Начало
В последующие недели мысль о ритуале въелась в сознание Светланы, как упрямый червь в спелое яблоко, оставляя за собой извилистые, ядовитые ходы. Это стало навязчивой идеей, фоновым шумом, который заглушал все остальные звуки мира: голоса людей, шум города, тиканье часов и биение собственного сердца.
*****
Света сидела за рабочим столом, уставившись в монитор. Перед глазами плыли колонки цифр, но вместо того чтобы анализировать отчёты, она выстукивала пальцами по клавиатуре навязчивый ритм, будто пыталась вывести из‑под текста некое тайное заклинание. Цифры в электронных таблицах начинали плясать, расплываться, складываться в причудливые, пугающие символы. Она вздрогнула и резко провела курсором по экрану, стирая эти видения, и тут же поймала на себе взгляды коллег, сначала удивлённые, потом настороженные.
«Они видят, что я не в себе», — мелькнуло в голове.
Её недавно обретённая уверенность, та самая, что так впечатлила Таню в кофейне, начала давать трещины, как тонкий лёд. Под ним пряталось нервное, испуганное существо, которое всё труднее было удерживать под контролем.
На обеденном перерыве она зашла в туалет, заперлась в кабинке и уставилась на своё отражение в маленьком зеркальце. Глаза блестели слишком ярко, зрачки расширены, губы пересохли. Она провела рукой по волосам, пальцы дрожали.
— Всё в порядке, — прошептала она, но голос прозвучал чуждо.
****
Даже тренировки, ставшие для неё отдушиной и источником силы, превратились в отчаянную попытку убежать от самой себя. Она выкладывалась до седьмого пота, до дрожи в переутомлённых мышцах, до потемнения в глазах. Бьёт грушу, раз, другой, третий, а в голове всё то же: «А что, если?.. Всего один раз… Никто не узнает…»
В звенящей тишине душевой, под монотонный шум воды, эта мысль накрыла её с новой, удвоенной силой. Она выключила кран, вытерлась, смотря на капли, стекающие по кафелю, и снова слышала шёпот в своей голове: тихий, вкрадчивый, но настойчивый.
*****
Наташа, ставшая невольной союзницей и повивальной бабкой этого тёмного демона, наблюдала за её метаниями с загадочной отстранённостью. В её взгляде не было ни осуждения, ни поддержки, лишь холодное, любопытство. Она не поднимала тему первой, не спрашивала ни о чём, но её пристальный взгляд, задерживающийся чуть дольше обычного, беззвучно вопрошал: «Ну что? Созрела? Готова ли ты наконец заплатить за всё свою цену?»
Света чувствовала этот взгляд кожей, он буравил её спину в коридорах офиса, настигал за рабочим столом, преследовал даже в те редкие минуты, когда она пыталась сосредоточиться на отчётах. Но отвечать не спешила. Молчание Наташи действовало сильнее любых слов, оно заставляло мысли крутиться по одному и тому же замкнутому кругу.
*****
Как‑то раз, в отчаянной попытке вырваться из этого круга, Света согласилась на чашку кофе с симпатичным, улыбчивым парнем из соседнего офиса. Он был умным, смешным, с открытым лицом и смотрел на неё с неподдельным, интересом. Его глаза светились добротой, а смех звучал легко и непринуждённо.
Они сидели в уютном кафе с большими окнами, за которыми неспешно падал снег. Пар от горячего капучино поднимался к потолку, смешиваясь с мягким светом подвесных ламп. Света механически кивала, растягивала губы в подобии улыбки, отвечала на вопросы, но всё её существо, все мысли были там, в темноте.
«Свечи. Обязательно чёрные, восковые. И зеркало. Нужно найти старое, чтобы оно помнило много слёз…»
Она едва слышала, о чём говорит собеседник. Его слова доносились как сквозь вату: обрывки фраз о выходных, о планах на отпуск, о любимой книге. Света ловила себя на том, что машинально крутит в пальцах ложечку, выстукивая какой‑то несуществующий ритм, и тут же одёргивала себя, заставляя вернуться в реальность.
— Ты в порядке? — спросил парень, слегка наклонив голову. В его взгляде мелькнуло беспокойство.
— Да, конечно, — она заставила себя улыбнуться шире. — Просто немного устала.
Но усталость была не физической. Это была изматывающая, разъедающая душу усталость от бесконечной борьбы с самой собой.
******
По ночам сны стали приходить с пугающей регулярностью. Не кошмары в привычном смысле, нет криков, погонь, чудовищ из детских страхов. Вместо этого странные, будто отрепетированные видения.
Она стояла в центре абсолютно тёмной комнаты. По стенам, словно живые, медленно ползли и шевелились густые тени. И из этих самых теней на неё смотрели широко раскрытые, полные ужаса глаза и лица Николая и Татьяны. Но не злые, не торжествующие, а до жути испуганные, беспомощные. Они беззвучно открывали рты, будто пытались что‑то сказать, но слова тонули в гулкой тишине.
Света просыпалась с бешено колотящимся сердцем. В первые секунды она не могла понять, где находится: реальность и сон сливались в одно целое. Потом взгляд падал на циферблат будильника, на тусклый свет уличного фонаря, пробивающийся сквозь занавески, и она возвращалась в себя.
Но первой мыслью всегда было: «Это знак».
*****
Однажды вечером, перебирая вещи в запылённой картонной коробке, которую она так и не нашла в себе силы распаковать после переезда, Света наткнулась на что‑то знакомое до боли.
Её пальцы нащупали мягкую, потрёпанную ткань. Она вытащила старую серую футболку, с выцветшей надписью. Ту самую, в которой он любил валяться на диване по воскресеньям, читая газету.
От неё, спустя всё это время, всё ещё слабо, но ощутимо пахло им. Не тем чужим, холодным и отстранённым мужем из последнего времени их брака, а тем, старым, родным Колей, запах которого когда‑то вызывал у неё чувство дома, полной безопасности и уюта.
Сейчас этот же запах жёг её кожу, как едкая кислота и вызывал тошноту.
Она замерла, сжимая футболку в руках. Воспоминания накатили волной: тёплые воскресные утра, запах кофе, его смех, их разговоры ни о чём. Всё это теперь казалось почти нереальным, как сон, который не можешь вспомнить до конца.
Она сжала зубы так, что заныли скулы. Рука, державшая футболку, замерла на полпути к мусорному ведру, словно повисла в вязком, тягучем воздухе. Внутри всё внезапно сжалось в невыносимо болезненный комок, в котором сплелось воедино всё: и ядовитая ненависть, и душераздирающая тоска, и детская обида, застрявшая где‑то в глубине души ещё с тех времён, когда она впервые поняла, что её предали.
С почти яростным движением она швырнула футболку обратно в коробку.
Не чтобы забыть.
Не чтобы спрятать.
А чтобы сохранить.
Как трофей.
Как личную вещь обидчика.
Как самый первый и главный ингредиент.
В комнате повисла тяжёлая тишина, нарушаемая лишь тиканьем часов. Каждый удар маятника отдавался в висках, отсчитывая последние мгновения её прежней, нерешительной жизни.
Мысль о мести перестала быть просто мыслью, фантомом, призраком на краю сознания. Она обрела форму, вес, плотность. Превратилась в пугающий, но чёткий план.
Света подошла к ноутбуку и дрожащими пальцами открыла крышку, экран вспыхнул, осветив её лицо бледным светом. В строке поиска, с пылающими от стыда и азарта щеками, она набрала сухую фразу:
«Ритуал возврата зла обидчику зеркало свечи».
На экране посыпались ссылки манящие, пугающие. Она щёлкала по ним, не вникая в детали, впитывая лишь ключевые слова: «чёрные свечи», «старое зеркало», «личная вещь обидчика», «время убывающей луны».
За окном медленно сгущались сумерки. Тени в углах комнаты становились гуще, будто прислушивались, ждали. Свет от экрана дрожал на стенах. После долгих часов поисков Светлана закрыла ноутбук.
«Это не месть, — подумала она, сжимая кулаки так, что ногти впились в ладони. — Это справедливость. Они забрали у меня всё — теперь я возьму своё».