала более внимательной. Замечала мелочи, на которые раньше не обратила бы внимания. Как он прячет телефон, когда я вхожу в комнату. Как выходит на балкон, чтобы поговорить с кем-то шепотом. Однажды вечером, когда он уснул, я поддалась искушению и взяла его телефон. Сердце стучало в горле. Я знала пароль — дата нашей свадьбы. Как иронично. Я открыла его переписку с Кариной. Последние сообщения были удалены. Все, что было за последнюю неделю, — стерто. Это было хуже, чем любое доказательство. Это было прямое признание того, что ему есть что скрывать.
А потом я случайно наткнулась на ее страницу в социальной сети. Я не была на нее подписана, но ее профиль выскочил у меня в «рекомендациях». И я увидела фотографию, опубликованную два дня назад. Карина стояла в обнимку с каким-то незнакомым лощеным парнем на фоне сверкающей витрины дорогого автосалона. Она смеялась, выглядела абсолютно счастливой и беззаботной. На ней было новое платье, в руке — бокал с каким-то ярким напитком. Никаких следов «проблем жизни и смерти». Никакой тени отчаяния. Просто чистое, незамутненное счастье. Подпись под фото гласила: «Мечты сбываются! Спасибо лучшему брату на свете за поддержку!»
Я смотрела на эту фотографию, и мир вокруг меня поплыл. Воздуха не хватало. Шум в ушах. Я увеличила изображение. Вот она, его «страдающая» сестра. А вот и «проблемы». Сверкающие, лакированные, стоящие несколько миллионов. Я почувствовала, как внутри меня что-то обрывается. Ледяной холод сковал все тело. Это была не просто ложь. Это было предательство. Циничное, жестокое, продуманное. Они оба врали мне. Он — мой муж, и она — его сестра. Они играли со мной. С нашей жизнью. С нашей мечтой.
Я дождалась его возвращения с работы. Внутри меня бушевала буря, но внешне я была абсолютно спокойна. Это было самое страшное спокойствие в моей жизни. Спокойствие человека, которому больше нечего терять. Он вошел, как обычно, с уставшим и озабоченным видом, поцеловал меня в щеку.
— Устала? — спросил он.
— Нет, — ответила я ровным голосом. — Ждала тебя. Нам нужно поговорить.
Мы сели на диван в гостиной. Той самой, где мы так недавно мечтали о будущем.
— Как Карина? — спросила я, глядя ему прямо в глаза.
— Борется, — вздохнул он. — Тяжело ей. Но мы справимся.
— Да? Борется? — я протянула ему свой телефон с открытой фотографией. — Похоже, она неплохо справляется. Прямо в автосалоне.
Дима впился взглядом в экран. Его лицо стало белым как полотно. Он несколько секунд молчал, судорожно пытаясь придумать новое вранье.
— Это… это старая фотография, — выдавил он.
— Она выложена два дня назад, Дима. Подписана благодарностью тебе. За «поддержку». Так в чем заключалась поддержка? В покупке платья для фотосессии?
Он молчал. Смотрел в пол.
— Открой приложение банка, — сказала я ледяным голосом.
— Аня, не надо…
— Открой. Прямо сейчас. При мне.
Он медленно достал свой телефон, его пальцы не слушались. Он что-то нажимал, тянул время. Я не выдержала, снова открыла приложение на своем. Страница загружалась целую вечность. И вот… ноль. Нет, не совсем ноль. На счете болталось что-то около трех тысяч рублей. Остатки. Все, что осталось от нашей десятилетней мечты.
Сумма, которой мы так гордились, — пятьсот тысяч — просто испарилась.
В ушах звенело. Я подняла на него глаза. В них больше не было ни любви, ни жалости. Только пустота.
— Где деньги, Дима?
Он сжался. Он выглядел как жалкий, пойманный на лжи школьник. И тогда он сказал это. Фразу, которая сожгла все мосты, все надежды, все наше прошлое.
— Я перевел их Карине, — прошептал он, не смея поднять на меня взгляд. — Я просто не в силах отказать своей дорогой сестренке.
В комнате повисла тишина. Тяжелая, вязкая.
— Все? — мой голос был чужим. — Все пятьсот тысяч? На что? На ее очередную «проблему»?
Он наконец поднял голову. В его глазах стояли слезы. Слезы жалости к себе.
— Она сказала, что это ее единственный шанс. У ее нового парня… ему нужна была машина. Престижная. Для статуса. Она говорила, что если она поможет ему, он на ней женится. Что это инвестиция в ее будущее счастье. Она плакала, умоляла, говорила, что без этого ее жизнь будет разрушена, что ее унизят… Я не мог… я не смог отказать.
Я слушала его и не верила своим ушам. Не операция. Не долг. Не крыша над головой. Машина. Машина для нового ухажера сестры. Наша квартира, наше будущее, наши десять лет жизни — все это было обменяно на кусок железа для совершенно чужого человека. Чтобы Карина не чувствовала себя «униженной». А я? Как должна была чувствовать себя я?
В тот момент я ничего не почувствовала. Ни гнева, ни обиды. Только оглушающую пустоту. Будто из меня вынули душу. Я молча встала и пошла в спальню. Механически достала с антресолей дорожную сумку и начала бросать в нее свои вещи. Зубную щетку, пару футболок, джинсы, зарядку для телефона. Дима вбежал следом.
— Аня, что ты делаешь? Постой! Не уходи! Мы все вернем! Мы заработаем еще! Это ошибка, я был неправ!
Я даже не смотрела на него. Его слова были просто фоновым шумом, как дождь за окном. Я застегнула молнию на сумке и пошла к выходу.
— Куда ты? Ночью? Пожалуйста, давай поговорим! — он схватил меня за руку.
Я остановилась и посмотрела на него. Впервые за этот вечер по-настоящему посмотрела. И увидела перед собой не любимого мужчину, а чужого, слабого, жалкого человека.
— Отпусти, — сказала я тихо.
Он разжал пальцы.
Я вышла из квартиры, в которой мы прожили столько лет, и даже не оглянулась. На улице было холодно. Я достала телефон и, сама не зная зачем, набрала номер Карины. Она ответила почти сразу, ее голос был веселым и беззаботным.
— Алло?
— Это Аня, — сказала я.
В трубке на секунду повисла тишина.
— А, да. Привет. Что-то случилось? Дима с тобой?
— Нет. Я просто хотела тебя поздравить. С покупкой. Надеюсь, ты счастлива. Ты получила то, что хотела.
Ее голос стал холодным и колючим.
— В каком смысле?
— В прямом. Вы с братом уничтожили нашу семью и наше будущее. Я просто хотела услышать, стоило ли оно того.
И тут она рассмеялась. Тихим, ядовитым смехом.
— Слушай, Аня. Не делай драму. Деньги — дело наживное. Вы еще накопите. А Дима — мой брат. И он всегда будет помогать своей семье в первую очередь. Ты должна была это понимать, когда выходила за него замуж.
Я нажала отбой. Слова застряли у меня в горле. Семья. Вот оно что. Я никогда не была для них семьей. Я была просто временным ресурсом рядом с их драгоценным Димой. Приложением. Я позвонила его матери. В какой-то наивной, отчаянной надежде на то, что она, как женщина, как мать, меня поймет. Я, сбиваясь и задыхаясь, рассказала ей все. Про квартиру, про деньги, про машину для ухажера. Она выслушала меня молча.
— Анечка, — сказала она наконец своим вкрадчивым голосом. — Ну что же ты так убиваешься. Дима любит сестру. Кариночка у нас девочка ранимая, тонкой душевной организации. Ей нужно помогать, оберегать ее. А ты женщина сильная, я же знаю. Ты справишься. И деньги — это пыль. Главное, чтобы в семье был мир.
В этот момент я поняла всё. Это была не просто выходка Карины и слабость Димы. Это была целая система. Больная, токсичная семейная система, в которой все потакали капризам одного идола, принося в жертву жизни и мечты других. И я в этой системе была просто посторонней. Чужим элементом.
Я сняла крошечную комнату на окраине города. Скрипучая кровать, старый шкаф, маленький столик у окна. После нашей уютной квартиры это место казалось мне тюремной камерой. Первые недели были сущим адом. Я почти не спала, не ела. Просто лежала и смотрела в потолок, прокручивая в голове снова и снова тот вечер. Каждое его слово, каждый мой неверный шаг, каждый знак, который я пропустила. Боль была почти физической. Казалось, она никогда не уйдет. Дима звонил, писал, умолял о встрече. Я не отвечала. Мне нечего было ему сказать.
Прошло несколько месяцев. Боль постепенно утихла, сменившись тупой, ноющей тоской. Я нашла вторую работу, чтобы как-то сводить концы с концами. Уставала так, что вечером падала без сил. И это спасало. Времени на самокопание просто не оставалось. Я начала понемногу приходить в себя, дышать. Я поняла, что потеряла не просто деньги. Я потеряла десять лет иллюзий. Я жила с человеком, которого, как оказалось, совсем не знала. Я любила образ, который сама себе придумала. А реальный Дима был совсем другим.
Однажды, возвращаясь с работы, я увидела их. У входа в дорогой ресторан стояла та самая блестящая машина. Из нее вышли Дима и Карина. Они смеялись. Карина выглядела как королева, в новом дорогом пальто. Дима смотрел на нее с обожанием. С тем самым взглядом, с которым он когда-то смотрел на меня. В этот момент я ничего не почувствовала. Ни злости, ни ревности. Только холодное, ясное понимание. Я свободна. Я больше не часть их игры. Я больше не ресурс для достижения счастья его «дорогой сестренки».
Путь к моему собственному, отдельному будущему будет долгим и трудным. Мне придется начинать все с нуля, с тех самых трех тысяч, что остались на счете. У меня больше нет мечты о большой квартире в парке. Но у меня есть кое-что поважнее. У меня есть я. И осознание того, что самая дорогая инвестиция — это инвестиция в собственное достоинство и самоуважение. И этот урок, хоть и стоил мне всего, что у меня было, оказался бесценным.