Мать стояла в дверях. Руки скрещены на груди, губы сжаты в тонкую линию. Я знала этот взгляд. Тысячу раз видела его в детстве, когда не делилась игрушками с Викой.
– Вот как ты заговорила? Родную сестру из квартиры прогнала – шипела она, и каждое слово било, как камень.
Я молчала. Что тут скажешь?
– Мам, это моя квартира. Я её купила. Сама. На свои деньги.
– Своя! – передразнила мать. – А кто тебя родил? Кто вырастил? Кто ночами не спал, когда температура?
Старая песня. Я её наизусть знала.
– Причём тут это? Вика вчера привела какого-то типа. Музыку врубили. А мне утром на работу!
– Ну и что? Молодая она ещё. Пусть развлекается.
Я усмехнулась. Вике тридцать два. Но для матери она навсегда останется "молодой". А я – вечной должницей.
Три месяца назад сестра позвонила. Голос дрожал:
– Лен, выгнали меня. Хозяйка квартиру продаёт. Можно к тебе на недельку? Пока новую найду?
Неделька превратилась в три месяца. За это время Вика не посмотрела ни одной квартиры. Зато завела привычку возвращаться под утро, оставлять грязную посуду в раковине и приводить друзей. Вчера было последней каплей.
Я пришла с работы разбитая. Проект горел, клиент психовал, голова раскалывалась. А дома... дома на диване развалился какой-то парень с бутылкой пива. Музыка гремела так, что люстра дрожала.
– Вик, ты что творишь?! – заорала я, выключая колонку.
– Лен, познакомься, это Денис. Мы...
– Мне плевать! У меня завтра презентация! Какого...
Денис хмыкнул:
– Да ладно, не шуми. Мы тихо будем.
Вот тут меня и прорвало.
– Вон отсюда! Оба! Немедленно!
Денис ушёл. Вика осталась. Села на диван и заплакала. Громко так, театрально. Я знала эти слёзы – они всегда действовали на мать.
И вот результат. Мать примчалась с утра, даже не позвонив.
– Ты бессердечная стала – продолжала она. – Карьеристка. Одинокая останешься...
– Мам, я просто хочу спать в своей квартире. Это нормально?
– Нормально! – хмыкнула она. – А сестре где жить?
– Пусть квартиру снимет! У неё же работа есть?
Пауза. Мать отвела взгляд.
– Ну... она сейчас между проектами. Фрилансер же.
Я засмеялась. Истерично как-то.
– Между проектами? Мам, она полгода "между проектами"! Она вообще работала последние два года?
– Откуда мне знать! Я не слежу за ней!
– А деньги откуда у неё? На такси, рестораны, шмотки?
Молчание. Долгое такое. И я поняла.
– Ты ей даёшь? Мам, серьёзно?
– Не твоё дело!
– Ещё как моё! Ты мне двадцать лет про пенсию рассказывала! Что еле концы сводишь! А сама...
– Она моложе! Ей нужнее!
Вот оно. Всегда так было. Вика младше на три года – значит, ей можно. Ей нужнее. Ей важнее.
Я глубоко вдохнула.
– Знаешь, что, мам? Уходи. Прямо сейчас.
Она побледнела:
– Ты что... ты меня выгоняешь?
– Ты не живёшь здесь. Поэтому не выгоняю. Просто прошу уйти.
– Лена!
– Уходи, мам. И Вике передай – у неё неделя. Найдёт квартиру или к тебе переедет. Здесь она не останется.
Мать всплеснула руками:
– Она квартиру ищет! Молодая, ей простор нужен!
Я похолодела:
– Погоди. Какую квартиру?
Она закусила губу. Поняла, что ляпнула лишнее.
– Мам. О чём ты?
– Ничего...
– Мама!
Она вздохнула:
– Ну... Вика присмотрела квартиру. Только денег не хватает на первый взнос.
Я медленно опустилась на стул. В голове складывалась картина. Противная такая, маслянистая.
– Сколько не хватает?
– Пятьсот тысяч...
– И?
– Я бы дала. Но у меня только триста есть.
– И она хочет, чтобы я добавила двести? Серьёзно?
Мать оживилась:
– Ну хоть сто пятьдесят! Лен, у тебя же есть! Ты столько зарабатываешь!
Я рассмеялась. Громко, резко. Мать испугалась:
– Ты чего?
– Понимаешь, мам... Я пять лет копила на эту квартиру.
Пять лет! Снимала комнату на окраине. Макароны ела. На работу пешком ходила, чтобы сэкономить. А Вика... Вика в это время по клубам тусовалась. Фрилансила "между проектами". И теперь хочет квартиру?
– Но ты же сестра...
– Именно! Я сестра, не банк! Не благотворительный фонд!
– Жадина! – крикнула мать. – Отец бы тебя не узнал!
Отец скончался десять лет назад. Его всегда приплетали, когда нужно было надавить мне на совесть.
– Отец – тихо сказала я, – учил меня зарабатывать самой. Помнишь? "Никто не должен, Ленка. Всё сама. Тогда никому не будешь обязана".
– Он не это имел в виду!
– Что тогда?
Мать развернулась к двери:
– Я пошла. Но запомни – когда тебе плохо будет, ко мне не приходи. Я теперь знаю, какая ты.
Дверь хлопнула. Я осталась одна. Села на подоконник. Смотрела на город. Серый ноябрь, дождь, грязь. Красота.
Телефон завибрировал. Вика.
"Ты охренела? Мать в слезах! Я тебе этого не прощу!"
Удалила сообщение. Заблокировала номер.
Странное чувство. Облегчение... и одновременно пустота. Будто что-то оборвалось внутри. Связь какая-то невидимая.
Неделя прошла быстро. Вика не объявлялась. Мать молчала.
Я работала. По вечерам читала, смотрела сериалы. Тишина в квартире стояла непривычная. Хорошая.
В пятницу позвонила тётя Галя, мамина сестра.
– Лен, ты чего натворила?
– Здравствуй, тёть Галь.
– Твоя мать места себе не находит! Говорит, ты Вику выгнала!
– Не выгнала. Попросила съехать. Это моя квартира.
– Но она же сестра!
– Тёть Галь, а ты знаешь, что Вика собралась квартиру покупать? За мой счёт?
Пауза.
– Какую квартиру?
Я рассказала. Коротко, без эмоций.
Тётя Галя долго молчала. Потом вздохнула:
– Понятно. Лен, я поговорю с твоей матерью. Она... она всегда баловала младшую. Это ещё с детства. Но ты права. Вика должна сама...
– Спасибо.
– Только не рви с матерью совсем. Она одна у тебя.
– Я не рву. Но границы должны быть.
– Умница. Держись.
Повесила трубку. На душе стало чуть легче.
А вечером в дверь позвонили.
Я замерла с чашкой чая в руках. Звонок повторился – настойчивый, длинный.
Через глазок увидела Вику.
Она стояла одна. Без сумок, без того наглого выражения лица, с которым влетала в квартиру три месяца назад. Просто стояла – в старой куртке, с красными глазами.
Я открыла дверь. Молча.
– Можно войти? – голос тихий, хриплый.
Кивнула. Отошла в сторону.
Вика прошла на кухню. Села на тот же стул, где всегда сидела. Разглядывала столешницу, будто видела её впервые.
– Хочешь чаю? – спросила я.
Она мотнула головой.
Я села напротив. Ждала.
– Я нашла квартиру – выдавила она наконец. – Снимаю. Однушку. Дыра, конечно, но... своя.
– Хорошо.
– Маме не говори, где я. Пожалуйста.
Это удивило:
– Почему?
Вика усмехнулась – криво, горько:
– Потому что она приедет. Начнёт причитать, что я в трущобе живу. Что ей стыдно. Что я позорю семью. И начнёт давить на тебя. Снова.
Я молчала. Не ожидала такого поворота.
– Лен, я... я поняла кое-что – продолжала сестра. Голос дрожал. – Я у неё была… Когда мать прибежала от тебя, она часа два ревела. А потом начала звонить знакомым. Искать, кто одолжит эти двести тысяч. Для меня. Для первого взноса на квартиру.
Вика подняла глаза – мокрые, красные:
– И я вдруг увидела это. Как она... как она использует меня. Понимаешь? Я всегда думала – это она меня любит больше. Балует. Защищает. А на самом деле...
– На самом деле что?
– На самом деле я для неё инструмент. Способ чувствовать себя нужной. Незаменимой. Вечной спасительницей. – Вика сглотнула. – А ты... ты ей не нужна была в этой роли. Потому что ты сама справлялась. Всегда. И это её бесило.
Я откинулась на спинку стула. В груди что-то сжалось.
– Когда я сказала ей, что не хочу квартиру, что сниму сама – продолжала Вика, – знаешь, что она ответила?
– Что?
– "Тоже мне, гордячка выискалась. С сестры пример берёшь". Так и сказала. С такой... злостью.
Мы сидели молча. За окном моросил дождь. Город гудел привычно – машины, голоса, чья-то музыка снизу.
– Я всю жизнь думала, что у нас с тобой разные роли – тихо сказала Вика. – Я – любимая дочка. Ты – самостоятельная, холодная. Мне можно было не стараться. Мать всё равно выручит. А ты... ты и сама справишься.
– Вика...
– Дай досказать. Пожалуйста. – Она вытерла глаза рукавом. – Мне тридцать два года. У меня нет ни профессии нормальной, ни денег, ни жилья. Зато есть мать, которая уверена, что я вечный ребёнок. И я... я сама в это поверила, Лен. Поверила, что так и должно быть. Что мне положено.
Она замолчала. Потом добавила:
– Когда ты меня выгнала... Я первый раз за десять лет почувствовала страх. Настоящий. Что никто не подстрахует. Что придётся самой. И знаешь... это оказалось полезно. Очень нужно.
Я встала. Подошла к плите, поставила чайник.
– Ты устроилась на работу? – спросила я, глядя в окно.
– Да. В маркетинговое агентство. Платят пока немного, но стабильно. И договор бессрочный.
– Молодец.
– Не молодец. Нормально. Как все люди.
Я налила два чая. Поставила перед сестрой чашку. Села обратно.
– Лен, я не прошу прощения – сказала Вика твёрдо. – Потому что понимаю – это было бы нечестно. Извиниться и продолжить как раньше. Я хочу... я хочу сказать спасибо.
– За что?
– За то, что ты оказалась сильнее меня. Смогла сказать "нет". Матери. Мне. Всей этой системе, в которой мы выросли.
В горле встал комок. Я вцепилась в горячую чашку.
– Вик, я не святая. Я просто устала.
– Знаю. И ты имела право устать.
Мы пили чай. Молча. Но это было другое молчание – не тяжёлое, не колючее. Просто... пустое пространство между двумя людьми, которым нужно заново научиться друг друга понимать.
– Мать будет давить на тебя – сказала я. – Долго ещё.
– Пусть. Я больше не маленькая.
– А если не отстанет?
Вика пожала плечами:
– Тогда приму твой урок. Скажу "нет". Может, не сразу. Может, не так красиво, как ты. Но скажу.
Она допила чай. Встала.
– Мне пора. Завтра рано вставать – презентация.
Я проводила её до двери. На пороге Вика обернулась:
– Лен... можно я иногда буду заходить? Просто так. На чай.
Я кивнула:
– Можно. Но звони заранее.
Она улыбнулась – впервые за весь вечер. Настоящей такой улыбкой, без фальши.
– Договорились.
Дверь закрылась. Я осталась одна.
Вернулась на кухню. Убрала чашки. Вытерла стол. Посмотрела на телефон – от матери ни звонка, ни сообщения. Странно. Обычно она бомбила бы весь день.
А потом поняла: Вика не сказала ей адрес. Значит, разорвала ту удушающую связь. Хотя бы частично.
Легла спать поздно. Долго смотрела в потолок.
Думала о том, как легко можно потеряться в чужих ожиданиях. Как незаметно становишься заложником роли, которую на тебя повесили.
Я – "самостоятельная", "холодная", "карьеристка".
Вика – "младшенькая", "беззащитная", "требующая опеки".
А мать – "жертва", "спасительница", "незаменимая".
И как трудно из этого выбраться. Потому что больно. Потому что рушатся привычные схемы. Потому что семья начинает воспринимать границы как предательство.
Но я сделала это. И Вика – тоже начала.
А мать... мать сделает свой выбор. Примет новые правила – или останется в обиде. Это уже не моя ответственность.
Я повернулась на бок. Закрыла глаза. За окном шумел дождь. В квартире было тихо. Тепло. Моё пространство.
И этого было достаточно.
Рекомендую:
Подписывайтесь, чтобы не пропустить следующие публикации.
Пишите комментарии 👇, ставьте лайки 👍