Мы были вместе пять лет, и эти утренние ритуалы стали для меня символом стабильности, нашего маленького уютного мира. Катя порхала по кухне в своем шелковом халате, идеальная, как сошедшая с обложки глянцевого журнала. Идеальная прическа, легкий макияж даже в семь утра, улыбка, которая, как мне казалось, была предназначена только для меня.
— Доброе утро, соня, — пропела она, ставя передо мной чашку с дымящимся напитком и тарелку с сырниками. — Я сегодня задержусь. У нас в офисе небольшой корпоратив, день рождения финансового директора. Буду не поздно.
— Хорошо, — кивнул я, отпивая кофе. — Просто напиши, как соберешься домой, я за тобой заеду.
Она благодарно улыбнулась. Эта улыбка всегда обезоруживала меня. За пять лет я научился читать ее по глазам, по малейшему изгибу губ. По крайней мере, я так думал.
Весь день прошел в какой-то приятной суете. Я наконец-то закончил большой проект на работе, получил премию и почти сразу же потратил ее. Не на себя. Не на нас с Катей. Я купил маме путевку. Это была моя давняя мечта — отправить ее в хороший санаторий на море. Она всю жизнь проработала на двух работах, поднимая меня в одиночку, и никогда не видела ничего, кроме нашего серого промышленного города. Когда я вручил ей конверт с билетами и бронью, она сначала не поверила. А потом заплакала. Тихо, беззвучно, просто слезы катились по ее морщинкам. Эти слезы стоили для меня всего на свете. Я чувствовал себя самым счастливым человеком на земле, потому что смог подарить ей эту радость. Я сделал что-то по-настоящему важное. Что-то настоящее.
Катя знала о моем плане. Она даже поддержала меня, когда я только поделился с ней этой идеей несколько месяцев назад. «Конечно, милый, твоя мама это заслужила. Она у тебя золотой человек», — говорила она тогда. И я был ей благодарен за понимание. Наша семья, как мне казалось, строилась именно на этом — на взаимной поддержке, на общих ценностях.
Я вернулся домой вечером в приподнятом настроении. Приготовил легкий ужин, включил тихую музыку, сел на диван с книгой в ожидании сообщения от Кати. Мы давно мечтали съездить в отпуск к морю, но все как-то откладывали. То работа, то ремонт, то еще что-то. А сейчас, когда я закрыл большой проект, у меня освобождалось целых три недели. Деньги, правда, ушли на мамину поездку, но ведь у Кати были свои сбережения, к тому же она хорошо зарабатывала. Мы же команда. Мы вместе решим этот вопрос.
Я уже представлял, как мы будем гулять по набережной, есть фрукты, загорать. Я хотел увезти нас подальше от этой городской суеты, посвятить время только друг другу. Эта мысль грела меня изнутри.
Ближе к десяти вечера я решил сам ей позвонить. Она ответила не сразу, на фоне играла громкая музыка и слышались чужие голоса.
— Привет, котенок! Ну как ты? Скоро домой? — спросил я весело.
— Ой, привет! — ее голос звучал немного напряженно. — Тут так шумно. Слушай, я, наверное, еще на часик задержусь. Мы тут с девочками разговорились. Не жди меня, ложись спать.
— Да я не сплю. Давай я просто подъеду через час и подожду тебя в машине, чтобы ты такси не искала.
В трубке на секунду повисла тишина.
— Не надо, Андрей, — сказала она как-то слишком резко. — Не усложняй. Я сама доберусь. Все, пока, мне неудобно говорить.
И она повесила трубку. Я остался сидеть в тишине, нарушаемой лишь тихой музыкой. Что-то в ее тоне меня царапнуло. Эта холодная нотка, это раздражение в голосе. Не усложняй? Я просто хотел проявить заботу. Я списал все на усталость и шумную компанию. Но внутри поселилось какое-то неприятное, липкое чувство. Будто на идеально чистую скатерть капнули чем-то грязным.
Я ждал ее. Час, потом второй. Она приехала только к часу ночи на такси. Вошла в квартиру тихая, на цыпочках, думая, что я сплю. От нее пахло чужими духами и чем-то еще, незнакомым. Она быстро проскользнула в ванную. Я сделал вид, что сплю, но слушал каждый шорох. Я не стал ничего спрашивать. Решил, что утро вечера мудренее. На следующий день, за завтраком, я решил вернуться к нашему разговору об отпуске. Я был полон энтузиазма.
— Катюш, я тут подумал... У меня сейчас будет три свободных недели. Давай махнем куда-нибудь? На море, как мы хотели. Представляешь, только ты и я. Я посмотрел, есть отличные горящие туры.
Она медленно подняла на меня глаза. В них не было и тени радости. Только холодная, расчетливая усталость.
— Андрей, ты серьезно? — спросила она ровным голосом.
— Абсолютно! — улыбнулся я. — Мы так давно об этом мечтали.
Она отложила вилку и посмотрела на меня в упор. Ее взгляд был как удар под дых.
— А на какие, интересно, деньги ты собрался ехать? Ты же все до копейки спустил на поездку для своей мамы. Или ты хочешь, чтобы я за все платила? Чтобы ты поехал в отпуск за мой счет? Этому не бывать, — отрезала Катя.
Ее слова повисли в воздухе, звенящие и острые, как осколки стекла. Я смотрел на нее и не узнавал. Это была не моя Катя. Не та женщина, которая говорила, что моя мама — золотой человек. Это был чужой, безжалостный человек, сидящий напротив меня за нашим кухонным столом. И в этот момент я понял, что трещина, появившаяся вчера, была гораздо глубже, чем мне казалось.
С того разговора наш идеальный мир начал рушиться. Не сразу, а медленно, по кирпичику. Катя вела себя так, будто ничего особенного не произошло. Она просто закрыла тему, и все. Но я не мог. Ее слова застряли у меня в голове, как заноза. «За мой счет?» Разве у нас были «мои» и «твои» деньги? Я думал, у нас все общее. Общая жизнь, общие мечты, общий бюджет...
Я пытался вернуться к этому разговору через пару дней. Подошел к ней вечером, когда она сидела на диване, листая что-то в своем телефоне.
— Кать, давай поговорим. Я не понимаю, что происходит. Дело ведь не в деньгах, правда?
Она даже не подняла на меня глаз.
— Андрей, я все сказала. У меня сейчас нет свободных средств на развлечения. У нас ипотека, машина, да и вообще, нужно быть реалистами. Твоя мама отдыхает, и слава богу. А мы отдохнем как-нибудь в другой раз.
«Развлечения». Она назвала наш совместный отпуск, нашу мечту, развлечением. А поездку для моей мамы, которая сорок лет не видела моря, — пустой тратой денег.
Я заметил, что она стала еще более скрытной со своим телефоном. Раньше он мог спокойно лежать на столе экраном вверх. Теперь — всегда экраном вниз. Если я заходил в комнату, когда она переписывалась, она судорожно блокировала экран или переворачивала его. Она стала брать его с собой даже в ванную. Когда я однажды в шутку спросил, с кем она там так секретничает, она вспыхнула.
— Перестань вести себя как параноик! Это по работе! У меня важный проект, я должна быть на связи двадцать четыре на семь!
Проект. Да, она стала все чаще говорить о работе. «Завал», «дедлайн», «совещание до позднего вечера». Она возвращалась домой вымотанной, почти не разговаривала со мной, утыкалась в ноутбук или телефон и быстро засыпала. Я чувствовал себя призраком в собственном доме. Я готовил ужин, который она едва пробовала. Я пытался заговорить, но натыкался на стену усталости и раздражения.
Однажды я заехал к ней на работу без предупреждения. Хотел сделать сюрприз, забрать ее и поужинать где-нибудь. Я подошел к ресепшену и спросил ее. Милая девушка-секретарь удивленно посмотрела на меня.
— Екатерины Игоревны? А она уехала еще два часа назад. Сказала, у нее встреча в центре.
Встреча в центре? А мне она полчаса назад написала сообщение: «Завал, буду не раньше десяти, даже не думай меня ждать».
Я стоял посреди гудящего офисного холла и чувствовал, как земля уходит у меня из-под ног. Я сел в машину и просто смотрел в одну точку. Куда она поехала? Какая встреча? Почему она мне соврала? Внутри меня боролись два чувства. Первое — доверие, которое я питал к ней все эти годы. Оно шептало: «Наверняка есть логичное объяснение. Она не хотела тебя беспокоить. Это связано с ее супер-важным проектом». А второе было чем-то новым, холодным и колючим. Это было подозрение. Оно говорило: «Тебя водят за нос, дурак. Открой глаза».
Я поехал домой. Я не знал, что делать. Устроить скандал? Предъявить ей ложь? Но что я скажу? «Секретарь сказала, что ты ушла раньше»? Она бы нашла тысячу оправданий. Сказала бы, что встреча была конфиденциальной, что это сюрприз для меня, что я ее преследую и не доверяю ей. И в итоге виноватым снова оказался бы я.
Но теперь я начал замечать детали. Мелочи, на которые раньше не обращал внимания. Например, новые дорогие духи на ее туалетном столике. Я точно знал, что не дарил их, а сама она бы не стала покупать такой дорогой парфюм, ведь «денег нет на развлечения». На мой вопрос она небрежно бросила:
— Это премия. За успешный этап проекта. Небольшой бонус.
Бонус? Месяц назад она говорила, что все премии в их компании заморозили до конца года.
Потом — новая сумочка известного бренда. Потом — сертификат в элитный спа-салон, который я случайно увидел у нее в кошельке, когда она просила меня достать оттуда дисконтную карту в супермаркете. Она жила какой-то другой, параллельной жизнью, о которой я ничего не знал. Жизнью, в которой были деньги на дорогие вещи и спа, но не было денег на наш совместный отпуск.
Самым странным был случай с ее подругой Олей. В субботу Катя сказала, что идет к ней на день рождения. Ушла нарядная, с большим букетом цветов. Я спокойно провел вечер дома, даже не волновался. А в понедельник я случайно столкнулся с мужем Оли в магазине.
— Привет, Андрей! Как жизнь? — спросил он.
— Привет! Нормально. Как Оля, как отметили день рождения? Катя говорила, было весело.
Он удивленно на меня посмотрел.
— Какой день рождения? У Оли день рождения в августе. Да и они с детьми все выходные у тещи на даче были, только сегодня утром вернулись.
Я почувствовал, как по спине пробежал холодок. Я что-то пробормотал в ответ, не помню что, и поспешил уйти. Я шел по улице и не видел ничего вокруг. Ложь. Еще одна ложь. Наглая, продуманная, с букетом цветов в качестве реквизита. Куда она ходила? С кем она отмечала несуществующий день рождения?
С каждым днем пропасть между нами росла. Мы жили в одной квартире, спали в одной кровати, но были бесконечно далеки друг от друга. Я смотрел на нее, когда она спала, и пытался понять, кто этот человек рядом со мной. Где та девушка, в которую я влюбился? Та, что смеялась над моими шутками, держала меня за руку и говорила, что мы будем вместе всегда. Куда она исчезла? Или ее никогда и не было? Может быть, я сам ее выдумал? Может, я просто любил образ, который сам себе нарисовал, а она просто умело ему подыгрывала все это время?
Я перестал что-либо спрашивать. Я просто наблюдал. Я превратился в молчаливого детектива в собственном доме. Каждое ее слово, каждый жест я рассматривал под микроскопом. Это было мучительно. Я чувствовал себя униженным, обманутым, но я должен был докопаться до правды. И я уже понимал, что эта правда мне не понравится. Я боялся ее, но жить во лжи было еще страшнее.
И вот однажды вечером она объявила:
— Милый, меня отправляют в командировку на следующей неделе. На пять дней. В Сочи. Там будет большая отраслевая конференция.
Она сказала это так буднично, между делом, намазывая масло на хлеб. Но я услышал в ее голосе фальшивую нотку.
— Одна? — спросил я, стараясь, чтобы мой голос звучал ровно.
— Ну да, от нашего отдела только я еду. Это очень важно для моей карьеры.
Конференция. В Сочи. В разгар бархатного сезона. Как удобно.
Во мне все похолодело. Это была кульминация ее лжи, я это чувствовал. И я решил, что больше не могу быть пассивным наблюдателем. Я должен был узнать правду, какой бы она ни была.
Развязка наступила внезапно и буднично, как это часто бывает в жизни. Через два дня после объявления о «командировке» Катя была дома. Она собиралась куда-то вечером, сказала, что на прощальный ужин с коллегой, которая увольняется. Она уже стояла в коридоре, надевая туфли, когда ей позвонили. Я слышал обрывки фраз. «Да, помню... СНИЛС... Ой, я не помню номер наизусть, он где-то в документах». Она повернулась ко мне, на ее лице была маска деловой озабоченности.
— Андрей, слушай, выручи, пожалуйста. Мне срочно нужен номер моего СНИЛС, а я опаздываю. Он лежит где-то в ящике письменного стола, в синей папке с документами. Можешь найти и скинуть мне сообщением? Пожалуйста-пожалуйста!
— Конечно, — ответил я спокойно, а у самого сердце заколотилось как бешеное. Её письменный стол. Запретная территория, к которой я не прикасался годами.
Она ушла, и в квартире стало тихо. Я подошел к ее столу. Руки немного дрожали. Я выдвинул верхний ящик. Куча бумаг, старые блокноты, квитанции... Вот она, синяя папка. Я открыл ее, быстро нашел нужный документ, сфотографировал и отправил ей. Дело сделано. Но я не мог задвинуть ящик. Что-то заставило меня заглянуть глубже. Не надо, Андрей. Это ее личное. Не опускайся до этого. Но я уже не мог остановиться.
За синей папкой лежала другая, новая, из дорогого тисненого картона, серого цвета. На ней не было никаких надписей. Просто стильная, дорогая папка. Я никогда ее раньше не видел. Любопытство пересилило все доводы разума. Я достал ее. Она была тяжелее, чем казалось. Я открыл.
Первое, что я увидел, были распечатанные электронные билеты на самолет. Москва — Лиссабон. И обратно. На следующую неделю. Даты точь-в-точь совпадали с ее «конференцией в Сочи». В билетах было два пассажира. Первым значилась «Екатерина Вольская». Моя жена. Я замер, вчитываясь во вторую фамилию. Может, это ее коллега, подруга? Но нет. Второе имя было мужским. Игорь Владимирович. Это была фамилия ее начальника. Того самого, на чей «день рождения» она ходила.
Воздух вышел из моих легких. Я оперся о стол, чтобы не упасть. Комната поплыла перед глазами. Лиссабон. Не Сочи. С начальником. Не одна.
Я заставил себя смотреть дальше. Под билетами лежала бронь отеля. Пятизвездочный отель с видом на океан. Номер — «люкс для новобрачных». На две персоны. Оплачен на десять дней, а не на пять.
И тут я увидел то, что окончательно меня добило. На самом дне папки лежала распечатка из банка. Выписка по счету, о существовании которого я не имел ни малейшего понятия. На этот счет три месяца назад была переведена крупная сумма с нашего общего накопительного счета. Та самая сумма, которая, по словам Кати, «ушла на непредвиденный ремонт машины и помощь ее родителям». С этого тайного счета и были оплачены билеты в Лиссабон и роскошный отель.
Я сидел на полу, прислонившись к столу, и беззвучно смеялся. Смех был похож на кашель. Все сошлось. Все кусочки пазла встали на свои места, образовав уродливую, отвратительную картину. Ложь про деньги. Ложь про работу. Ложь про подруг. Ложь про командировку. Вся наша жизнь, все пять лет, показались мне одной сплошной ложью. А я... я был просто удобной ширмой. Наивный муж, который оплачивает ипотеку и отправляет свою маму в санаторий, пока его жена строит другую, настоящую жизнь с другим мужчиной. Фраза, брошенная ею за завтраком, прозвучала в моей голове с новой, чудовищной силой: «Ты хочешь поехать в отпуск за мой счет? Этому не бывать». Конечно. Ведь ее «счет» уже был распланирован. И в этих планах мне места не было.
Я сидел так, наверное, час. В полной тишине и темноте. Я не плакал. Внутри была только выжженная пустыня. Когда я услышал, как в замке поворачивается ключ, я встал. Я включил свет в гостиной и положил серую папку на журнальный столик. Раскрытой.
Катя вошла веселая, раскрасневшаяся.
— Ой, ты не спишь? Спасибо за номер, очень выручил! — прощебетала она и осеклась, увидев мое лицо. А потом ее взгляд упал на столик.
Я никогда не забуду, как ее лицо изменилось в ту секунду. Сначала — недоумение. Потом — узнавание. И потом — ужас. Паника животного, попавшего в капкан. Вся краска схлынула с ее щек, улыбка застыла и сползла.
— Это... это не то, что ты думаешь, — пролепетала она, и голос ее дрогнул. — Это... это сюрприз! Я хотела сделать нам сюрприз...
Сюрприз? С именем твоего начальника в билете? В люксе для новобрачных?
— Не надо, Катя, — сказал я тихо. Голос был чужим, глухим. — Просто не надо больше врать.
Она начала плакать. Говорить что-то бессвязное про то, что это ошибка, что она все объяснит. Но я ее уже не слушал. Я молча пошел в спальню, достал с антресолей дорожную сумку и начал бросать в нее свои вещи. Футболки, джинсы, зубная щетка. Она вбежала за мной, вцепилась мне в руку.
— Андрей, постой! Не уходи! Я все исправлю!
— Как? — я впервые посмотрел ей в глаза. — Как ты это исправишь, Катя? Ты отменишь билеты в Лиссабон? Вернешь деньги на наш счет? А как ты исправишь эти годы лжи? Расскажи, мне интересно.
И тут она сломалась. Ее истерика сменилась злой усталостью.
— Да, я еду с ним! — выкрикнула она. — Еду! Потому что он ценит меня! Он дарит мне подарки, он возит меня по миру, он видит во мне женщину! А ты? Что можешь дать мне ты, кроме своей мамы в санатории?
Это был последний гвоздь. Я застегнул молнию на сумке и пошел к выходу. Она что-то кричала мне в спину, но слова уже не имели значения. Я вышел из квартиры, в которой мы были так счастливы, и закрыл за собой дверь. Навсегда. На следующий день мне позвонил незнакомый номер. Я ответил. Это была мама Кати. Я приготовился к потоку упреков, к защите дочери. Но услышал тихое, виноватое:
— Андрюша, здравствуй. Я все знаю. Прости ее, дуру. Не держи зла. Она вся в отца. Тот тоже за красивой жизнью гнался, а семью не ценил. Я всегда знала, что ты для нее слишком хороший.
Я ничего не ответил, просто молча слушал. Это было самое неожиданное и самое нужное, что я мог услышать в тот момент. Я не был один в своем горе.
Я уехал к себе на старую квартиру, которая осталась от бабушки и которую я сдавал все эти годы. Пыльная, пустая, но моя. В ней не пахло ее духами, и со стен на меня не смотрели наши счастливые фотографии. Тишина здесь была честной, а не лживой. Первые дни я просто сидел у окна и смотрел на улицу. Внутри была пустота. Не боль, не злость, а именно пустота, будто из меня вынули что-то важное, оставив рваную дыру.
А потом мне пришло сообщение от мамы. Это была фотография: она стоит на берегу моря, щурится от солнца и улыбается. Так счастливо, так беззаботно, как я не видел ее много-много лет. И подпись: «Сынок, спасибо тебе. Я здесь по-настоящему счастлива. Впервые за столько лет».
Я смотрел на эту фотографию и вдруг понял. Я ничего не потерял. Деньги, которые Катя назвала «спущенными», были лучшей инвестицией в моей жизни. Они подарили неподдельную радость самому близкому мне человеку. И они же, пусть и косвенно, вскрыли тот гнойник лжи, в котором я жил. Я потерял иллюзию, красивую обертку, за которой не было ничего. А взамен получил свободу. Свободу быть собой, свободу от вечных подозрений и унижений. Поездка в Лиссабон, которой я лишился, показалась мне такой мелкой и ничтожной по сравнению с этим. Я взял свой телефон, нашел в контактах номер «Любимая» и долго смотрел на него. А потом нажал «удалить». И впервые за долгое время почувствовал не пустоту, а покой.