Глава 11. Снайпер Алия
Пока ефрейтор Молдагулова, снайпер Лия, вгрызалась в мёрзлую землю Северо-Западного фронта, превращая имена врагов в сухие строчки личного счёта, её искал человек.
Майор Абубакир Молдагулов, её дядя, её спаситель, её названный отец, не находил себе места.
Тот самый клочок бумаги, вручённый Сапурой на ленинградском вокзале, жёг не просто карман гимнастёрки. Он огнём опалял душу. Короткая детская клятва: «Дядя, я вернусь с победой».
Абубакир, кадровый военный, прошедший уже не одно пекло, не мог простить себе тот день. Он, майор, был тогда за тысячи километров, в Ташкенте, не мог быть на том перроне, чтобы схватить ее за руку. Он пытался управлять судьбой семьи через сухие строчки телеграмм. Приказал жене уезжать, он умолял друга Алексея: «ни в коем случае не оставляй Алию».
И они не смогли.
Тяжкое чувство вины точило его изнутри, словно ржавчина. Это ведь он, Абубакир, когда-то вырвал её, восьмилетнюю кроху, из ледяных лап голодной казахской степи в тридцать третьем.
Дал ей свою фамилию как оберег. Привёз в Ленинград, в мирную, сытую жизнь, а потом… своими же руками отдал в интернат.
И не сберёг.
Служба мотала майора по тыловым штабам, но все мысли его были там, в осаждённом городе. Он писал запросы. Десятки официальных запросов, отстуканных на машинке: «Молдагулова Алия Нурмухамбетовна, 1925 г.р., воспитанница детского дома № 46…»
Зимой сорок второго, когда кольцо блокады ещё не было прорвано, пришёл ответ, заставивший его седое сердце на миг остановиться: «Эвакуирована. Март 1942. Село Вятское, Ярославская область».
ЖИВА.
Абубакир, не стыдясь, плакал, чего не делал с самого детства. Жива. В глубоком тылу. Значит, спасена.
Он тут же, дрожащими руками, написал новый запрос. В Вятское. В Рыбинск, куда, как он выяснил, племянницу направили на учёбу.
Ответ пришёл, как удар прикладом в грудь: «Отчислена из Рыбинского авиационного техникума 21 декабря 1942 года в связи с уходом на фронт».
— ДУРА! — прорычал тогда Абубакир в своей холодной землянке, с такой силой ударив кулаком по столу, что подпрыгнула латунная гильза-пепельница. — Упрямая! Какого чёрта! КУДА?!
Поиски начались снова. Теперь — по военным эшелонам, по спискам новобранцев, по всей необъятной стране, охваченной войной.
В феврале сорок третьего, пользуясь служебной командировкой, майор Молдагулов добрался до подмосковных Вешняков. Нашёл ту самую Центральную женскую школу снайперской подготовки.
Он буквально ворвался в штабной барак, пахнущий морозом, махоркой и едва уловимым ароматом женских духов.
— Майор Молдагулов. Ищу курсанта. Алию Молдагулову.
Начальник школы, уставшая женщина в лейтенантских погонах с потухшими глазами, долго перебирала пожелтевшие от времени списки.
— Была такая, товарищ майор. Молдагулова. Из Ленинграда. Очень упрямая девочка.
— ГДЕ ОНА?! — Абубакир вцепился в шершавый край стола, боясь услышать приговор.
— Опоздали вы, — устало вздохнула лейтенант. — Был ускоренный выпуск. Их группу уже перевели.
— КУДА?!
— Приказ. На Северо-Западный фронт. Куда точно — не могу знать. Военная тайна.
Первая поездка окончилась ничем. Майор вернулся к себе, почерневший от горя. На фронте. Его девочка, его «ботаканым» (верблюжонок), как он звал её в далёком детстве, — на самой передовой.
Новая возможность представилась только в мае.
Снова командировка. Снова путь лежал через узловые станции. И вот — Ярославская железная дорога. Небольшая станция с мирным названием Амур.
Это был не вокзал. Это был бурлящий котёл войны, типичный фронтовой муравейник. Десятки эшелонов, забитых техникой, людьми, ящиками с боеприпасами.
Горький дым паровозов, крепкий солдатский мат, запах угля, свежего хлеба и госпиталя, развёрнутого прямо в здании вокзала. Оттуда тянуло карболкой и бедой.
Солдаты спали прямо на шпалах, подложив под головы вещмешки. Юные медсёстры, сбиваясь с ног, тащили бесконечные носилки из санитарного поезда. А в дальнем тупике кто-то тихо и тоскливо пробовал гармонь.
У майора Молдагулова было несколько часов до своего поезда на Москву. Он уже ни на что не надеялся. Просто шёл по перрону, механически проверяя документы у патрулей, вглядываясь в тысячи чужих лиц.
И в этот момент на соседний путь, шипя и лязгая, вполз очередной «телятник» — эшелон с пополнением. Двери-засовы с грохотом отодвинулись, и на серую платформу посыпались бойцы.
Это были девчонки.
Юные, почти дети, в пыльных, мешковатых гимнастёрках, в пилотках, сбившихся набекрень. С винтовками за спиной, которые казались больше и тяжелее их самих. Снайперы.
Абубакир остановился как вкопанный. Он смотрел на них с щемящей отцовской тоской. Такие же, как его Лия.
— Строиться! Четвёртая рота! Живо! — надрывался хриплый голос старшины.
Девушки, смеясь и переругиваясь, неумело падали в строй.
И вдруг одна из них, самая маленькая, худенькая, темноволосая, обернулась, чтобы крикнуть что-то подруге.
Майор Абубакир Молдагулов застыл. Он перестал дышать.
Эти скулы. Этот упрямый, гордый разрез чуть раскосых глаз. Этот звонкий смех, хоть и огрубевший от фронтовой жизни, но всё равно ЕЁ.
— Лия?.. — выдохнул он одними губами.
Слово утонуло в оглушительном гудке паровоза.
— ЛИЯ! — закричал он что было мочи, уже не веря в реальность происходящего, срывая голос.
Девушка-снайпер вздрогнула и резко обернулась на крик. Её глаза, привыкшие к холодной оптике прицела, к выслеживанию цели, наткнулись на лицо майора. Она смотрела секунду. Две. И узнала.
— Дядя?!
Этот крик перекрыл и лязг металла, и ругань старшины, и шум вокзала.
Они побежали навстречу друг другу. Абубакир, рослый, сильный мужчина в добротной майорской шинели, и Алия, восемнадцатилетняя девушка-ефрейтор в стоптанных сапогах. Они столкнулись посреди перрона, посреди войны, посреди всего этого грохочущего хаоса.
— Лия! Ботаканым! — шептал он, обнимая её хрупкие, острые плечи. — Верблюжонок мой… Нашёл… Живая… Господи, живая…
Алия, снайпер Алия, «охотница», «гроза фрицев», вцепилась в его колючую шинель и впервые за два года войны зарыдала. Не от горя. Не от страха. От невозможного, оглушительного счастья.
Она плакала, как та восьмилетняя девочка, которую Абубакир когда-то нашёл в степи, потерявшую всех. Она нашла своего отца.
— Дядя… Дядя Абубакир… Родной…
Они стояли так, наверное, целую вечность, и весь огромный вокзал, со всей его суетой, перестал для них существовать. Солдаты, видевшие эту сцену, замолкали и уважительно обходили их стороной.
— Всё. Всё, девочка моя. Хватит, — Абубакир осторожно отстранил племянницу. Он жадно вглядывался в её лицо. Исхудавшее, обветренное, но такое родное. И живое. — Ты как… как ты здесь оказалась?
— Я… я воюю, дядя, — Алия торопливо вытерла слёзы грязным рукавом гимнастёрки, мгновенно превращаясь обратно в солдата.
— «Воюешь»… — майор перевёл взгляд на орденскую планку на её груди. На именную снайперскую винтовку за спиной. Его лицо стало жёстким, как камень. — Навоевалась.
— То есть? — не поняла девушка.
— То есть — ВСЁ, — Абубакир взял её за плечо, крепко, властно. — У меня состав через час. Я уже договорился с комендантом станции. Ты едешь со мной. В тыл. К тёте Сан. К детям. В Ташкент.
Алия отшатнулась, словно от удара.
— Как… еду?
— Так. Я приехал за тобой, — голос Абубакира не терпел возражений. Это был голос майора, командира и отца в одном лице. — Ты же ещё ребёнок! Эта бойня не для тебя! Ты свой долг выполнила. Хватит.
Он говорил, а Алия смотрела на него. На своего спасителя. На единственного родного человека, которого помнила как отца. Он снова хотел её спасти. Как тогда, в голодной степи. Как тогда, на ленинградском вокзале.
Но перед ним стояла уже не та девочка. Не Ылия из аула. Не Лия-интернатская.
— Дядя… — девушка сделала шаг назад. — Я… я так скучала. По вам. По тёте. По детям… Я очень хочу домой. Но…
— Никаких «но»! — рявкнул майор. — Это приказ! Собирай свой вещмешок!
— Это не приказ, дядя.
Голос Алии стал тихим и твёрдым, как оружейная сталь.
— Я не поеду.
Абубакир замер. Он не поверил своим ушам.
— Что?..
— Я не поеду, дядя, — повторила Алия, глядя ему прямо в глаза. Уже не как племянница — дяде. А как ефрейтор — майору. — Вы меня поймите. Я не могу. Моё место здесь.
— Что ты должна?! КОМУ?! — в голосе майора слышалось отчаяние.
— Я Присягу принимала, — твёрдо произнесла девушка. — У меня к ним счёт. Личный. За Ленинград. За моих подруг. У меня здесь товарищи. Моя пара, Надя Матвеева. Я не могу их бросить.
— Лия, опомнись! Тебя же могут ранить! Пойми ты это! — он схватил её за плечи, встряхивая, словно пытаясь вернуть к разуму.
— Меня не ранило в Ленинграде. Не ранит и здесь, — упрямо повторила Алия. — Я — снайпер. Я не лезу на рожон. Я их… издалека.
— Ты упрямая девчонка! — кричал Абубакир. Он, майор, не мог справиться с этой худенькой «пигалицей». Он, отец, снова терял своего ребёнка.
— Я — солдат, дядя, — Алия осторожно высвободилась из его рук. — Война закончится — я вернусь. Я обещала в письме, помните? Я вернусь с победой.
Он смотрел на неё и видел уже не своего маленького «верблюжонка». Он видел перед собой воина. В ней была его собственная воля, его собственный несгибаемый характер.
И он, кадровый военный, понимал, что не имеет права сейчас прийти к её командиру и «забрать» бойца с фронта. Это было бы преступлением.
Алия стояла перед ним, и в её глазах была та же холодная сталь, что и в её винтовке.
— Лия… — прохрипел Абубакир. — За что мне это…
— Простите, дядя.
В этот момент завыл гудок. Эшелон майора подавали на посадку.
— Ты… — он снова обнял её, в последний раз, крепко, до хруста костей. — Ты хоть… БЕРЕГИ СЕБЯ. Слышишь? Береги… Не лезь на рожон! Ты снайпер — сиди в засаде! Не будь дурой, Лия!
— Я буду, дядя. Я буду осторожна.
Он отпустил её и, не оглядываясь, почти бегом пошёл к своему вагону. Он не мог больше смотреть на неё. Он не смог её убедить. Он снова не смог её спасти.
Алия Молдагулова осталась стоять на перроне, глотая горькие слёзы. Она смотрела вслед уходящему поезду, увозившему её дядю. Её прошлое. Её детство.
Это была их последняя встреча.
Поезд скрылся в весенней дымке. Снайпер Лия вытерла кулаком мокрые глаза. Поправила винтовку на плече.
— Молдагулова! Чего застыла?! В строй! — донёсся окрик старшины.
— Иду, товарищ старшина!
И Алия твёрдым, чеканным шагом пошла к своему эшелону, который увозил её дальше, на Северо-Западный фронт. Туда, где её ждала станция Насва и её личная, беспощадная война.
😊Спасибо вам за интерес к повести и к нашей истории.
Отдельная благодарность за ценные комментарии и поддержку — они вдохновляют двигаться дальше.